logoЖурнал нового мышления
ИССЛЕДУЕМ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Назад, к нехватке рабочей силы Почему рынок труда в России от безработицы перешел к сложностям в заполнении вакансий

Почему рынок труда в России от безработицы перешел к сложностям в заполнении вакансий

Владимир Гимпельсон, ведущий научный сотрудник Центра трудовых исследований НИУ-ВШЭ
Петр Саруханов

Петр Саруханов

В последнее время в России активно обсуждается новое состояние рынка труда. Если раньше политики и чиновники были озабочены безработицей, то теперь на этой сцене главный «враг» — дефицит.

Об этом говорят почти все — чиновники, работодатели, рекрутеры. Радуются почти нулевой безработице и ругают плохую демографию. Рекрутеры ссылаются на растущее число вакансий и заявок на подбор нужных сотрудников. Приводят примеры, как компания Х даже за головокружительные Y тысяч рублей не может найти менеджера/инженера/программиста/токаря и т.п. Все это, вместе взятое, не оставляет у наблюдателя сомнений в том, что «дефицит» наступил.

Госплан считал по головам

Что же такое дефицит? Казалось бы, все просто — это нехватка чего-либо нужного, превышение спроса над предложением. Однако это не полный ответ, поскольку ситуация зависит от того, при каких ценовых условиях это превышение существует. Если цена жесткая и не реагирует на спрос, то эта нехватка становится хронической и тогда речь может идти о дефиците. Вспомним советскую экономику — цены устанавливались директивно и поддерживались с помощью всего партийного, государственного и репрессивного аппарата.

Нарушение дисциплины цен — серьезное преступление. В итоге в дефиците было почти всё. Кроме анекдотов на эту тему. Был такой: «Почему туалетная бумага в дефиците? Потому что Госплан по головам считал». Другой анекдот рассказывал о том, как Политбюро ЦК КПСС поручило философам дать определение дефицита. Те предложили: «Дефицит — объективная реальность, не данная нам в ощущениях», но были обвинены в идеализме и прочих идеологических грехах. Тогда они сформулировали так: «Дефицит — это объективная реальность, данная в ощущениях, но не нам». Каждое повышение цен было специальным политическим актом, но цены явочным образом потихоньку все равно росли.

Фото: Замир Усманов / ТАСС

Фото: Замир Усманов / ТАСС

В конце 50-х годов прошлого столетия в США после запуска первого советского спутника столкнулись с необходимостью как можно скорее ликвидировать отставание. Для этого нужны были ученые и инженеры, которых вроде бы не хватало. Пошли дискуссии (в них участвовали несколько будущих нобелевских лауреатов) о дефиците специалистов соответствующих специальностей, экономическая природа которого в условиях рыночной экономики была неочевидной. Определение дефицита в конечном счете свелось к тому, что это невозможность сегодня приобрести нечто по цене, которая была вчера. То есть

вчерашняя ставка оплаты труда сегодня уже стала неактуальной.

Если цена достаточно гибкая, то проблема лишь в скорости и масштабе ее подстройки. Она должна отреагировать таким образом, чтобы равновесие восстановилось. Это зависит от эластичности предложения по цене и от реакции спроса на более высокую цену. Скорость во многом зависит от действующих институтов. Применительно к рынку труда — это регулирование зарплаты (минимальная зарплата, структура оплаты, налоги на оплату, процедуры установления) и правила, определяющие издержки увольнения и найма. Первые относятся к спросу на труд, вторые — влияют и на спрос, и на предложение.

Между A и B в городе N

Представим условную ситуацию — в городе N есть два предприятия, которые нанимают работников примерно сопоставимой, но не одинаковой квалификации. Предприятие А в целом процветает, его продукция пользуется спросом, у него длинный заказ от государства (возможно, оборонный) и обещание новых заказов, оно готово расширяться или работать в две смены, для чего надо нанимать дополнительных работников. Однако дополнительное предложение труда крайне ограничено, безработица близка к нулю, прироста населения в рабочем возрасте также нет, кто-то уехал, а кто-то призван в армию, миграция в город практически отсутствует. На каждом совещании руководители говорят о дефиците работников как ключевом ограничении для роста производства. Предприятие В, наоборот, находится в упадке, спроса на продукцию нет, финансовая ситуация неважная. Раньше оно было чемпионом по экспорту, обзавелось сложным иностранным оборудованием, было озабочено качеством. Но экспорт остановился, мощности стали избыточными, их поддержание стоит дорого, перспективы крайне туманны. Значительная часть персонала работает неполное время или занято непроизводственной деятельностью, про прошлые премии и бонусы уже все забыли. Оно медленно тонет под гнетом невыполнимых финансовых обязательств и с трудом наскребает на зарплату для всех.

