logoЖурнал нового мышления
СМЫСЛОВАЯ НАГРУЗКА

Борис Жутовский Как жил художник. Эссе Юрия Роста

Как жил художник. Эссе Юрия Роста

Материал из номера:Этот материал вышел в номере: «Горби» №16
Борис Жутовский. Фото: Юрий Рост

Борис Жутовский. Фото: Юрий Рост

Через восемь лет, в декабре, ему было бы сто. А через сто восемь — двести.

Ну, разумеется, Мастер не бессмертен. Слава богу! Представьте, каково было бы Борису Жутовскому опекать, учить дружбе, лечить, а потом и хоронить еще не родившихся стариков. И куда складывать прекрасные картины. А портреты? Кому через полтораста лет объяснишь, что кто означал в его времена?

Главное в жизни этого уникального художника — участие в процессе. Своими картинами, лаками, графикой, книжной иллюстрацией, портретами он формировал материю памяти о времени, в котором ему, вместе с соседствующими с ним современниками, довелось пребывать на этой земле.

Жутовский — исторический человек. Разумеется, все мы хоть раз в жизни (а на деле много чаще) вляпывались в истории, но я о том, что он сохранил Историю человеческих образов и окружающую их среду для тех, кому будет одиноко в рациональном грядущем беспамятном (несмотря на бешеное количество сохраняемой информации) электромире. Разумеется, если он сохранится.

Жутовский, хоть роста и небольшого, стал заметен рано из далека годов. Это теперь хорошо вспоминать высокое признание его искусства первым лицом государства. А тогда, на выставке МОСХ в Манеже, оценка его живописи не выглядела безусловно позитивной.

— Это что? — спросил первый секретарь ЦК КПСС, тыча пальцем в автопортрет Жутовского.

— Лицо, — отвечал автор.

— Лицо?! — вскричал Никита Сергеевич. — А похоже оно у тебя — на жопу! (Печатается по стенограмме.) — И он, гордо подтянув штаны на грудь, пошел так же квалифицированно оценивать работы Эрнста Неизвестного, которому позже Борис Жутовский будет помогать делать надгробный памятник Хрущеву для Новодевичьего кладбища.

Борис Жутовский. Автопортрет. Тот самый, что вызвал гнев Хрущева на выставке МОСХ 1962 года

Борис Жутовский. Автопортрет. Тот самый, что вызвал гнев Хрущева на выставке МОСХ 1962 года

Заметности своей за долгую творческую жизнь Боба (так зовут его друзья) не растратил.

Он был хорош до последнего часа, пробившего в его девяносто лет. А возраст, знаете ли, тот еще ОТК.

Теперь в небольшом творческом пространстве, аккуратно набитом холстами, картонами и графическими листами, мы рассматриваем его ранние работы, взятые в рамы и паспарту. За спиной — не вывозимая из мастерской огромная работа «50», состоящая, впрочем, из семидесяти пяти квадратиков с живописью, скульптурой и ассамбляжем…

— Это готовая (даже оформленная) экспозиция, — говорю я ему, рассматривая семьдесят пять оформленных картин в единой раме. — Давай сделаем выставку.

— Нет, — говорит он. — Это я буду друзьям показывать.

С годами Борис Жутовский — знаменитый художник, великолепный портретист, книжный иллюстратор, автор невероятной двухтомной автомонографии — пришел к выводу, что суетливое экспозиционное беспокойство отвлекает его от работы в мастерской.

— Но если зритель не увидит твоих работ, зачем ты их делаешь?

— Формирую себя, — говорит Боба и делает в воздухе рукой неопределенный жест, вроде кренделя.

— Ну да.

До исхода девятого десятка лет он продолжал формировать себя.

А теперь больше года, как закончил.

Эпизод из жизни художника Б.Ж.

А теперь представьте: два взрослых мальчика (одному хорошо за сорок, другому за пятьдесят) идут по деревенской улице. Один повыше, в бурке, тельняшке и цилиндре; другой пониже, в цилиндре, тельняшке и фраке на босу ногу. У одного на плече кривое старое курковое ружье, у другого живой козленок, взятый напрокат у крестьянской девочки, которая плетется сзади и грызет вырученный за животное шоколад.

Это мы с тогда уже давно знаменитым художником и всеобщим участником жизней хороших (большей частью) людей Борисом Жутовским прибыли на чью-то дачу, где праздновал свой день рождения наш общий друг Юра Щекочихин

Всё, ребята! Праздник сделан. Щекоч счастливо смеется, обнимает, говорит «братишки», и, когда мы садимся за стол обильно выпивать, гости понимают, что приехали мы не на машине. Без Жутовского я бы не решился, но он отважный и опытный путешественник.

