«Мирные намерения Советского Союза рассматривают в США как признак слабости»

На встрече с американскими конгрессменами Данте Фаселлом и Уильямом Брумфилдом

Москва, 19 апреля 1986 года

ГОРБАЧЕВ. <…> Главное — необходимо отказаться от попыток строить наши отношения на иллюзиях и предубеждениях. Мы со своей стороны провели тщательный и реалистический анализ положения в мире и роли в нем США, и мы пришли к совершенно определенному выводу: отрицая гегемонистские притязания США и претензии их на какую-то особую роль, мы в то же время признаем, что <…> у США есть законные интересы, и мы признаем роль США в международных делах, вклад американского народа в развитие мировой цивилизации и тот факт, что невозможно решить мировые проблемы, и прежде всего проблему обеспечения мира, без США. Все это мы хотим отразить в своей практической политике. Поэтому и стремимся оздоровить отношения между нашими странами, хотим достичь взаимопонимания между СССР и США, и в первую очередь — в решении вопросов, от которых зависят судьбы мира.

Как же отражается все это в сознании американских политиков? Вот как: мирные намерения Советского Союза рассматриваются как признак слабости. <…..>

Мы получили недавно информацию о том, что в американском конгрессе проведен тщательный анализ планов экономического и социального развития СССР в свете материалов съезда КПСС. Авторы этого анализа считают, что Советский Союз заинтересован в разоружении, поскольку остро нуждается в ресурсах для своего экономического развития. Какой же вывод они делают? А вот какой: необходимо использовать эту заинтересованность Советского Союза для того, чтобы выбить из него односторонние уступки, на которые он не пошел бы в иных обстоятельствах.

ФАСЕЛЛ. Я никогда не слышал о таких выводах. Может быть, подобное есть у кого-то в умах, но я думаю, что такие намерения невозможно осуществить.

ГОРБАЧЕВ. Следующий тезис этого анализа: Советский Союз выступает за прекращение ядерных испытаний. СССР так хочет добиться этой цели, что сам Горбачев включился в эту кампанию. Отсюда вывод: США необходимо продолжать испытания.

ФАСЕЛЛ. Это содержится в докладе американского конгресса?

ГОРБАЧЕВ. Не буду посвящать вас в подробности, но эту информацию мы получили из Вашингтона.

Далее эти аналитики говорят, что Советский Союз и лично Горбачев выступают против стратегической оборонной инициативы, и поэтому США необходимо продолжать ее осуществление. Я уж не говорю о том, что высказывается надежда на возможность внести раскол в советское политическое руководство, противопоставить Горбачева военным и т.п.

ФАСЕЛЛ. Я никогда не слышал о подобных выводах.

ГОРБАЧЕВ. Мой совет: не надо лезть в эту тайгу, в эти дебри.

Мы со своей стороны предприняли немало реальных шагов для того, чтобы продемонстрировать, что мы хотим улучшения отношений с вами. <…>

Сегодня как никогда руководящие круги наших стран нуждаются в ответственной политике.<…>

Если Соединенным Штатам нужно больше времени для того, чтобы обдумать происходящее и принять ответственное решение, что же, мы готовы подождать. Но одно нельзя откладывать — это вопросы разоружения.

Ведь локомотив продолжает нестись вперед на огромной скорости. Сегодня еще есть возможность остановить его, но завтра может оказаться поздно.

Сборник «Отвечая на вызов времени. Внешняя политика перестройки: документальные свидетельства». М., 2010, с. 160

«Мы американцам не можем предлагать такое, на что они заведомо не пойдут. Это не политика»

На совещании с членами Политбюро и помощниками

22 сентября 1986 года

ШЕВАРДНАДЗЕ сообщает о своей встрече с Рейганом в Вашингтоне и его согласии на встречу в Рейкьявике.

ГОРБАЧЕВ. Если бы удалось провести Рейкьявик — это было бы очень полезно… И для Соединенных Штатов Америки. <…> Добрынин доказывает нам, что от встречи в Рейкьявике только Соединенные Штаты получат плюсы. Но имейте в виду: если у них нет интереса, то из этой встречи, конечно, ничего не получится. Нас нельзя обвинить в отсутствии конструктивности. <…>

То, что Ковалев (заместитель министра иностранных дел) мне прислал на юг в виде проекта ответа Рейгану, никуда не годится. Не отвечает нашей задаче — добиться сдвига в контактах с США. Поэтому я и не согласился с тем проектом. Я драматизировал наш ответ и назвал вопросы конкретно, с чем готов был бы поехать на встречу с Рейганом. Пойдет он на это, не пойдет — другое дело. Но мы американцам не можем предлагать такое, на что они заведомо не пойдут. Это не политика.