Что делать? В идеальном случае предприятие В должно уволить лишних сотрудников, те станут безработными, пройдут переобучение и будут наняты на предприятие А. В итоге выиграют и А, и В. Что для этого надо? Здесь можно выделить четыре этапа. Нужно сделать так, чтобы:

  • предприятие В смогло избавиться от балласта с издержками, которые бы его не утопили окончательно;
  • высвобожденные работники могли пере- или дообучиться;
  • те, кто потерял работу, имели материальную поддержку на время поиска новой работы и переобучения;
  • предприятие А приняло их на новую работу по рыночной цене.

Фото: RBC / TASS

Фото: RBC / TASS

Это крайне упрощенное описание любой успешной структурной перестройки, но так в идеале должен работать эффективный рынок труда. Его задача — обеспечить реаллокацию труда туда, где от него есть максимальная польза. На все это накладывается еще проблема пространственной, межрегиональной мобильности (если А и Б находятся в разных регионах), но и без этого все непросто.

В реальности каждый из этих этапов имеет множественные ограничения. Чтобы уволить лишних, надо выплатить им компенсации, предусмотренные законом. Они могут исчисляться тремя-пятью средними зарплатами на одного увольняемого работника. А если таких работников сотни или тысячи?

Но и это не всё — местные власти не любят увольнений и давят на предприятие, чтобы то ни в коем случае не сокращало работников. Система переобучения в городе практически не развита, учат тому, что умеют и как умеют, а не тому, что востребовано. Сами работники тоже не горят особым желанием увольняться. Те, кто пошустрее, более образованные и квалифицированные, уже уволились, и либо уехали, либо подались в самозанятые, а оставшиеся предпочитают синицу в руке — вдруг все образуется. Ругаются в курилках, но не протестуют и сами не увольняются. И в самом деле — пособие по безработице-то (пассивная политика на рынке труда) смехотворное, и лучше не рисковать.

Система переобучения (ключевой элемент активной политики) существует только в отчетах и дискуссиях.

Но и предприятие А пребывает в серьезных раздумьях: сегодня я найму новых, а завтра ситуация изменится и я столкнусь с теми же проблемами, что сегодня у предприятия B. К тому же высвободившиеся с B и получившие значительные компенсации потребуют более высокой оплаты. А как платить новым более высокую ставку, чем старым? Надо пересматривать всю систему оплаты для всех, а это совсем не то, что просто взять одного дополнительного работника, пусть даже дорого. Можно было бы как-то найти эти средства, если бы был выгодный экспорт, либо можно было бы переложить издержки на потребителя через цены. Но экспорта нет, а основной потребитель — это либо государство, которое жестко контролирует цены на свои заказы, либо бедный потребитель, который еле тянет и действующие рыночные цены. При этом цены на сырье и комплектующие постоянно растут.

Что делает А? Рассылает вакансии, обращается к рекрутерам, кричит о дефиците, увеличивает рабочее время имеющимся, жалуется на систему образования, просит государство обеспечить ему работников (студентов, заключенных, мигрантов), пытается лоббировать у государства пересмотр цен на готовую продукцию.

Как назвать такую ситуацию? Это дефицит или неэффективное использование рабочей силы? Для предприятия А это может восприниматься как дефицит, но для города/экономики — это нерациональное использование труда, который заперт в нише неэффективности и не может быть использован там, где он был бы нужнее.

Конечно, это условная картинка, но и в то же время не совсем условная. Параллели очевидны.

Многократно сказано о том, что модель рынка труда, сложившаяся в российской рыночной экономике, оказалась невероятно успешна в торможении безработицы и поддержании полной занятости. Многочисленные кризисы начиная с 1992 года удалось пройти либо с незначительными скачками безработицы (по крайней мере, по сравнению с ожиданиями), либо вообще без них. Между кризисами она быстро шла вниз — ко все более низким значениям. В итоге — достигла исторически низких значений.

Центр занятости населения «Моя работа» в Москве. Фото: Сергей Бобылев / ТАСС

Центр занятости населения «Моя работа» в Москве. Фото: Сергей Бобылев / ТАСС

Провал старой модели

Как так удалось? В чем секрет? Грамотная политика правительства? Один из «секретов» в том, что правительство тут ни при чем. Функционирование рынка труда регулируется институтами, которые задают стимулы и ограничения. Их зачатки — в реформах конца 1980-х, а окончательное формирование пришлось на 1990-е годы. Среди таких институтов — Трудовой кодекс, который говорит о том, сколько «стоит» массовое высвобождение по экономическим причинам. Если слишком дорого, лучше и не начинать. Другой институт — пособие по безработице, которое обозначает уровень социальной поддержки в случае потери работы. Чем оно ниже, тем меньше возможность сидеть без работы. Значит, если хороших вакансий нет, надо браться за любую (неформальную, случайную). Еще один — это минимальная зарплата.