Пешком, на байдарке, на лошадях он прошел невероятной сложности и красоты маршруты по нашей тогдашней стране. Он бывал на Камчатке, на Памире, бродил по Заполярью, по горному Уралу, отыскивал на Севере заброшенные сталинские лагеря… и отовсюду тащил в Москву «артефакты», которые превращались его талантом в искусство, и свои рисунки, которые превращались в акт искусства в тот момент, когда Жутовский проводил в путевом альбоме линию.

Борис Жутовский. Фото: Юрий Рост

Борис Жутовский. Фото: Юрий Рост

Ах, линия! Сидишь с ним за столом (иной раз, выпивая сдержанно), беседуешь о высоком, о старых и современных художниках, о политике, о жизни, что там нового, то есть кого не стало или кто чем болен и как помочь (Боба был скорой помощью для друзей). А также: куда денутся «потом» все его работы — мощные карандашные портреты «последних людей империи», с которыми он общался (Окуджава, Райкин, Карякин, Данин, Гердт, Битов и многие другие), огромная коллекция абстрактных лаков невероятной красоты («красоты» — это не обидно для современной живописи?), или карандашные пейзажи тонкости невероятной (тоже, похоже, абстрактные), или восковая живопись, или гуаши и масло? А его записи и тексты, он ведь и писал прекрасно, что будет с ними? Так говорим мы часами о серьезном и для него важном, а он за это время левой рукой, хотя пишет правой, нарисует на клочках бумаги, на салфетках или перевернутых страницах рукописи такие твои или общих знакомых картинки в окружении таких, знаете ли, дам (совершенно ню), чьи формы не то чтобы составили вашу мечту, а даже несколько напротив, вызвали пугливую мысль: «Да! Конечно, но… возможно ли с этим совладать?!»

— А, — весело, совершенно без инерции, вдруг встрепенется Жутовский, закончив сводку новостей, да и запустит что-нибудь по-польски, хотя отец не успел его научить языку, поскольку разбился на самолете, возвращаясь из Арктики задолго до войны, и похоронен в «авиаторской» стене на Новодевичьем. — А, — продолжит Боба уже по-русски, — отважно живем! Етить-колотить!

И тут же начнет показывать свои последние работы — маленькие, размером в лист писчей бумаги портреты, филигранно нарисованные цветными карандашами на фоне цитат из великих картин первой половины прошлого века.

— Уже пятьдесят есть. Первые пятьдесят.

Изображение
Изображение

Огромная, сложнейшей формы работа Жутовского «Как один день», которая висит за его спиной, занимая всю стену мастерской, тоже начиналась с пятидесяти.

Когда ему стукнул полтинник, начал строить эту художественную конструкцию из пятидесяти квадратов, разделенных на пять тем: память, природа, искусство, друзья, гении.

Каждый квадрат — рисунки, документы, работы друзей, знаки натуры, скульптура… (Кстати, он помогал Неизвестному строить памятник Хрущеву, о Бобиных отношениях с которым, начиная со скандальной выставки в Манеже и до одинокой Никитиной старости, говорить не буду — много писано.) Все это Жутовский поместил в двухсекционную раму, а третью, пустую, заполнял по одной работе в год. И решил Жутовский издать огромную книгу (он к тому же и книжный график) в двух томах под нам знакомым названием «Как один день».

Книга получилась «отважная». Про его жизнь, про нашу жизнь, про страну, которую мы пережили и в которой продолжаем жить. Как «вкусно» (выражение Б.Ж.) она написана — с мудростью, юмором и печалью. Пять килограммов удивления и, знаете ли, восхищения. И обретения и потери, а их в Бориной личной жизни было немало, и признания в любви и веселье (и этим он был не обделен), и много замечательных работ Мастера.

Эта книга — единственный надежный способ назначить Жутовскому свидание и встретиться с ним. Открой на любой странице и общайся.

А так, пойди его найди. Телефоны обычно не отвечали: либо уехал утешать-помогать, либо спрятался от московской суеты и сидит работает, либо укатил с женой Надей путешествовать и рисовать этюды…

А еще недавно они каждую весну на байдарке со своим товарищем Лёхой Чусовым отправлялись в путешествия по малым российским рекам.

И Боба рисовал. И даже сочинил некое издание в единственном оригинальном экземпляре. А теперь жена Надя, которая красуется на обложке вместе с героями, благодаря помощи доброго человека Петра Жукова напечатала небольшой тираж этой доброй, веселой и талантливой книги.

Изображение
Изображение