Сборник «Отвечая на вызов времени. Внешняя политика перестройки: документальные свидетельства». М., 2010, с. 166.

«Наша цель — сорвать следующий этап гонки вооружений»

На заседании группы по подготовке к встрече в Рейкьявике

4 октября 1986 года

• Присутствовали: Чебриков, Зайков, Ковалев, Черняев, Ахромеев.

ГОРБАЧЕВ. <…> На первом месте в нашей нажимно-прорывной позиции надо ставить не ядерные испытания, а стратегическое оружие. Оно больше всего всех беспокоит. И подчеркивать, что мы выступаем за ликвидацию ядерного оружия, о чем с президентом уже говорили в Женеве. Именно этой цели должны быть посвящены переговоры. Связать эту позицию с моим Заявлением от 15 января.

Наши предложения — сократить на первом этапе ядерное оружие на 50 процентов по всем видам. Американцев что-то здесь не устраивает. Они ухватились за 30 процентов. И пока этот пункт не связывают ни с чем другим.

Надо закрепить договоренности так, чтобы переговорщики получили директивы для балансирования разных структур оружия и прочих деталей.

О РСД. Мы втянулись в варианты по этому вопросу. А у нас ведь сильная позиция — убрать все РСД в Европе вообще. Это, повторяю, сильная позиция.

Все понимают:

Советский Союз воевать не собирается. Вот почему так и действуем. Ваш, мол, американский оптимальный вариант для меня, Горбачева, не оптимален. Я за то, чтобы никаких ракет, хотя Францию и Англию пока не трогаем. Если хотите, завтра же вступим в переговоры и по ядерной артиллерии.

Повторяю, лейтмотив — ликвидация ядерного оружия, причем превалирует политический подход, а не арифметический.

Обозначить проблему ПРО и соединить ее с запретом ядерных испытаний. Как подойти к этому? Начать с того, что до сих пор команда к возобновлению переговоров о полном запрещении испытаний не дана. Присоединяются или не присоединяются американцы к мораторию? Этот вопрос пока не ставим, как и вопрос, будем ли мы сами возобновлять. Ибо если сели за стол переговоров, чтобы через два года заключить соглашение, то зачем конгресс будет ассигновывать на это деньги. Если же прекращаются испытания и сохраняется невыход из ПРО (за рамки лабораторных исследований) — это удар по СОИ и вообще по перспективам разработки космического оружия.

Посмотрите, какие вещи могут получиться в результате нашего подхода.

Ухватятся за стратегическое оружие, а по ПРО не пойдут нам навстречу. Но если согласятся из ПРО не выходить, переговоры имеют перспективу.

Если хотеть завоевать весь мир, тогда давайте обсуждать все именно с этих позиций. Тогда все, что мы говорили о политике, остается выбросить. А что касается паритетности при различиях в типах вооружений — то это дело военно-техническое.

Суммирую:

Подготовка соглашения по максимальной программе. Моя конечная цель — ликвидация ядерного оружия.

Полная ликвидация РСД в Европе при понимании, что по азиатским ракетам проведем специальные переговоры.

Готовить соглашение о запрещении ядерных испытаний с установкой на то, что это сделает выход оружия в космос невозможным. <…>

В прессе не надо возбуждать большие надежды на Рейкьявик. Но для себя иметь в уме прежде всего задачу выбить «Першинги-2» из Европы. Это пистолет у нашего виска.

ЧЕБРИКОВ. У американцев задача столкнуть нас на промежуточные решения. Я бы не стал употреблять термин «уступка». Мы ищем пути к договоренностям, а их надо искать для широкого политического наступления на администрацию США. От Рейкьявика до реального соглашения — дистанция огромного размера. Поэтому вряд ли сейчас стоит втягиваться в споры о цифрах: 1600 ракет и т.д. Сейчас не время заниматься арифметикой. <…>

Почему они не прекращают испытания? Может, они обрели какой-то новый вид оружия? И нам тоже не надо металлолом делать, а искать свое. А без испытаний это невозможно.

ЗАЙКОВ. Я не представляю себе, чтобы СССР после 1 января возобновил испытания. Не представляю себе. Мир нас не поймет.

