Нюрнбергский трибунал и пакт Бриана—Келлога

Международный военный трибунал над главными военными преступниками (МВТ) заседал в Нюрнберге около 10 месяцев — с 30 ноября 1945 года по 1 октября 1946-го. Это был во множестве отношений юридически новаторский — буквально революционный — процесс.

Краеугольным камнем судопроизводства на МВТ стал так называемый пакт Бриана–Келлога (см. сноску 1), или Парижский пакт, — договор об отказе от войны в качестве инструмента внешней политики стран. Он был подписан в Париже 27 августа 1928 года представителями 15 государств, к которым позже присоединились еще 48 стран, в том числе и СССР (6 сентября 1928 года). Формально договор вступил в силу уже 24 июля 1929 года. За его подготовку госсекретарю США Келлогу была присуждена Нобелевская премия мира 1929 года (см. сноску 2).

До его принятия война считалась приемлемым средством внешней политики. Пакт же объявлял любое неспровоцированное нападение на другую страну преступлением. Этот же принцип лег в дальнейшем в основу Устава ООН, признающего право стран на самооборону, — право, которым, кстати, 7 октября 2023 года воспользовался Израиль, объявивший ХАМАС войну. При этом, в соответствии с Уставом ООН, государства имеют право помогать жертвам агрессии или налагать санкции на агрессора, не нарушая при этом собственный нейтральный статус.

Считалось, что заключение пакта Бриана–Келлога — первый шаг на пути создания системы коллективной безопасности в Европе. Он стал одним из правовых оснований на МВТ, на котором руководителям нацистской Германии было предъявлено обвинение в нарушении этого пакта.

Подчеркнем: не Германии как государству, а ее руководителям. При обвинении в военных преступлениях занятие государственной должности уже не давало иммунитета. Персонализация ответственности за государственные преступления — одна из важнейших новаций МВТ.

Революционным был и принцип универсальной юрисдикции. Когда б не Нюрнберг, национальные суды не могли бы осуществлять преследование за преступления, нарушающие нормы международного права. Подсудными МВТ были признаны «преступления против мира», «военные преступления» и — совершенно новый состав! — «преступления против человечности».

В числе последних в Нюрнберге уже фактически фигурировал и Холокост, но все же конкретные преступления против евреев упоминались в Нюрнберге относительно редко и, главное, не системно. Так, были предъявлены документы о Бабьем Яре, о деятельности айнзатцгрупп (в частности, группы D, которой командовал допрошенный на МВТ Отто Олендорф), о Варшавском гетто и ликвидации восстания в нем, об Аушвице-Биркенау, в том числе откровенные показания Рудольфа Хёсса, последнего коменданта этого лагеря смерти, и Мари-Клод Вайян-Кутюрье, одной из его узников.

Геноцид же как юридическая категория и как состав преступления, вбирающий в себя и Холокост, в Нюрнберге не фигурировал.

Рафаэль Лемкин, разработчик понятия «геноцид»

Между тем как историческое явление — еще не как понятие или термин — геноцид интуитивно существовал уже давно. Будущий разработчик самого понятия, Рафаэль (Рафал) Лемкин (1900–1959), был выходцем из еврейской крестьянской семьи в местечке Безводно, что близ города Волковыска, входившего тогда в состав Российской империи, а после 1919 года — в состав Польши.

Выпускник Лембергского университета (Лемберг — немецкоязычное название Львова в империи Габсбургов в период с 1795 по 1918 год. — Ред.), Лемкин был успешным адвокатом и секретарем Варшавской прокуратуры.

Самые ранние образчики геноцида он относил еще к правлению Чингисхана. Но самым характерным примером послужила для него армянская резня 1915 года. 15 марта 1921 года армянский студент-мститель Согомон Тейлерян убил в Берлине Мехмеда Талаат-пашу — одного из лидеров младотурок, ответственных за массовые убийства армян в 1915 году: именно эта резня послужила импульсом к рождению термина «геноцид» и к появлению «нансеновских паспортов». А 25 мая 1926 года в Париже произошел теракт, аналогичный берлинскому: в отмщение за жертв петлюровских погромов еврейский часовщик Самуил Шварцбарт выследил и застрелил Симона Петлюру. Впрочем, в семье Лемкина были и собственные первичные впечатления о еврейских погромах в родных местах.

