Фото: Дмитрий Бальтерманц / фотохроника ТАСС
Памяти Анатолия Вишневского
Сказка сказок: киноэпиграф
Помните волшебный фильм Юрия Норштейна «Сказка сказок»? (см. сноску 1)
Там есть две сцены: два круга танцев под качающимся от ветра фонарем и под звуки танго «Утомленное солнце» — великого танго слез. Сцена первая — прощание девчат с их мобилизованными в армию парнями, они же листья, срываемые ветром с дерев и уносимые прочь под перестук колес воинских эшелонов; вторая сцена — возвращение кавалеров с войны, а лучше сказать — невозвращение, потому что целыми вернулись и вновь танцуют лишь двое, есть и третий — гармонист, он без одной ноги. К остальным барышням все летят и летят под тусклым фонарем похоронки, и они как застыли в первой сцене, так и стоят как вкопанные. Горе, трагедия, тоска и боль!..
Точнее, символичнее и монументальнее суть темы военных потерь СССР, кажется, и не выразить…
«Сказка сказок»
Два научных подхода к проблеме
Вопрос о декларации демографических потерь военного времени (вопрос сверхсмертности, как сказали бы сейчас) — это в СССР вопрос не научный, а политический, вопрос высшего уровня, вопрос первого лица. При этом каждое из первых лиц начиная со Сталина отвечало на него заново и по-своему, по-новому — в свете не столько уточняющихся данных, сколько меняющихся представлений о геополитических интересах страны. Что обрекает эту тему на то, чтобы стать и быть территорией неизбежного лукавства, манипулирования и лжи.
Во время Великой Отечественной войны огромная территория воюющей страны дробилась на три подвижные части — на полосу вокруг линии фронта, на оккупированные территории к западу от нее и на неоккупированные — к востоку. Линия же фронта, естественно, перемещалась.
Для попыток научного исчисления названных параметров применяются два фундаментально различных подхода: или учетно-статистический, когда работа ведется с различными регистрами умерших или погибших, содержащими индивидуальные или групповые записи по различным источникам смерти, или демографо-балансный, когда специалисты работают с надежными данными переписей по определенным методикам (передвижка возрастных когорт и др.), учитывая при этом изменения внешних и внутренних границ, внешние и внутренние миграционные потоки и т.п. Попытки сочетания этих подходов чрезвычайно редки, методически это затруднительно само по себе и накладывает на оба подхода некоторые общие требования. Так, например, нельзя отрывать тыловые потери от прочих: некорректно закрывать глаза на смерти в ГУЛАГе, смерти во время депортаций военного времени, на расстрелы в тюрьмах Львова, Станислава и других прифронтовых городов, а также расстрелы в тылу, как, например, на даче НКВД в поселке Барбыш под Куйбышевом, где были убиты Герой Советского Союза генерал-полковник Штерн и дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант Смушкевич.
Третий способ: угадать и угодить
Впрочем, есть еще и третья «методология» — заказные, греющие душу и сердце первого лица цифры. Наукой и поиском истины тут и не пахнет, а вот пропагандой разит.
Вот ярчайший пример. 6 ноября 1941 года, выступая на торжественном собрании Моссовета в честь 24-й годовщины Революции, состоявшемся на станции метро «Маяковская», Сталин, председатель Госкомитета обороны, сказал:
«За 4 месяца войны мы потеряли убитыми 350 тысяч и пропавшими без вести 378 тысяч человек, а раненых имеем 1 миллион 20 тысяч человек. За этот же период враг потерял убитыми, ранеными и пленными более 4 с половиной миллионов человек.
Не может быть сомнения, что в результате 4-х месяцев войны Германия, людские резервы которой уже иссякают, оказалась значительно более ослабленной, чем Советский Союз, резервы которого только теперь разворачиваются в полном объеме». (см. сноску 2)
Заседание под землей состоялось 6 ноября, а уже назавтра — 7 ноября — по морозной Красной площади прошагал знаменитый парад красноармейцев, отправляющихся прямо на фронт. В своем новом, очень коротком, выступлении с трибуны Мавзолея Сталин повторил и 4,5 миллиона германских потерь:
«В Германии теперь царят голод и обнищание, за 4 месяца войны Германия потеряла 4 с половиной миллиона солдат, Германия истекает кровью, ее людские резервы иссякают, дух возмущения овладевает не только народами Европы, подпавшими под иго немецких захватчиков, но и самим германским народом, который не видит конца войны» (см. сноску 3).