Вместе с пособием по безработице они определяют тот минимальный уровень оплаты, ниже которого работодатель не может опускаться. Чем ниже, тем зарплата гибче «вниз». Наконец, конструкция самой зарплаты — чем больше в ней доля разных временных выплат, привязанных к результатам, к доступным ресурсам, к настроению работодателя, к погоде и международной обстановке, тем зарплата гибче «вверх». Можно установить небольшой твердый минимум, а далее накрутить надбавки, которые легко слетают в нужный момент. Тогда и увольнять не надо — издержки оптимизируются сами собой. Значит, и занятость поддержится сама собой. И все это идет почти автоматом. А те, кто все-таки потерял работу, всегда найдут ее в неформальном или полуформальном секторе, в самозанятости, пусть по дешевке, но наверняка.

Другими словами,

излишки рабочей силы надо искать не в безработице, а в занятости, ее структуре и нишах неэффективности.

Международная организация труда по такому случаю говорит: «…низкая безработица в развивающихся странах не может служить индикатором экономического благосостояния этих стран или индикатором того, что ожидания людей по поводу работы в основном удовлетворены. Скорее, и это более вероятно, концепция безработицы в том виде, в каком она определена 13-й КСТ (Конференция статистиков труда. — В. Г.), имеет ограниченное значение для описания этого явления в развивающихся странах. В этих странах большинство не может позволить себе быть безработными хоть какое-то время, поскольку не существует пособий по безработице или других схем социальной защиты, в рамках которых они могут получать пособия, или потому, что их семьи слишком бедны, чтобы их поддерживать… В подобных ситуациях большинство индивидов готово браться за любую доступную работу или создавать свою собственную занятость (преимущественно в неформальном секторе). Таким образом, в терминах модели рынка труда избыточное предложение рабочей силы абсорбируется через снижение заработной платы или производительности, а не через увеличение числа безработных. Большинство же тех, кто не может найти никакую работу или создать для себя самозанятость, пополняют ряды экономически неактивных, а не безработных» (ICLS/18/2008/1, page 47).

О чем говорят данные за 2022 год и начало 2023-го? Во весь рост встала новая проблема — сложность в заполнении вакансий. Структурная перестройка в интересах импортозамещения и выполнения растущего гособоронзаказа привела к необходимости наращивать штат в соответствующих отраслях. Пока что у них заметно увеличивается число отработанных часов, рост же числа работников минимальный. По данным Росстата, в конце 2022 года доля вакансий составляла 5,4% от всех занятых, вдвое больше, чем за пару лет до этого. Практически единственный источник удовлетворения этого запроса — межотраслевая реаллокация рабочей силы. Она, по-видимому, активизировалась, но совершенно недостаточно. При этом основные демографические ограничения еще впереди. По нашим еще доковидным прогнозам, численность занятых в возрасте 20–40 лет к началу 2030-х будет на четверть меньше, чем в конце 2010-х. Последовавшие затем события не добавили прогнозу оптимизма.

Рынок вместо чиновника

Вернемся к вопросу о том, как победить дефицит, который мы обсуждали в начале. Для реализации тех четырех пунктов достаточно было бы перестроить институты рынка труда. Вместо институтов, обеспечивающих полную занятость за счет низкой цены труда, нужны институты, позволяющие извлекать плохо используемые резервы труда и создавать условия для их большей мобильности. Делать это должен рынок, а не чиновники на сталинский манер.

Решение каждой из названных задач является крайне сложным как по экономическим, так и по политическим причинам. В совокупности же их сложность возрастает многократно. С одной стороны, они ведут к росту безработицы, хотя бы временной, что противоречит политическим установкам. С другой — они крайне затратны.

Альтернатива — жить с дефицитом. Экономика как-то к нему адаптируется. Меньшим объемом производства, замороженными проектами, где-то подросшей зарплатой, большим неравенством, ползучей реаллокацией. 

Пройдет какое-то время, закончатся боевые действия, сократятся оборонные расходы, опять станут актуальными рост ВВП и производительности, начнется новый виток конверсии, понадобится обратная реаллокация. Вот тогда на фоне еще более проблемной демографии встанет вопрос и о реформах институтов рынка труда. Тех, что обеспечили низкую безработицу, но не справились с нарастающим дефицитом. Но это уже из будущей повестки.