ГОРБАЧЕВ. Что касается СОИ, скажу Рейгану в Рейкьявике, что наш ответ будет эффективный. И не с той стороны, откуда, мол, вы ждете. Скажу это ему, глядя в глаза. Не пойдете навстречу, ну что ж, я перед своей совестью и перед вами чист. Теперь должен объяснить своему народу и всему миру, почему у нас с вами ничего не вышло. Очень сожалею, что потратили время.

Решая такие вот задачи, мы получим не ослабление нашей безопасности, а ее усиление… если, конечно, добиваемся того, о чем здесь договорились.

Это бы очень укрепило нашу безопасность. Но все мы — и я, и Политбюро, и МИД — должны понимать:

Наша цель — сорвать следующий этап гонки вооружений. Если мы этого не сделаем, опасность для нас будет возрастать. А не уступив по конкретных вопросам, пусть очень важным, мы потеряем главное. Мы будем втянуты в непосильную гонку. <…> Если начнется новый этап, давление на нашу экономику будет невероятное. Поэтому сорвать гонку — задача задач.

Я перечитал на тему о СОИ все, что только можно. <…> Пока из того, что я прочитал, и из того, что мне докладывали, я вижу, что можно выйти с меньшими затратами на результат. Если американцы не пойдут на соглашение, скажем им, что будем искать прием, какого вы не ожидаете.

Сборник «Отвечая на вызов времени. Внешняя политика перестройки: документальные свидетельства». М., 2010, с. 167.

«Не арифметикой надо считать нашу безопасность. И не сдавать позиции»

На Политбюро

8 октября 1986 года

ГОРБАЧЕВ. Правые обеспокоены Рейкьявиком, запугивают Рейгана. <…>

Для нас важно, что все в мире жмут на позитив в международном развитии. А мы выступаем носителями этого позитива, поддерживаем реалистические силы. <…>

По РСД пойти на уступки, имея в виду Англию и Францию. Но настаивать на невыходе из Договора по ПРО и прекращении испытаний — этого требует весь мир. На какие-то «промежуточные» подходы мы не пойдем. <…>

ГРОМЫКО. Отступать нам на 180 градусов — не выходит. Но говорить только о равенстве в вооружениях — тоже не выходит. Давно уже в Америке не констатируют равенство, паритет. Установка СС-20 была грубой ошибкой в нашей европейской политике.

РЫЖКОВ. Самый большой наш плюс, что заставили Рейгана поехать на встречу. И он рассчитывает на такие итоги Рейкьявика, которые помогут спасать ему свое политическое лицо. <…> Если даже наши предложения не будут приняты, все равно придется искать решения на путях переговоров. Все три наши позиции (по «триаде» СНВ) построены на заявлении 15 января.

ЛИГАЧЕВ. И американцам, и нам уже не под силу гонка вооружений. Обстановка сейчас, через год после Женевы, более благоприятная для начала разоружения: Стокгольм, конференция Движения неприсоединения в Хараре, конференция МАГАТЭ.

Если не удастся с Рейганом в Рейкьявике, может быть, пойти на вариант частичного сокращения. Приемлемо это или не подходит?

Правильно, что увязываем СНВ с переговорами по испытаниям и с ПРО.

Думаю все-таки: если Рейкьявик не даст ничего, не отказываться от диалога и от визита (Горбачева) в США. И очень важно, конечно, на пресс-конференции всему миру потом объяснить. <…>

ГОРБАЧЕВ. Наши военные говорят о трудностях, если сокращать РСД или убирать. Им жалко! Однако поддержали позицию Политбюро.

ШЕВАРДНАДЗЕ. Не исключаю положительного результата в Рейкьявике, потому что идет очень сильное давление на США:

• по ПРО — на сроки могут согласиться;
• по «триаде» — сократить на 50 процентов — могут пойти;
• по РСД… Тут слабое наше место — азиатские ракеты. Надо продумать варианты. <…>

КАРПОВ (глава делегации на переговорах в Женеве). Почему мы против глобального варианта по РСД? Мы что, хотим «двойного решения» и для НАТО, и для Азии? Там ведь нет американских ракет. Там пока только самолеты.

ГОРБАЧЕВ. Можем мы пойти на то, чтобы оставить 100 РСД на Востоке? У США там всего 10 РСД, хотя, правда, есть авианосцы, авиабазы и пр. <…>

Встреча американцам нужна. Иначе они на нее не пошли бы. <..>

Наши стратегические цели:

Убрать «Першинги» из Европы. Они — серьезная угроза для нас. Это и политически нам выгодно — для отношений с Западной Европой.