Никакой неточности или ошибки не кроется: обыкновенные лживые слова и бессовестные цифры. Между тем безвозвратные потери Красной армии только по оборонительным операциям, закончившимся к этой дате, то есть без Донбасской, Ростовской и Московской, составили без малого 2 миллиона (1,957 млн чел.) (см. сноску 4), а количество пленных к декабрю того же года составит, по округленным немецким данным, 3,5 млн чел.! Названные же Сталиным 350 тыс. собственных потерь отдаленно близки к потерям Красной армии в одной только Белоруссии, немецкие же потери и к концу войны не достигли озвученных 4,5 миллиона человек.
Эволюция послевоенных оценок военных потерь: официоз и реалии
Так, еще в самом начале войны Сталин четко обозначил свой «заказ» на ее потери: своих — как можно меньше, вражеских — как можно больше. То же — и после окончания войны и Великой Победы.
Перенесемся тогда в конец войны, а точнее, за ее победный конец — в 1946 год. Николай Алексеевич Вознесенский (1903–1950), тогда председатель Госплана СССР, в начале 1946 г. честно доложил товарищу Сталину о более чем 15 миллионах сводных потерь (см. сноску 5), на что тот поморщился и «согласился» только на «около 7», которые и озвучил в феврале-марте 1946 г. в журнале «Большевик» (см. сноску 6) и в интервью газете «Правда» (см. сноску 7). Структура потерь Сталина тогда ничуть не заинтересовала (см. сноску 8).
Та же тенденция прослеживается и по сталинской правке на проекте вступительной речи прокурора Романа Андреевича Руденко (1907–1981) в Нюрнберге: его недоумение — или удивление — вызывал сам миллионный порядок цифр гитлеровских жертв, а также отдельное упоминание в их числе евреев (см. сноску 9).
14 ноября 1956 г. начальник ЦСУ СССР Владимир Никонович Старовский (1905–1975) докладывал ЦК о потерях в объеме «свыше 20 миллионов» (см. сноску 10), после чего уже Хрущев глубоко задумался, но хоть и через пять лет, в 1961 г., все-таки озвучил саму эту цифру. Тогдашний глава государства Никита Хрущев в письме шведскому премьер-министру Таге Эрландеру от 5 ноября 1961 г. осмелился озвучить цифру в «два десятка миллионов жизней советских людей» (см. сноску 11), при этом он обошелся и без слова «свыше», и без структуры потерь.
Для того чтобы взять эту лингвистическую высоту — эти самые «свыше»! — понадобились еще четыре года и новый генсек. Возвращая народу День Победы в 1965 г. в качестве праздника, Брежнев в юбилейном докладе в честь 20-летия Победы так и сказал: «Война унесла более 20 миллионов жизней» (см. сноску 12). На долгие годы именно эта оценка и эта формулировка («унесла жизни») оставалась официальной.
Фото: Георгий Коновалов/ТАСС
В 1969 г., отталкиваясь от данных Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР (ЧГК) 1946 г., отдельную оценку гражданских потерь СССР в годы войны в шесть миллионов человек впервые обнародовал генеральный прокурор СССР Руденко (см. сноску 13) — тот самый, чью речь на Нюрнбергском процессе в 1946 г. переписывал лично Сталин. Банальный арифметический подсчет здесь выводит на цифру в 14 миллионов потерь среди военнослужащих. В эти годы сопоставимые потери вермахта (без учета потерь на других театрах военных действий) оценивались в четыре миллиона человек, и получалось, что на один немецкий труп приходились три с половиной советских.
Настоящий перелом произошел в конце 1980-х гг. при Горбачеве. При Генштабе Вооруженных сил СССР была создана специальная Межведомственная военно-историческая комиссия, в которую включили бригаду высококвалифицированных демографов из Института статистики при ЦСУ СССР — Евгения Михайловича Андреева, покойного Леонида Евсеевича Дарского (1930–2001) и Татьяну Леонидовну Харькову.
Собирая по открывшимся для них архивам первичные статистические данные, двигая возрастные когорты от переписей 1926, 1939 и 1937 гг. к 22 июня 1941 г. и от переписи 1959 г. к самому концу 1945 г., внутренне взаимоувязывая при этом на каждом своем шаге всю половозрастную пирамиду СССР, они вышли на три ключевые цифры-оценки населения страны: 196,7 млн чел. в день начала войны, 170,5 на конец 1945 г. и — 159,5 млн доживших до 1946 г. из людности на начало войны.
