Россия — женская страна, в которой нет женщины-лидера. Сообщество большинства не имеет ни своей принцессы, ни валькирии, ни Золушки, ни даже общепризнанной нимфы — примера для подражания. Нет нравственной или властной представительницы. И что самое интересное — скорее всего, женская община и не хотела бы ее иметь.

Но пока представим себе совокупную народную русскую женщину на площади любого старого города. Да хоть бы и на Красной — Москва же строилась как средневековый город. На площади изначального полиса всегда собраны все ветви власти — они как бы обнимают ее. Светская власть, здание магистрата (в нашем случае целый Кремль), духовная власть — храм, денежная власть — рынок или уж торговые ряды, и посреди памятник или фонтан — культура плюс идеология.

Где женский взгляд отыщет в этих зеркальных окнах, среди красоты и величия, лицо высоко поднявшейся сестры, которая могла бы подать пример, как строить жизнь и что такое хорошо, а что такое плохо?

На рынке могучей женской представительской фигурой могла бы стать Татьяна Бакальчук, хозяйка маркетплейса Wildberries, поскольку уличную моду Wildberries сейчас и формирует. Но у нее нет внятной личной истории, для народа она себя не разъясняет.

Культура? С тех пор как Пугачева смещена с олимпа, я вижу только одну персону, способную пробиться к народной приязни, — Ольгу Бузову. Путь ее смолоду был публичен — как и у Пугачевой. Алла Борисовна начинала юной, не умеющей одеться, потеющей от страха, с испуганным, но отчаянным лицом, сильным и очень «своим» голосом. Все ее браки, все победы и страхи происходили «на миру». Все ее песни «попадали прямо в сердечко», как пишут сейчас девушки из построжавшего, потрепанного жизнью глянца.

Бузова сидела в «Доме-2», успела на миру и нахвастаться, и обрыдаться.

И выгодно выходила замуж, и бросали ее в набежавшую волну — все, как надо. Тот же тип соседской девчонки, хватающейся за жизнь. Но — своего голоса у нее нет. Правда, по нынешним временам можно не петь, а просто жить у всех на глазах — и стать важным примером. Не песня как жизнь, а жизнь как песня. Впрочем, что гадать — Ольга Бузова пока может представительствовать только в рамках собственного поколения, еще далекого от, так скажем, возраста принятия решений и права иметь общего на весь народ кумира.

Духовная власть — тут да. Всемерно почитаемая Блаженная Матрона Московская, любимая женская святая, к которой можно припасть со своей бедой.

Светская власть?

Женщина женщину во власти не любит. Это трудно не заметить.

Причем не любит даже на вторых ролях.

И тут мы может говорить об истории Раисы Максимовны Горбачевой, единственной за всю историю страны женщины, открыто и публично жившей во власти, которая могла бы стать народной принцессой, но не стала.

Раису Максимовну не любили. Мы не будем сейчас говорить о том, что тень не особенно популярных в народной массе реформ Горбачева легла на его жену.

Все наоборот. В начале правления неприязнь к Раисе Максимовне омрачала образ ее супруга.

Можно сказать, что

В этом интересная разница между отечественным и западным представлением о том, каким должен быть идеальный политик. Европейскому или американскому претенденту на власть (так было долгие десятилетия, если не столетия) необходима история любви, это самое начало его пиар-кампании. Семейственность, притом горячая семейственность, — признак зрелости, умения идти на компромисс, распределять роли в близком окружении. Дети — обязательны. Это доказательство того, что выборный человек будет думать о будущем: «В тех сообществах, где отцы строят лодки, на которых их сыновьям предстоит рыбачить или сражаться, качество низким не бывает» — Жан Дельвиль, писатель, теософ. Семья — якорь. Укорененнось, а не груз.

Отечественный политик, чтобы завоевать симпатию народа, должен быть одинок, как член юношеского эстрадного биг-бэнда, которым запрещается контрактом жениться, чтобы не разбивать мечты девичьего фандома. Семья — в топку. Детьми, главное, не дразнить. Их судьба, сколь бы она ни была блестящей, никак не влияет на судьбу страны.