Отсюда — «нулевой вариант» для Европы. Если оставлять 100 ракет на Европу, — это уже не то! Совсем не то!

Так что для Азии тянуть на 100, а на Европу — ноль!

Сверхзадача — сорвать новый этап гонки вооружений. Ибо иначе — модернизация стратегического оружия, «Трайденты», «Минитмены», выход с оружием в космос… Тогда — снижение нашей экологической, стратегической и политической безопасности, проигрыши везде, прежде всего — изматывание нашей экономики. А это недопустимо. И поэтому не нужно цепляться за частности, за деталями не видеть главного, морочить себе голову спорами по частностям. <…>

Цена наших сегодняшних решений огромна для страны.

Гарантии нашей безопасности будем искать на двух направлениях:

1. Качество оружия, его проникающая способность. Не количеством брать. В 100 раз можно увеличить число ракет, боеголовок, а толку не будет! Дело не в мощи головной части, а в том, чтобы иметь 99 процентов попадания. 1 процент накопленного уже оружия может уничтожить мир. У нас есть, что можно довести до нужного качества.
2. Наш ответ на СОИ. Два варианта — и дешевле, и другим способом, чем у американцев.

Так что не арифметикой надо считать нашу безопасность. И не сдавать позиции.

Мы можем пойти на очень смелые, решительные шаги.

<…>

Позиции наши честные, даже перед американцами.

Сборник «Отвечая на вызов времени. Внешняя политика перестройки: документальные свидетельства». М., 2010, с. 169.

«Я хотел договоренности и сделал для нее все, что мог, если не больше»

Из переговоров с Рональдом Рейганом

Рейкьявик, 11–12 октября 1986 года

ГОРБАЧЕВ. Прежде всего, наш прямой разговор означает, что советско-американский диалог продолжается. Хотя он идет трудно, не так, как хотелось бы нам, нашим народам, всему миру, но он продолжается. И это одно уже оправдывает приезд в Рейкьявик. Некоторые — и их немало — считают, что с рейкьявикской встречей связаны какие-то личные амбиции участников. Я с этим категорически не согласен, отвергаю это. Встреча — это свидетельство нашей с вами ответственности перед народами наших стран, всего мира. Ведь действительно, многое в мире зависит от наших двух стран, от того, какими будут отношения между ними и их руководителями.

РЕЙГАН. Я уже говорил вам, что считаю нашу с вами ситуацию уникальной. Вот мы сидим вдвоем в комнате и можем решить вопрос о том, быть ли миру, или войне в мире. Мы оба хотим мира, но как добиться его, как укрепить доверие и уменьшить взаимную подозрительность между нашими двумя народами!

ГОРБАЧЕВ. Это была моя вторая мысль, и я хотел бы развить ее, поддерживая в принципе сказанное вами. После Женевы мы привели в движение сложный и обширный механизм советско-американского диалога. За это время механизм нашего диалога не раз давал сбои, немало мы понаставили синяков и шишек, но в целом он движется, движение набирает силу. Это — положительный результат. Однако по главным вопросам, которые беспокоят обе стороны — как отвести ядерную угрозу, как использовать полезный импульс Женевы, как выйти на конкретные договоренности, — движения нет, и это весьма нас беспокоит. По этим проблемам сказано много слов, они детально обсуждались и обсуждаются на переговорах по ядерно-космическим вооружениям. Однако на этих переговорах наблюдается почти что тупик. <…> Я хотел бы в ясной форме довести до вас и до правительства США мысль о том, что мы хотим таких решений проблемы ограничения вооружений и таким образом подходим к своим предложениям, которые я сегодня внесу, чтобы сокращение ядерного оружия учитывало в равной мере интересы США и Советского Союза. <…>

РЕЙГАН. У нас точно такие же чувства. Трудным вопросом здесь является проверка и контроль за выполнением взятых на себя обязательств по сокращению вооружений. На этот счет есть русская поговорка: доверяй, но проверяй. На наших предшествующих переговорах мы высказывали оптимизм в отношении сокращения ядерных ракет промежуточной дальности в Европе. Я имею в виду полную ликвидацию этого класса оружия. Участники переговоров называют ряд других вопросов, где возможен прогресс, в частности, стратегические вооружения. Но во всех этих вопросах необходима проверка, контроль за выполнением согласованных обязательств. Если нам удастся добиться этого, то весь мир будет приветствовать такой исход.

