Конституция СССР 1936 года, подаренная Сталину женами рабочих. Госархив. Фото: Валерий Шарифулин / ТАСС
По мере практического осуществления нового курса на первый план все больше выдвигалась такая проблема внешней политики перестройки, как права человека. Она стала камнем преткновения для всей новой политики: ее значение для успешного ведения международных дел было оценено не сразу.
Согласно советской идеологии, считалось, что социалистическое общество самое справедливое, оно обеспечивает социальные права трудящихся. А что касается «прав человека» в западном понимании, то они представлялись как буржуазное изобретение. И нам их навязывают с недобрыми, даже подрывными намерениями.
Такова была позиция первое время и при Горбачеве, хотя еще за 10 лет до него СССР подписал Хельсинкский акт, где была так называемая «третья корзина», наполненная этими самыми правами. Ее мы фактически игнорировали. Для советского руководства Хельсинкское совещание имело значение лишь как закрепление послевоенных границ в Европе. Однако
перестройка предполагала «открытие страны», включение ее в общецивилизационный процесс в самой продвинутой его части. А там права человека были общепринятой демократической нормой.
С отсутствием реальных политических прав советских граждан Горбачев столкнулся сразу же — в преобразования нужно было включить «человеческий фактор», а для этого необходима была реальная свобода. Недаром же гласность была провозглашена раньше всех других начинаний.
Во внешних делах проблема возникла при первых же выходах на лидеров Запада. Горбачев хотел улучшения отношений, нормализации, отказа от идеологической войны. Но там многие годы утверждалось, что нельзя доверять государству, где людей преследуют за убеждения, где установлена жесткая цензура, где СМИ и суды действуют по указаниям партийных органов, где запрещена эмиграция и вообще до предела ограничены выезды из страны, где глушат радиопередачи, где исключена деятельность оппозиционных партий, да и вообще всяких, кроме безраздельно правящей… иначе говоря, где власть неподконтрольна обществу, населению.
Горбачеву потребовалось некоторое время, чтобы достаточно полно освоить ненормальность положения с «правами человека», признать, что без их включения в реформаторскую деятельность ничего не продвинется, в том числе в главной сфере его забот — прекращении гонки вооружений. Лишь постепенно — и параллельно с процессом международной разрядки — перестройка стала отождествляться с реальной демократизацией общества, а права человека (без кавычек) восприниматься как неотъемлемая часть и фактор прогресса.
Соответственно, Горбачев перестал расценивать постановку вопроса о правах человека его собеседниками как «вмешательство во внутренние дела» СССР.