Активизация войн в цифровом веке ставит сложные вопросы о том, как участники вооруженных конфликтов используют в своих целях технологии контроля информации (ТКИ). Параллельно с разрастанием глобальных конфликтов наблюдается устойчивый рост цифровых репрессий. Эти две тенденции сращиваются, поскольку и сами конфликты все чаще ведутся в цифровой сфере. Война в Газе, конфликты в Украине, Судане, Мьянме и Эфиопии наглядно показывают, что ТКИ являются их неотъемлемой частью. Цензура, слежка, дезинформация и закрытие доступа к интернету стали ключевыми инструментами в цифровой сфере, к которым государства прибегают во время конфликтов.
Война, ложь и сети
Как взаимодействуют с ТКИ вооруженные акторы, как они используют их в ходе конфликта? Исследования показывают, что новые технологии облегчают организацию боевых групп и их «коллективные действия». Упрощение доступа к информации не только способствует их мобилизации, но и дает в руки повстанческим группировкам усовершенствованные средства координации и коммуникации.
Кроме того, в условиях конфликта технологии контроля информации создают для воюющих сторон оперативные преимущества, снабжая их данными о передвижении, поведении и настроениях сил противника и жителей охваченных конфликтом районов. Эти технологии не только повышают разведывательные возможности и точность военных ударов, но могут и спровоцировать военные злоупотребления. Для гражданского населения применение ТКИ в зоне боевых действий повышает вероятность нарушений права людей на неприкосновенность частной жизни. И наоборот, лишение граждан доступа к технологиям контроля информации — нередко предвестник эскалации насилия и вытекающих из него нарушений прав человека. В результате граждане часто оказываются под «перекрестным цифровым огнем».
Как показывают конфликты в Мьянме (2021 год), Иране (2019 год) и Судане (2019, 2022 годы), существует тесная связь между перекрытием властями доступа в интернет и дальнейшим применением насилия в отношении гражданского населения. Тем не менее иной раз наличие интернета может даже снизить интенсивность конфликта. Хотя социальные сети дают повстанцам больше возможностей в реализации пропагандистских стратегий, им одновременно приходится сдерживать насилие, чтобы не оттолкнуть от себя сторонников, как показывают исследования Мартина Масиаса-Медельина и Лауры Атуэсты. Более широкое распространение интернета также дает противникам повстанческих сил (правительству или другим формированиям) более полную информацию об операциях повстанцев и более эффективные инструменты для того, чтобы ограничить их возможности в организации насилия.
Массовые демонстрации у штаб-квартиры суданской армии в Хартуме. Фото: Ala Kheir / dpa / picture-alliance
Социальные сети стали ключевым фактором в стратегиях эскалации противостояний, реализованных, например, во время предыдущего конфликта в Газе в 2012 году, вооруженных столкновений в Нагорном Карабахе, а также в ходе российской спецоперации. Цифровые платформы подпитывают национализм и усиливают напряженность в отношениях между Индией и Пакистаном. Сообщения сторонних лиц в социальных сетях используются с целью вовлечения в конфликт других участников: так, например, российские ресурсы распространили фальшивый пресс-релиз министерства обороны США о том, что американский бомбардировщик якобы случайно сбросил ядерную ракету на здание в Литве — и это произошло еще в 2017 году. Социальные сети используются для дискредитации, оскорбления или провоцирования иностранных правительств и лидеров: например, в период общественной реакции на отравление Скрипалей в 2018 году российское посольство в Лондоне размещало твиты с пропагандистскими заявлениями и угрозами в адрес правительства Великобритании. Дезинформация из социальных сетей эксплуатирует слабости лидеров, что приводит к эскалации напряженности: так, министр обороны Пакистана выступил с ядерными угрозами Израилю после прочтения фейковой новости о планах Израиля разбомбить пакистанский ядерный объект — это произошло в декабре 2016 года.
Нынешнее противостояние в Газе высветило центральную роль ТКИ в вооруженном конфликте — обе стороны развернули войну в цифровой сфере. 7 октября ХАМАС нанес удары по израильским вышкам связи, расположенным вдоль границы, и запустил DDоS-кибератаки на израильские сайты, распространявшие жизненно важные оповещения о ракетных обстрелах. В свою очередь, Израиль резко сократил доступность интернета в секторе Газа, в том числе путем бомбардировок телекоммуникационной инфраструктуры, что привело к практически полной информационной блокаде (лишь после того, как США потребовали от Израиля прекратить отключение, власти восстановили ограниченный интернет-доступ на этой территории). Ожидается, что достижения Израиля в области искусственного интеллекта могут определить исход продолжающегося наземного вторжения.
Дезинформация также является важной составляющей конфликта. Ложная информация маскирует события, усиливает напряженность и создает «военный туман», определяющий то, как граждане и мировая общественность представляют себе происходящее. С самого начала конфликта в социальных сетях стали появляться сообщения о том, что теракты — результат сговора между ХАМАС и Израилем, что Украина поставляет оружие ХАМАС и что потери палестинцев — это фейк. Ложные нарративы и теории заговора продолжают распространяться, затрудняя оценку реальности.