ГОРБАЧЕВ. Я здесь возражать не буду. У нас ясная позиция в пользу эффективного контроля за выполнением соглашений о разоружении. Сейчас, когда мы вроде бы пришли к той стадии, когда может начаться процесс выработки конкретных соглашений, для нас весьма важно обеспечить эффективный и надежный контроль в рамках такой договоренности. <…>

Поскольку мы с вами согласны в том, что стратегические ракеты следует сократить на 50 процентов, давайте сократим все виды вооружений в наших стратегических арсеналах наполовину — ракеты наземного базирования, ракеты подводных лодок и ракеты на стратегических бомбардировщиках. Таким образом, стратегические арсеналы будут сокращены на 50 процентов по всему спектру. Ведь структура наших стратегических вооружений сложилась исторически, и при таком сокращении ни один вид не будет ущемлен, а уровень стратегической конфронтации уменьшится на 50 процентов. <…>

Мы предлагаем: в Европе ликвидировать РСД, вопрос об английских и французских средствах оставить в стороне, средства с меньшей дальностью заморозить и обсудить на переговорах. Что касается Азии, где озабоченность есть и у нас, и у вас, то это станет предметом переговоров, и решение там, думаю, будет найдено. <…>

Ведь если мы будем сокращаться, то очень важно, чтобы обе стороны были уверены в том, что никто не создает средств в это время, которые подрывали бы стабильность и паритет. Поэтому мне представляется совершенно логичным шаг, который предлагали и вы, и я, правда, имея в виду разные сроки — обязательство о невыходе из Договора по ПРО в течение, как мы предлагаем, 10 лет при одновременных крупных сокращениях ядерных вооружений. <…>

Что касается СОИ, то сегодня она у нас не вызывает беспокойства в военном отношении. Мы не опасаемся трехэшелонной ПРО. Если ваши лабораторные исследования побудят вас создать такую систему, поскольку, видимо, у Америки очень много денег, то наш ответ будет иным, асимметричным.

Что нас действительно беспокоит, это то, что

РЕЙГАН. Мы совершенно не хотим ликвидации Договора по ПРО. Этот договор является оборонительным, однако вы воспользовались его положениями для создания мощного оборонного потенциала. Мы этого не сделали.

В нынешней ситуации мы можем лишь сказать американцам: если другая сторона уничтожит вас, то и мы уничтожим ее. Но от этого люди не спят спокойнее. Мы предлагаем дополнить Договор по ПРО положениями о конкретных оборонительных средствах, которые создаются не для первого удара или для приобретения преимущества. Мы хотим, чтобы это было достоянием всего мира.

ГОРБАЧЕВ. Мы СОИ не будем развертывать. У нас другая концепция.

РЕЙГАН. Мы не собираемся ликвидировать Договор по ПРО. <…>

Вопрос о космических и оборонительных вооружениях. Здесь у нас существуют разногласия, мы это признаем. Стороны не смогли прийти к соглашению. Я убежден, что не могу отойти от провозглашенного мною курса в области космических и оборонительных вооружений, я просто не в состоянии это сделать. <…>

ШУЛЬЦ (госсекретарь США). Я хотел бы задать вопрос: когда вы, господин Генеральный секретарь, говорите о полной ликвидации ядерного оружия, то вы, насколько я понимаю, увязываете это с 10-летним периодом неиспользования права выхода из Договора по ПРО, то есть считаете ли вы, что этот 10-летний период будет достаточен для полного устранения ядерного оружия? Если вы имеете в виду такую увязку, то этот график даже опережает ваш план по стратегическим вооружениям и силам промежуточной дальности. Вы считаете, что после 10 лет не должно остаться ни одной баллистической ракеты?

ГОРБАЧЕВ. Я подтверждаю заявление, которое я сделал 15 января 1986 года. Эти вопросы — 50-процентное сокращение СНВ и вопрос об РСД — относятся к первому этапу нашей программы. Следующие этапы предусматривают дальнейшее сокращение ядерного оружия с участием других ядерных держав. Но первые шаги — самые важные и решающие — главные ядерные державы должны сделать в течение 10 лет. От этого мы не отступаем. Но вот что нас беспокоит. <…> США фактически хотят ослабить Договор по ПРО, пересмотреть его. Это у нас не укладывается в логику. Того, кто поступает таким образом, весь мир обвинит в попытках разработать широкомасштабную систему ПРО в собственных эгоистических целях. С такой позицией я не могу выступить перед своим народом, перед всем миром. Поэтому

<…>

РЕЙГАН. Но на кой черт будет ПРО или что-то иное, если мы ликвидируем ядерное оружие?