Разница в 37,2 млн (запомним эту цифру!) между первой и третьей цифрами еще не есть потери: не будь войны с ее аномалиями, люди и в мирной нормальности все равно умирали или не рождались бы — соответственно, надо отбросить расчетные естественную смертность (11,9 млн) и добавить детскую сверхсмертность (1,3 млн). Так, из вороха пустографок и таблиц родилась грамотно сбалансированная цифра потерь — 26,6 млн чел. Да, каждая ее единичка безымянна, не персонализирована, но каждая — увязана с другими.
Эта сводная цифра — 26,6 млн — была впервые обнародована Горбачевым устно в 1990 г. (см. сноску 14), а потом получила почти каноническое признание при Ельцине, снова озвучившем ее в 1995 г., на «своем» юбилее Победы (см. сноску 15).
Итак, демографическая цена Победы — это 15–16% населения СССР, то есть каждый шестой!
Три четверти этих потерь — мужчины, из них более половины — когорты военнообязанных возрастов. Вероятность остаться по окончании войны в живых для мужчин, шагнувших в нее, будучи от 15 до 34 лет от роду, была выше разве что по сравнению со стариками от 65 лет и старше.
Но общие потери — это всего лишь одна цифра, а самое для науки увлекательное — и для манипуляций самое привлекательное — начинается с разбора ее структуры, прежде всего в разрезе «военнослужащие» vs «гражданское население».
Фото: Павел Федотов/ТАСС
Тут же вступает в действие критическое рассмотрение учетов соответствующих контингентов. Как персональный, так и списочный учет потерь был в РККА ниже всякой критики, особенно в первый период войны. И не только из-за стремительности немецкого наступления: «медальоны смерти», или «жетоны», облегчающие идентификацию убитых на поле боя, ввели во время войны не сразу и быстро (в конце 1942 г.) отменили, да и носили их не все (считалось дурной приметой), тогда как и призванные дополнить или заменить их красноармейские книжки появились в армии с многомесячным опозданием и в дефиците.
Непонятным — и неучтенным? — оставалось и то, как фиксировалась вторичная мобилизация (то есть мобилизация освобожденных советских граждан призывных возрастов на ранее оккупированных территориях, а также репатриируемых военнопленных и гражданских принудительных рабочих) в конце войны, осуществлявшаяся не через военкоматы, а прямо в частях. Еще большая проблема — перебежчики и военнопленные: без счету и за вычетом евреев и комиссаров они оседали в немецком «архипелаге Дулаге» (то есть в лагерях для пленных — не путать с Архипелагом ГУЛАГ), а окруженцы и дезертиры массово растворялись среди гражданского населения (немало таких бывших военнослужащих побывало в Германии уже в качестве остарбайтеров) или в партизанских лесах. Всех их текущий учет между тем сбрасывал в графу «без вести пропавшие».
Тем не менее в начале 1946 г. уже были известны (кому надо, разумеется) первые данные не только по безвозвратным потерям, но и по гражданским: ЧГК насчитала тогда на оккупированной врагом и освобожденной от него территории 6,1 млн «убитых и замученных мирных граждан», а с учетом 600 тыс. убитых и умерших ленинградских блокадников (оценка того времени, сейчас она выше) — 6,7 млн. Это выводило на безвозвратные потери в 8,3 млн чел. Сталин тогда, как мы помним, ограничился сводными потерями в 7 млн трупов, а остающиеся 8 млн «мертвых душ» снова закопал, надолго приструнив этим и правду, и правдоискательство, и правдоискателей, в их числе и самого Вознесенского.
Итак, Хрущев втрое подтянул общую цифру, но он тоже отмолчался по структуре. Но в 1969 г., то есть уже в брежневскую эпоху, оценку гражданских потерь, отталкиваясь от данных ЧГК, обнародовал генпрокурор Руденко. Все знакомые с правилами вычитания и с хрущевскими 20 миллионами трупов легко получали 14 млн боевых потерь вместо сталинских 7 млн.