Оба убийства и оба суда, оба (sic!) закончившиеся оправданиями убийц, привели Лемкина к осознанию:

В международном же праве составов, пригодных для наказания виновных в преступном массовом уничтожении, просто не существовало. В отличие, например, от ответственности за обхождение с вражескими военнопленными, где уже существовали и применялись соответствующие Гаагская, 1907 года, и Женевская, 1929 года, конвенции.

Широкое распространение прецедентов геноцида как исторического явления обнажило серьезный понятийный дефицит на стыке истории и юриспруденции. В октябре 1933 года Лемкин представил доклад на международной конференции по унификации уголовного права в Мадриде. Там он предложил дополнить международное право двумя новыми составами преступлений, а именно варварством, формами проявления которого являются резня, погромы и экономическая дискриминация различных групп, и вандализмом, выражающимся в уничтожении или разорении культурных и художественных ценностей. В сущности, Лемкин уже вплотную подошел к выдвижению отсутствовавшего термина и наметил некоторые его конкретные признаки. Среди них — насилие в отношении отдельных групп и лиц, целенаправленное уничтожение их исторической, культурной и экономической основ жизни, передача детей одной группы в другую, запрет на использование родного языка и на книгопечатание на нем, разрушение объектов исторического и культурного наследия и др.

После нападения Германии на Польшу Лемкин бежал на восток — в Литву, а оттуда, в феврале 1940 года, в Швецию, где преподавал в Стокгольмском университете. Получив приглашение в Университет Дюка, Лемкин — через СССР и Японию — перебирается в США, где помимо преподавания консультировал ключевые, особенно во время войны, министерства — государственный и военный департаменты.

Предложенный им тогда термин — «геноцид» — это контаминация греческого (род, племя) и латинского caedo (убиваю), квалифицированный им как тягчайшее преступление против человечества, был введен в устный научно-юридический оборот. В свои лекции и речи Лемкин ввел его еще в 1943 году, а в 1944 году он печатно закрепил это понятие в книге «Правление государств «Оси» в оккупированной Европе». (см.сноску 3)

В процессуально-практический оборот — как состав преступления — геноцид вошел гораздо позже, уже после закрытия МВТ (см. сноску 4), а именно 9 декабря 1948 года, когда Генассамблеей ООН была утверждена и предложена к подписанию и ратификации «Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него». Эта «Конвенция…» вступила в силу не сразу, а только в 1951 году, когда ее ратифицировали первые 20 стран (см. сноску 5).

Вопреки своей естественной лингвистической широте (геноцид как уничтожение — выборочное и массовое — жизни, то есть генофонда самых различных — любых, но цельных — контингентов) термин «геноцид» получил в действительности более узкую сферу применения. В его дефиниции оговорены всего четыре категории населения, к которым понятие геноцида может быть применено: это национальные, этнические, расовые или религиозные группы, тогда как на социальные или политические контингенты оно не распространяется. В таком случае

Но и способов уничтожения тут может быть тоже сразу несколько. Это и убийство членов этой группы, и предумышленное создание жизненных условий, рассчитанных на ее полное или частичное физическое уничтожение, и причинение тяжкого вреда их здоровью, и принудительное предотвращение у них деторождения, как и принудительная передача детей.

Для четкости дефиниции геноцида совершенно убийственной является уже оговорка «полностью или частично». Ведь и единичное, разовое убийство тоже относится к «частично»: хоть и абсурдно, но корректно. Но именно в слове «полностью», т.е. в тотальности, и содержится принципиальное ядро обсуждаемых здесь понятий. Так что самым правильным, наверное, был бы конвенциональный отказ от этого «частично» в аналитических процедурах и практических действиях.