ГОРБАЧЕВ. Совершенно верно. Я — за это. Но дело в том, что по Договору по ПРО стороны не имеют широкомасштабной противоракетной обороны, а вы хотите развернуть такую оборону.

РЕЙГАН. Но какая во всем этом разница, если не будет ядерного оружия? Какая разница: будет она или нет? С другой стороны, мы ведь и в этом случае не сможем гарантировать, что в какой-то момент кто-то не начнет снова делать ядерное оружие?

ГОРБАЧЕВ. Господин президент, вы только что сказали историческую фразу: на кой черт будет СОИ, если мы ликвидируем ядерное оружие. Но именно потому, что мы приступаем к сокращению и ликвидации ядерного оружия, я и выступаю за укрепление Договора по ПРО. В этих условиях он становится еще более важным. <…>

РЕЙГАН. Я не думаю, что должна устанавливаться увязка между сокращением и ликвидацией ядерных вооружений и договором, который лишь ограничивает оборону против таких вооружений. Кстати, мы полагаем, что вы нарушаете этот договор. Вы создали больше, чем то, что разрешается по нему. В то время как мы полностью соблюдаем его и даже не создали того, что разрешено по договору.

ГОРБАЧЕВ. Итак, по двум вопросам мы с вами имеем сейчас общую позицию. По другим провели интересный обмен мнениями, но к единому мнению не пришли. Думаю, на этом мы можем закончить нашу встречу. Все же она была не напрасной. Пусть она не дала тех результатов, которых ожидал я, но приходится считаться с реальностями. А реальность заключается в том, что сегодня мы не можем выработать согласованные предложения по этим вопросам. Мы с вами говорили о возможности крупных сокращений ядерного оружия; но если не будет ясности о судьбе Договора по ПРО, то тогда вся концепция рушится и мы возвращаемся к ситуации, которая была до Рейкьявика. <…>

Что ж, господин президент, наступает «час икс». Что вы будете делать?

<…>

Может быть, если президент не возражает, мы объявим перерыв на один-два часа, и тем временем, может быть, наши министры попробуют что-либо предложить. Думаю, мы можем с вами немного задержаться. Мы ведь не хотим, чтобы все кончилось демонстративно.

ШУЛЬЦ. Думаю, по вопросу о ядерных испытаниях мы сможем договориться, найти какую-то формулу.

ШЕВАРДНАДЗЕ. Мне тоже так кажется. Но главное — нужно принципиальное решение относительно срока невыхода из Договора по ПРО.

ГОРБАЧЕВ. Исключительно важно подтвердить Договор по ПРО.

ПОСЛЕ ПЕРЕРЫВА

ГОРБАЧЕВ. Суммируя наше предложение, подчеркну: стороны в течение 10 лет строго соблюдают Договор по ПРО и берут обязательство не использовать право выхода из Договора. Одновременно с этим они продолжают лабораторные исследования. По истечении 10 лет в условиях полной ликвидации ядерного оружия стороны собираются вместе и решают, как им быть дальше, договариваются об этом. Не понимаю, что вас здесь смущает.

РЕЙГАН. Если мы устраним полностью ядерное оружие, то почему вас будет беспокоить желание одной из сторон обезопасить себя на всякий случай от этого оружия, которого у нас с вами уже больше не будет? Ракеты может создать кто-либо еще, и лишняя гарантия будет уместной. Мы же с вами полностью ликвидируем наше оружие.

<…> Может быть, мы решим так: вопрос о том, какие исследования, разработки и испытания разрешаются по Договору по ПРО, остается для обсуждения и переговоров на встрече в ходе вашего визита. Мы договариваемся относительно 10-летнего срока, разбивки его на два пятилетних периода, в ходе которых будет ликвидировано ядерное оружие, а все, что касается испытаний, лабораторных исследований, положений Договора по ПРО и т.д., обсудим на встрече на высшем уровне.

ГОРБАЧЕВ. Но без этого нет пакета. Все эти вопросы взаимосвязаны. Если мы договариваемся о глубоких сокращениях ядерных вооружений, то нам необходимо иметь уверенность, гарантию, что Договор по ПРО будет не только сохранен, но и упрочен в ходе этого ответственного периода, исторического периода, когда будут ликвидироваться стратегические наступательные вооружения. Повторяю, этот период слишком ответственный, импровизировать тут опасно. Я уверен, что сохранение Договора по ПРО отвечает и интересам США.