И пошла писать губерния, а точнее — под шумок перестройки — считать Генштаб. Методика Кривошеева–Кирилина, если отбросить низкое качество первичной статистики и подозрения в манипулятивности, выглядела солидно — сведение воедино 10-дневных фронтовых донесений о потерях всех уровней. Полученный военными историками результат — 8,7 млн чел. — был печатно обнародован в 1993 г. (см. сноску 16)
Разница между 26,6 и 8,7 — это немыслимо гигантские 17,9 млн чел., потому в генштабовские 8,7 млн потерь военнослужащих нельзя было поверить, настолько явственно торчали из них, например, заниженные цифры по смертности военнопленных. В пух и прах эту цифру драконили, пусть каждый по-своему, но практически все специалисты, серьезно занимавшиеся потерями. Генштаб же всем на это: «Забудьте! Ничего не знаем! У нас же все документы — и только на 8,7 млн!»
Учеты ЦАМО и Объединенная база данных «Мемориал»*
А между тем в Подольске, в Центральном архиве Министерства обороны РФ (ЦАМО) хранился уникальный учетный материал — сводные картотеки безвозвратных потерь рядового, сержантского и офицерского состава. В ней сошлись учеты и РККА, и вермахта, и сплошного подворового опроса, проводившегося военкоматами в 1946–1949 гг. Сергей Ильенков — многолетний сотрудник ЦАМО и военный историк-энтузиаст — обработал 18 букв этого массива и насчитал в итоге около 13,5 млн погибших, пропавших без вести, умерших от ран, болезней и в плену красноармейцев (см. сноску 17).
И это — без потерь Военно-морского флота (в аналогичной картотеке там ок. 150 тыс. чел.), внутренних и пограничных войск НКВД СССР, партизанских соединений. «Минималистски» оценив недоучтенное в 0,5 млн чел., получим 14,0 млн — как не окончательный, но серьезный промежуточный результат, служащий временным и минимальным ориентиром.
Это серьезный промежуточный результат, служащий ориентиром. И скорее всего не окончательный. Но он уже на 60% выше оценки Генштаба!
Дело в том, что еще глубже, чем энтузиасты из ЦАМО, копают разработчики и составители ОБД (Объединенного банка данных) «Мемориал». Банк замечательный и неутомимо пополняемый, миллионы людей уже нашли там сведения о своих погибших на войне родственниках. Удовлетворить эту гуманитарную потребность, собственно, и есть его мандат и главная задача (см. сноску 18). При этом источниками ему послужили самые что ни на есть первичные материалы (наглядная разница на примере ЦАМО: не карточки из именной картотеки, а первичные донесения о потерях, на основании которых часть этих карточек, собственно, и заводилась), данные из Военно-медицинского архива, из Военно-морского и т.д.
Фото: Доренский Леонид/ТАСС
На сегодняшний день, согласно устной справке, в ОБД «Мемориал» заведено от 36 до 38 млн записей, но назвать хотя бы примерное число индивидуальных карточек в ней (то есть, собственно, установить базовую величину потерь!) — задача не сегодняшнего дня: она вторична по сравнению с гуманитарной миссией базы данных.
Так что вернемся пока к цифре Ильенкова. Ее экстраполяция на весь алфавит выводит на итог примерно в 21 млн чел. Пополнение мартиролога за счет первичных данных ОБД «Мемориал» продолжается.
Под их напором серьезному испытанию на прочность подвергается ставшая за 30 лет канонической сумма общих потерь страны — 26,6 млн ведь на гражданские потери в ней остается всего 5,3 млн человек, а это уже меньше, чем даже оценка ЧГК. Из этого вытекает необходимость, с учетом новых и старых данных, заново проверить все расчеты и допущения с перспективой повышения суммарных потерь населения на несколько миллионов.
Даешь мертвые души!
При этом оценка потерь гражданского населения арифметически получается — 12,6 млн чел., тогда как по Генштабу — 17,9 млн. Напомню, что ЧГК в 1946 г. насчитал всего 6,7 млн таких потерь, причем с учетом 600 тыс. смертей в блокадном Ленинграде. Чем же тогда (нет: кем же?) заполнить брешь в 11,2 млн? Да кем угодно! И если раньше разговоры о миллионе умерших в блокаде были на грани идеологического фола, то сейчас это стало минимальной из оценок. Не побрезговали «умертвить» и пару миллионов (от 2,1 до 2,4 млн из 3,2 млн) угнанных остарбайтеров, но достоверная статистика имеется, и она не выходит за 100, максимум за 150–200 тысяч, если с поправкой на бомбежки фабрик и заводов в конце войны (см. сноску 19).