Цифровые баррикады
Российские власти усовершенствовали стратегии цифрового контроля, чтобы усилить эффект военных действий. Разветвленная государственная система слежки, выявления и пресечения инакомыслия, существовавшая и до начала спецоперации, была использована российскими властями для подавления внутриполитического протеста против военных действий. Российские спецслужбы внимательно следят за поведением людей в интернете с помощью системы СОРМ (Система технических средств для обеспечения функций оперативно-разыскных мероприятий), которая собирает данные, передаваемые по российским телекоммуникационным сетям, и позволяет сотрудникам служб нацеливаться на критиков и потенциальных участников протестных акций. Система распознавания лиц, установленная в московском метро, дает возможность выявлять и арестовывать участников протестных акций. С началом СВО российские власти предприняли новые блокировки контента международных и российских правозащитных сайтов, журналистских расследований, а также приняли жесткие законы, криминализующие действия в интернете, связанные с оспариванием политики государства. С особым усилием власти ограничивают доступ к западным СМИ, возводя «цифровую баррикаду» между российскими гражданами и различными платформами и сайтами.
Усиление цифровых репрессий в России знаменует собой эскалацию уже существовавшей тактики и новый шаг к контролю над информационной экосистемой страны. Россия стремится ограничить доступ к ТКИ и за пределами своих географических границ, нацелившись на информационное пространство и цифровую инфраструктуру Украины. На территориях, не контролируемых Россией физически, были случаи, когда российские власти распространяли дипфейки и поддельные выступления украинских официальных лиц, чтобы дезориентировать людей и повлиять на их восприятие военных действий.
Еще один аспект — стремление России исказить информацию о конфликте в третьих странах. Пропаганда скроена так, чтобы резонировать с проблемами конкретных стран и регионов. В Африке пророссийские ресурсы обвиняют Запад в дефиците продовольствия и утверждают, будто Украина намеренно уничтожила запасы зерна.
Мария Захарова и Сергей Лавров на саммите БРИКС в ЮАР. Фото: Сергей Бобылев / ТАСС
Во Франции на фейковом сайте, маскирующемся под французское министерство, были размещены ложные сведения о новом налоге, будто бы введенном для финансирования вооруженных сил Украины.
В Армении пропаганда обвиняла США в дестабилизации обстановки, а прокремлевские деятели распространяли призывы к свержению армянского правительства.
Россия объединяется с Китаем в осуществлении взаимодополняющих стратегий. Обе страны наращивают совместную работу по совершенствованию своих инструментов цензуры и дезинформации, включая проведение масштабных двусторонних встреч, цель которых — создать в России подобие китайской системы социального контроля. Кроме того, обе страны подписали соглашения о сотрудничестве и обмене «передовым» опытом в развитии своих систем цифрового наблюдения и цензуры.
Сигнальный код
Использование технологий контроля информации имеет серьезные правозащитные и гуманитарные последствия. Цифровые технологии наносили ущерб гражданскому населению в условиях конфликтов. Крайне важно разработать действенные рамочные правила соблюдения прав человека, которые обеспечивали бы ответственное поведение в информационном пространстве. Инициативы, подобные гарвардскому проекту «Сигнальный код» (Signal Code), — шаги в правильном направлении.
Авторы проекта выделяют пять основных прав, требующих усиленной защиты: доступ к информации во время кризиса; право на неприкосновенность частной жизни и безопасность в военное время; право людей на субъектность в сборе, использовании и раскрытии их персональных данных; право на защиту, в том числе от угроз и вреда, связанных с использованием ТКИ или информации; право на исправление доказанно ложных, неточных или неполных сведений о частных лицах и на возмещение ущерба от них.
Есть еще ряд проблем. Например, существенная роль интернет-платформ в распространении информации об украинском конфликте вызывает целый ряд вопросов: не нарушают ли частые публикации в социальных сетях изображений военнопленных протоколы Женевской конвенции, запрещающие делать пленных предметом любопытства толпы? Не содействуют ли отключения интернета или самоцензура на онлайн-платформах военным преступлениям и не поощряют ли их, лишая гражданское население доступа к информации о гуманитарных мерах по спасению жизни людей или о готовящихся ракетных ударах?
Информационно-коммуникационные технологии играют все более значительную роль в конфликтах. Пусть это выглядит сегодня, возможно, и утопично, но по мере того, как цифровая война становится нормой, необходимо учитывать ее гуманитарные издержки и разрабатывать правила ведения боевых действий для государств, цифровых комбатантов, гуманитарных организаций и платформ.
Стивен Фельдстейн,
старший научный сотрудник Фонда Карнеги (организация признана в РФ «иностранным агентом»), автор книги «Возникновение цифровых репрессий. Как технологии перестраивают власть, политику и сопротивление» (2021)
Фиона Брауэр,
младший научный сотрудник Фонда Карнеги
Перевод Дмитрия Ермоловича