ПОСЛЕ ДОПОЛНИТЕЛЬНОГО ПЕРЕРЫВА

РЕЙГАН. Я хочу спросить: имеем ли мы в виду — а я думаю, что это было бы очень хорошо, — что к исходу двух пятилетних периодов будут ликвидированы все ядерные взрывные устройства, включая бомбы, средства поля боя, крылатые ракеты, вооружения подводных лодок, средства промежуточной дальности и т.д.?

ГОРБАЧЕВ. Мы можем так и сказать, перечислить все эти вооружения.

ШУЛЬЦ. Давайте так и сделаем. <…>

ГОРБАЧЕВ. Мы ведем разговор о том, чтобы испытания в рамках СОИ производились только в лабораториях. Мы не можем пойти на то, чтобы они вышли в атмосферу или в космос. Это для нас неприемлемо. Это вопрос принципа.

РЕЙГАН. Вы разрушаете мне все мосты к продолжению моей программы СОИ. Я не могу пойти на ограничения такого плана, как вы требуете.

ГОРБАЧЕВ. В отношении лабораторий. Это ваша окончательная позиция? Если да, то тогда на этом мы можем окончить нашу встречу.

РЕЙГАН. Да, окончательная. Все дело упирается в то, что у нас с вами существует разногласие относительно того, что разрешено Договором по ПРО, а что не разрешено. <…> Эксперименты, исследования не всегда могут оставаться в стенах лабораторий, иногда бывает просто необходимо выйти за их пределы.

ГОРБАЧЕВ. Вопрос о лаборатории для нас — это не предмет упрямства или твердолобости. Это не казуистика. Все это слишком серьезно.

Если вы согласитесь на ограничение исследовательских работ лабораториями, без выхода их в космос, то тогда я буду готов через две минуты подписаться под соответствующей формулировкой и принять документ.

РЕЙГАН. А я не могу пойти на это. <…>

Неужели вы ради одного слова в тексте отвергаете историческую возможность договоренности? Ведь из нашего текста ясно, что мы будем в течение всего этого срока соблюдать Договор по ПРО.

ГОРБАЧЕВ. Вы говорите, что дело в одном слове. Но здесь дело не в слове, дело — в принципе. Ясно, что если мы идем на сокращения, нам необходимо иметь уверенные тылы. Мы не можем согласиться с тем, чтобы в период, когда будут осуществляться сокращения ядерного оружия, вы расширяли бы свою СОИ, шли бы с ней в космос.

Если я вернусь в Москву и скажу, что, несмотря на договоренность о глубоких сокращениях ядерных вооружений, несмотря на наше согласие на 10-летний срок, мы дали Соединенным Штатам право испытывать СОИ в космосе, с тем чтобы к концу этого срока США были бы готовы к развертыванию, то меня назовут дураком, безответственным руководителем. <…> Я не могу понять, как вы можете просить согласия СССР на то, чтобы предоставить США в период глубоких сокращений и ликвидации ядерных вооружений право в течение 10 лет отрабатывать космическую ПРО в космосе, в полном объеме реализовывать СОИ, в то время как мы уничтожали бы наступательный ядерный потенциал. Это, если вдуматься, не должно устраивать даже США. Это создало бы нервозность, отсутствие доверия, и совершенно для нас неприемлемо. Вам бы такая услуга тоже была бы не нужна.

РЕЙГАН. Но если у вас не будет ядерного оружия, то нам нечему будет у вас угрожать. Оборонительная система могла бы быть развернута не раньше, чем через 10 лет, мы пошли на эту отсрочку. Что же касается слова «лаборатории», то у него есть свой, особый смысл и подтекст. Мне просто сказали бы в таком случае, что я капитулировал, отдал то, что обещал не отдавать. Ведь все другие формулировки мы взяли у вас. Мы говорим, что будем соблюдать Договор по ПРО в течение 10 лет. И вот я вижу, что ничего не получается, и все из-за одного слова, которое имеет такое специфическое значение. <…>

Я хочу еще раз попросить вас изменить вашу точку зрения, сделать это как одолжение для меня, с тем чтобы мы могли выйти к людям миротворцами.

ГОРБАЧЕВ. Мы не можем пойти на то, что вы предлагаете.

Несмотря на то что наша встреча заканчивается таким образом, у меня чистая совесть перед нашим народом и перед вами. Я сделал все, что мог.