Но времена меняются, и в вопросе военных потерь власть на наших глазах совершает удивительный кульбит, движущей его силой оказался начальник РВИО Владимир Ростиславович Мединский (см. сноску 20).
Как всегда, все у него хоть и мифоточиво, зато до гениального просто.
Он предложил распечатать кубышку естественной смертности (помните 11,9 млн?) и, пристегнув ее к сверхсмертности, выйти на 37,2 миллиона общесоветских потерь. Мол, война так война, и неисчислимы зверства фашистские на советской земле! «Не забудем, не простим!» И т.п.
Демографически и исторически безграмотно? — Плевать. Обновленной концепции потерь, по Мединскому, нужны трупы гражданского населения — много трупов, как можно больше! Для смыслового наполнения таких цифр Мединский предложил новую фишку — «геноцид советского народа», он же «геноцид советских народов», он же «геноцид советских людей», громко озвученную в ноябре 2020 г. на конференции, посвященной юбилею Нюрнбергского процесса. По сути же, фишка весьма старая, советская: это никакой не геноцид, а перелицовка под него других военных преступлений, традиционно обозначаемых как «зверства» и «злодеяния».
Но профанация понятия «геноцид» Мединского не смущает. По существу, он тащит к хорошо знакомому советскому ноу-хау отрицания Холокоста — к «советским людям» и «мирным гражданам»: и никаких евреев или цыган! Но и от количественных параметров жертв доказательного геноцида евреев и цыган он, разумеется, отказываться не хочет: тоже ведь советские люди!
Но чем тогда заполнить Мединскому эти миллионы «вакансий» на этом виртуальном кладбище? Довольно внятный ответ на этот вопрос должны были содержать тома серии «Без срока давности», выпущенные в 2020 г., ради которых архивисты провинциальных ФСБ рассекретили часть своих документов (новых существенных сведений в них нет, но все же вопрос: почему рассекретили только сейчас?). Но тома эти, по сути, только подтверждают селективно-этнический, а не общегосударственный геноцид населения в оккупированных советских областях.
Между тем немцы, систематически уничтожая евреев, так и писали в своих отчетах: ликвидировано столько-то жидов, столько-то коммунистов, столько-то бандитов (сиречь партизан)!
И все же в новом школьном учебнике по истории России для 10-го класса Мединскому пришлось, скрепя сердце, отказаться от этих прекрасных приписок, коль скоро речь в нем идет о потерях гражданского населения, равных всего лишь 18 млн чел., включая липовые 2 млн угнанных остарбайтеров (см. сноску 21).
P.S.
Сенсация! Великая Отечественная 78 лет как закончилась!
А стоит ли вообще копья ломать — устанавливать и уточнять наши потери?
Мы не только вправе, мы обязаны знать цену нашей Победы. Слишком многое списывается на самый ее факт: «Мы за ценой не постоим!» — мол, победили, и ладушки, все прочее второстепенно. И равнодушие к солдатской смерти перетекает в равнодушие к солдатской жизни, перекочевывает в актуальные военные доктрины и безграмотные лозунги-кричалки: «Можем повторить!», «Танки грязи не боятся!», «Бабы новых нарожают!».
И оборачивается все тем же (вспомните хоть первую, хоть вторую чеченскую) наплевательским отношением к солдатской личности и судьбе — к его жизни, к его смерти и к его могиле.
Ну и, наконец, есть просто научный интерес, которым дышит любая наука. И историческая в том числе. И демографическая тоже.
Великая Отечественная война, как известно, закончилась в 1945 году, то есть 78 лет назад, но мы до сих пор не знаем точно, сколько жизней она унесла. Когда возникнут подходящие условия, когда откроются все архивы, а ОБД «Мемориал» обработает все учетные материалы и создаст сводный именной регистр безвозвратных боевых потерь, очищенный от дублетов, нас ждут новые открытия. Учеными, занимающимися этой темой, движет не только научный интерес, не только желание обогатить инструментарий исторической и демографической наук, но и гражданский долг по отношению к десяткам миллионов людей, сложившим свои головы ради биологического рождения и физического существования всех нас, ныне живущих.
В обсуждаемом здесь вопросе большие надежды подает ОБД «Мемориал». Системно и методично в него вводятся все новые данные: когда-нибудь они их исчерпают (дно уже видно), и тогда можно будет вычленить потери с тою возможной степенью полноты и корректности, дальше которой уже не продвинуться.
Распахнитесь же, архивы, дайте доизучить себя и ту страшную войну!