Никакой демонстрируемой привязанности. Любовь — слабость.

Страна, как коллективная соперница, относится к любимой жене с раздражением: «А ну как ночная кукушка дневную перекукует?» Именно это отношение к любви не как к силе, а как к очевидной слабости строит отношения между политиком и женской страной. Любовной слабости не простили Горбачеву, и на той же нашей памяти — Сахарову.

Перед нами невозможность принять в качестве нравственного лидера или вождя влюбленного мужчину. Мужчину, зависимого от женщины. И невозможность простить женщине ее возможную роль агента влияния.

Помню, как годы назад, когда тема Раисы Максимовны была актуальна и горяча, я услышала две женские реплики о ней, которые произвели на меня немалое впечатление. Первая — городская пословица, корней которой я потом не нашла. Впрочем, полного свода мещанских, а не крестьянских пословиц еще не составлено. Бодрая женщина средних лет, глава семейства, сказала мне, качая головой в подтверждение мудрости: «Все знают — волосатый бьет, а лысый воду из следа пьет. Вот она (Раиса Максимовна. — Е. П.) и пользуется». Я реально была ошеломлена этим наблюдением. Возможно, в подкладке приметливого знания лежит то обстоятельство, что мужчины, склонные к ранней потере волос, имеют избыток тестостерона, и, следственно, в какие-то периоды своей жизни способны к более пылкой симпатии к своей подруге? Бог его знает, пословица довольно корявая, очевидно, отделки временем не прошла.

А вторая моя собеседница говорила шепотом: «Ты заметила, что она всегда стоит от него по левую руку? А за левым плечом кто сидит? — Тут она оглянулась и одними губами сказала: — Бес…» Я не владею знатчетством всего пула официальных фотографий четы Горбачевых — возможно, когда и за левым, если по правую руку стоит принимающая фигура, иноземный владетель. Дело не в этом. Таковы действительно были настроения женского общинного суда.

Не в смысле, чтоб с ней что-то случилось, не звери ж мы, а чтобы она публично озвучила свое любое страдание. Усталость, болезнь (был же у нее с юности ревматизм), неудачная беременность. Все что угодно.

Но у политической фигуры, живущей идеями римских свобод, и мысли такой не было. Политик не может источать запах жертвы. Политик — верно. А вот женщина, идущая к народной женской любви, без этого в России обойтись не может. Она должна стать своей. Значит — пройти дорогой страданий.

Мне трудно сказать именно сейчас, какой тип женщины способен завоевать безусловную любовь женской страны. И тем более — консолидировать в этой любви все части общества.

Пока единственное, что можно сказать, — Россия больше, чем многие другие государства, далека от отрефлексированной идеи сестринства (sisterhood), нового, только еще строящегося типа отношений внутри женского сообщества. Но при этом на каком-то подспудном уровне, как никто, к ней близка.

Что вам сказать, sisterhood — это мечта четвертой волны феминизма, которая ставит своей целью именно что научить женщин любить друг друга. Три волны женского движения за свои права поднимались силами активисток и прошли под лозунгом: «Мы боремся за права каждой». Четвертая, благодаря возможностям широкого информационного охвата, имеет слоган: «Каждая борется за права всех». Цель — эмпатия и «братство сестер». Главный лозунг — культовые слова Мадлен Олбрайт, экс-госсекретаря США:

Мы смеемся над #MeToo, и правда же — есть, есть перегибы на местах, но #MeToo значит — «Я тоже». Разве не так?

Женщины нашего отечества никак не рефлексируют ни четвертую, ни первые три феминистские волны, и скорее готовы поддержать своих мужчин, которые насмехаются над «бабской возней с отменами и запретами», но принять способны только ту женщину во власти, которая скажет: «Я тоже такая, как все. Мне тоже плохо. Мe тoo страдаю». Вот теперь остается один величайший маленький шажок. Полюбить ту, которой хорошо и которая захочет того же для всех сестер.

Евгения Пищикова