РЕЙГАН. Жаль, что мы расстаемся таким образом. Ведь мы были так близки к согласию. Я думаю все-таки, что вы не хотели достижения договоренности. Мне очень жаль.

ГОРБАЧЕВ. Мне тоже очень жаль, что так произошло. Я хотел договоренности и сделал для нее все, что мог, если не больше.

Сборник «Отвечая на вызов времени. Внешняя политика перестройки: документальные свидетельства». М., 2010, с. 171.

Очень опасно считать своих партнеров по переговорам дураками»

Из беседы с американским сенатором Гэри Хартом

Москва, 15 декабря 1986 года

ГОРБАЧЕВ. Мы сказали в Рейкьявике: давайте договоримся о строгом соблюдении Договора по ПРО. Уж если президент так привержен СОИ, то договоримся ограничить эту программу лабораторными исследованиями без выхода в космос. Не получилось. Но ведь если вы выходите в космос, то это создает совершенно новую ситуацию. Разве мы этого не видим. Думаю, очень опасно считать своих партнеров по переговорам дураками.

ХАРТ. Конечно, но также опасно слишком обобщать.

Вы только что сказали одну существенную вещь. Насколько я понял, в Рейкьявике так и осталось неясным, что означает термин «лаборатория».

Вы сказали, что нельзя выводить испытания за пределы лаборатории в космос. Но ведь от лаборатории до космоса огромный скачок. Что имеется в виду под словом «лаборатория»?

ГОРБАЧЕВ. Мы предложили обсудить, какой смысл вкладывается в понятие «лаборатория». Однако Соединенные Штаты не захотели этого обсуждать. Такое предложение Шеварднадзе сделал на встрече с госсекретарем Шульцем в Вене. Но американская сторона просто проглотила это предложение подобно компьютеру и ничего не ответила. Известно ли об этом конгрессу? Мы сказали и повторили это в Женеве: поскольку американская сторона утверждает, что будет соблюдать договоренность по ПРО, давайте обсудим толкование положений этого договора.

ХАРТ. Но администрация утверждает, что она представила в Вене документ, отражающий точки договоренности, достигнутые в Рейкьявике, и предложила обсудить этот документ, однако Советский Союз отказался это сделать.

ГОРБАЧЕВ. Да, потому что документ, предложенный господином Шульцем, означал демонтаж договоренностей, достигнутых в Рейкьявике, и мы это увидели.

ХАРТ. В каком смысле демонтаж?

ГОРБАЧЕВ. Нас просто попытались перехитрить. А это тоже иллюзия, и надо с такими иллюзиями кончать. Мы совершенно определенно знаем, что невозможна договоренность, при которой СССР перехитрил бы США.

Если не учитываются интересы и той и другой стороны, то такая договоренность — это просто чепуха. Мы за то, чтобы обсуждать с США вопросы как равные, и я обратил внимание на то, что и вы об этом говорили. Мы не можем делать вид, будто у США нет своих интересов. Но и у нас есть интересы, и надо искать компромисс на стыке этих интересов, добиваться равенства интересов безопасности, да и — добавлю — равенства экономических интересов. <…>

<…> Я уверен, что мы должны основывать все наши переговоры — и на высшем уровне, и в Женеве — на итогах Рейкьявика. Если там было что-то недодумано, не до конца взвешено, тогда другое дело, это можно обсудить. Но идти надо вперед от Рейкьявика. Ведь то, что было до него, и что пытаются сейчас возродить, ни к чему не привело. Стало быть, отказаться от Рейкьявика значило бы отказаться от идеи ликвидации ядерного оружия, обречь переговоры на бесконечный тупик.

ХАРТ. <…> Я хочу полностью поддержать высказанную вами в начале беседы мысль о том, что не следует выжидать в предстоящие два года, пока появится новый президент, с которым можно будет договориться по контролю над вооружениями.

ГОРБАЧЕВ. Да, и, кстати, мы прекрасно понимаем, что в вопросах обороны президент и конгресс выражают национальные интересы США и не захотят поступиться этими интересами. Поэтому мы не собираемся эксплуатировать трудности, с которыми столкнулась сейчас администрация в каких-то своих интересах. Это не было бы серьезной политикой. Ведь ни при каких обстоятельствах Соединенные Штаты не пойдут на неравную договоренность.

Не пойдем на такую договоренность и мы.

Сборник «Отвечая на вызов времени. Внешняя политика перестройки: документальные свидетельства».М., 2010, с. 180.