Горячая рука государства

С начала своего существования интернет преодолевал географические и культурные границы, предоставляя уникальную платформу для обмена информацией, коммуникаций и развития бизнеса. Однако с течением времени государства все чаще стали вмешиваться в его функционирование, преследуя различные цели: от поддержания национальной безопасности до регулирования контента, оцениваемого как нежелательный.

Во время путча в августе 1991 года одним из основных путей связи с миром были первые интернет-каналы сети «Релком». Это был совершенно иной уровень связности, который не могли обеспечить еще привычные тогда телексы и даже такая новинка, как факсы. Потому что телексы и факсы базировались на телефонной коммутируемой сети, где переход от сети к сети между национальными зонами был различим. В интернете же такой границы не было. А «национальная принадлежность» была скорее средством ориентации (в виде страновых доменных имен верхнего уровня) или самовыражения — в виде того языка, на котором шло общение.

До определенного момента государства относились к интернету как к забавному курьезу. А к нарождавшимся интернет-медиа — как к чему-то маргинальному. Но по мере роста как самого интернетовского медиапространства, так и просто объема интернет-аудитории — а в России она, по словам вице-премьера Чернышенко, в конце 2022 года составила около 130 млн человек, то есть почти 90% населения, — государства стали проявлять живой интерес к регулированию.

Ответом со стороны сообщества интернет-профессионалов стало создание надстрановых органов управления, таких как ICANN**. С выборными советами директоров из представителей разных и не всегда дружных стран. Однако в контентных вопросах сообщество инициативу потеряло.

Ими занялись государства. Кто-то устанавливал правила игры для рыночных участников, а иные уже формировали технические ограничения, решая, что может, а что не может быть доступно пользователям вне всяких рыночных механизмов и отраслевого саморегулирования.

Пионером выступил Китай, обративший внимание на новое явление еще в 1998 году, когда интернет в его нынешнем понимании только начинал формироваться. Но, видимо, уже тогда китайские товарищи предполагали, во что это выльется, или просто предпочли по традиции все связи с внешним миром держать под максимальным контролем. Это позволило создать серьезную систему фильтрации и отслеживания контента. Фактически в Китае все развитие интернета шло под контролем государства и с оглядкой на его интересы. Поэтому построенная система работает относительно аккуратно, сочетая жесткий контроль за контентом с устойчивостью использования Сети как важнейшей деловой инфраструктуры.

Но китайский путь — это одно, а сетевая самоизоляция в ситуации, когда интернет в такой стране, как Россия, стал массовым и развивается по рыночным законам — совершенно другое. К тому же чиновники, как правило, глубокими техническими знаниями не отличаются, и потому регулятивные акты формируются без скидок на реалии инфраструктуры. А это уже чревато проблемами с работоспособностью Сети.

Технические идеи, которые были заложены в основу интернета, исходили из того, что связность различных узлов в нем должна быть максимально надежна, вне зависимости от возможных аварий. Сама история возникновения интернета берет начало от исследовательского проекта знаменитого американского агентства DARPA***, целью которого было разработать такую сетевую среду, которая бы обладала высокой надежностью в условиях, когда часть инфраструктуры может оказаться разрушенной. Поэтому система построена весьма основательно.

Тем не менее и она оказывается уязвимой, когда регуляторы прибегают к «ковровым блокировкам». Причем в совершенно неожиданных местах: например, у людей переставали работать системы «умного дома» — серверы, обслуживающие автоматику, оказывались среди попавших под горячую руку государства.

И это демонстрирует одну из важнейших проблем, которые вызывают блокировки — как отдельных ресурсов, так и многих сразу (что описывается термином «шатдаун»). Та современная среда существования, к которой мы уже незаметно для себя привыкли, очень сильно связана с функционированием сетей передачи данных. Это касается самых разных сервисов, например, вызова такси, заказа еды, терминалов оплаты, банкоматов, а часто и систем безопасности. Да в принципе вообще чего угодно: так как пик распространения технологий пришелся на момент, когда сетевая связность еще казалась незыблемой, очень многие решения спроектированы так, что они часто обращаются в Сеть. И далеко не всегда смогут корректно продолжить работать, не получив из нее необходимое. Если в тяжелых промышленных системах это довольно редкое явление, то в дешевых бытовых встречается повсеместно.

Глобальная паутина блокировок

Столь плотная взаимосвязь нашей жизни с функционированием интернета привела к тому, что разработаны методики оценки ущерба при отключении интернета. В 2016 году Даррелл Уэст из Центра технологических инноваций Брукингса предложил базовую формулу для расчета стоимости интернет-шатдауна в конкретной стране. Эта формула учитывает такие параметры, как валовой внутренний продукт (ВВП) страны, численность населения, длительность шатдауна (количество дней в процентах от года), доля цифровой экономики (процент от ВВП) и некоторый коэффициент ее влияния. На ее основе общественная организация Netblocks создала калькулятор, позволяющий оценить потенциальный ущерб. Так, согласно ему, один день без интернета в России обойдется сегодня примерно в 30 млрд рублей. Сумма гигантская и не очень четкая, но довольно ярко демонстрирует порядки величин. Конечно, блокировка одного какого-либо сайта причинит гораздо меньший ущерб, но ведь она легко может повлиять и на что-то еще, а эффект домино в интернете проявляется быстро.

Какими целями руководствуются при блокировках во всех странах? В первую очередь это противодействие распространению определенной информации. С информацией, по которой есть широкий общественный консенсус о ее вредоносности, например, распространение наркотиков или оружия, педофилия и тому подобное «абсолютное зло», большой проблемы нет. Само сетевое сообщество активно взаимодействует по таким вопросам с правоохранителями, а часто и опережает их. Сложнее с политическими, идеологическими, религиозными ограничениями. Принцип «сетевой нейтральности», который до недавнего времени доминировал в профессиональной среде, делал невозможным отключения или изъятия информации просто «за слова». Причем часто новые механизмы вводились под лозунгами борьбы именно с той информацией, с которой успешно боролись и до того.

Дает ли это серьезный эффект?

На относительно коротком промежутке и для самой массовой аудитории исчезновение отдельных источников информации срабатывает. Однако не очень сильно и не очень надолго — это как в советское время слушали «голоса», несмотря на все старания их заглушить. Да и запретный плод обладает особой привлекательностью.

Существенная часть активности людей приходится сейчас на социальные сети. А они сами по себе поощряют фрагментацию информационного пространства: алгоритмы социальных платформ, в значительной мере и определившие их популярность, отбирают и предоставляют пользователям тот контент, который наиболее соответствует их предпочтениям и мнениям. Это может приводить к тому, что пользователи ограничиваются информацией, которая подтверждает их уже существующие взгляды, и не получают доступ к разнообразным точкам зрения или новостям, которые могли бы их информировать более полно и объективно. То есть в каком-то смысле происходит неявная блокировка, но уже не доступа к контенту, а его доставки к потребителю.

Современный Галилей будет радостно вещать для людей, которые уже подозревают какой-то подвох во вращении Солнца вокруг Земли. А вот до тех, кто свято верит во вращение всего вокруг Земли, его контент может просто не дойти. Так что можно такой контент и не блокировать. Фактически никакой информационной связности, кроме как у довольно узкого слоя людей, в современном мире уже нет. И блокировки в этом смысле вносят довольно мало нового — что определяет, в числе прочего, и сравнительно вялую общественную реакцию на них там, где они активно применяются.

Но тем не менее Галилея непременно заблокируют. Потому что если у тебя в руках есть молоток, то все вокруг начинает казаться гвоздями. И под удар попадают не только те гвозди, по которым бьют, но и сопутствующие пространства: блокировка во время митингов, например, ведет к дискомфорту идущих мимо случайных людей, пользующихся интернетом.

В Иране, где и так интернет не сильно хорош и распространен, его регулярно блокируют. Не только какие-то отдельные ресурсы, а вообще весь.

Такая борьба со списыванием воспринимается как анекдот, но анекдот очень грустный.

Рушат связность мира и обратные блокировки — не когда блокируется доступ от пользователя к какому-либо ресурсу, а, наоборот, когда ресурс блокирует доступ для какой-то категории пользователей. Есть примеры — не очень массовые, но показательные, — когда те или иные ресурсы блокируют доступ пользователям из России. Иногда для разблокировки от пользователя требуется определить свое отношение к происходящему в Украине, но часто блокируют просто по факту принадлежности IP-адреса. Результат — рост разобщенности людей.

Есть и гораздо более массовое явление, но уже на российской стороне. Например, к большинству государственных ресурсов доступа из-за границы сейчас нет. И если федеральные Госуслуги доступны для всех, то, например, московский портал — уже нет. Результат — все то же снижение информационной связности мира. Начиная от банальной невозможности узнать позицию какого-либо ведомства и до анекдотичной изоляции собственной культуры: серьезнейшая цифровая коллекция с унылым названием «Государственный каталог Музейного фонда Российской Федерации» стала недоступной — его веб-интерфейс просто оказался одним из госсайтов.

Иногда возникают и «самоблокировки» отдельных ресурсов из соображений вполне благих. Вот есть традиционные СМИ, которые выживают из последних сил и тратят деньги на производство контента. А в социальных сетях этим контентом пользуются. И вот в Канаде, блюдя интересы СМИ, решили, что соцсети должны за это средствам массовой информации платить. Запрещенный же в России Facebook в ответ решил, что просто не надо разрешать публиковать ссылки на материалы в СМИ — из соображений собственной безопасности, может, еще чего нарушишь. Тем более что в генерации трафика для разных традиционных медиа соцсеть-то и не заинтересована. Зато теперь там обращаются с просьбой к соцсети разрешить проблему, потому что граждане иной раз так и не узнают важной (а иногда и критически важной) информации.

Вся ситуация с блокировками сейчас — не только в России — кажется тяжелым процессом адаптации старых структур и представлений к новой реальности. Вместо готовности к изменениям и «цифровой трансформации» общества на выходе получаем проблемы во всех сферах жизни, включая экономику и финансы. В результате мир становится менее связным и более фрагментированным.

Василий Буров

* Чат-бот с искусственным интеллектом, разработанный компанией OpenAI и способный работать в диалоговом режиме на естественных языках.
** Корпорация по управлению доменными именами и IP-адресами.
*** Управление перспективных исследовательских проектов министерства обороны США (Defense Advanced Research Projects Agency, DARPA).