Разношерстны и перечисленные выше разновидности «преступных действий»: ни одно из них не сравнится с убийством по своей летальности, тотальности и фатальности, что делает остальные очевидно девальвирующими и понижающими адекватность термина «геноцид».

Еврейский геноцид — Холокост — общепризнан и неоспорим именно потому, что Гитлер и иже с ним вознамерились уничтожить не одного-двух или нескольких конкретных неприятных евреев, а именно всех без разбору — всех евреев до одного! Гораздо труднее ассоциировать с геноцидом такие репрессии, целеполаганием которых ни летальность, ни тотальность не являются. Даже такое сталинское государственное изуверство, как Голодомор, с историко-географической точки зрения не выдерживает «претензии» на геноцид украинцев или населения в пределах УССР периода коллективизации — в силу политизированного искажения своей целевой группы. Не являются геноцидом и такие бесчеловечные, но не летальные репрессии, как советские депортации, даже тотальные, коль скоро их целью не была ликвидация депортируемых. Но ими, безусловно, являются депортации турками армян в 1915 году и депортации немцами евреев в 1941–1943 годах, коль скоро они являлись составными частями армянской резни и Холокоста.

Интересно, что первые редакции «Конвенции…» ориентировались на более широкий круг объектов геноцида и включали в себя даже политические убийства и социальные репрессии, тот же искусственный голод, например. Но СССР, как и его союзники по военной коалиции, дружно этому воспротивились и отказались считать геноцидом действия, направленные против групп, идентифицированных по политическим или социальным признакам (например, работорговля, жестокие подавления восстаний в колониях, раскулачивание и Голодомор), после чего эти группы были и вовсе исключены из «Конвенции…». Иными словами,

Настолько заужен и настолько инструментализирован, что возникла потребность в альтернативной, а точнее, в дополнительной терминологии. Например, в термине стратоцид, под которым понимается тотальное и систематическое уничтожение тех или иных контингентов (страт) силами государственных органов (см. сноску 6). Он сочетает в себе необходимую широту и достаточную ясность, и геноцид является его частным случаем.

Отмеченная же размытость дефиниции позволяет ставить вопрос о геноциидальности весьма широкого и все расширяющегося круга понятий.

Аушвиц — столица Холокоста

Верхнесилезский городок Аушвиц (или, по-польски, Освенцим) — признанная всем миром столица Холокоста. Это здесь был изобретен, апробирован и поставлен на поток самый технологичный — конвейерно-химический — способ массового убийства. Аушвиц — маркер «Холокоста от газа», т.е. комбинации из «долгих» гетто, «длинных» депортаций, штучных (всего-то шесть-семь!) лагерей смерти, селекций на их рампе и связки «газовая камера — «Циклон Б» — крематорий».

Это, конечно, принципиально другой — по сравнению с ятаганами и даже автоматами — уровень технологичности и эффективности убийства людей, обеспеченный не только конструктивным совершенством газовых камер и многомуфельных крематориев, но и принципом подвоза жертв к палачам, а не палачей к жертвам, как это имело место на оккупированных просторах СССР при тамошнем «Холокосте от пуль». На протяжении почти трех лет в Аушвиц, как в воронку, засасывало евреев со всей Европы — от французского Гюрса в Пиренеях до белорусского Минска и от норвежского Тронхейма до греческого Ираклиона. Лицевой счет жертв у Аушвица — крупнейший во всем Холокосте: 1,1 миллиона трупов, из них почти миллион — еврейские.

Когда 25–27 января 1945 года Красная армия освобождала Аушвиц и его филиалы, в живых оставались лишь несколько тысяч голодных и замерзающих доходяг. Так что все метафоры, которыми наградила это место послевоенная молва — «фабрика смерти», anus mundi («задница Земли»), «столица Холокоста» — Аушвицу по чину.

Как по чину ему и то, чтобы именно 27 января было признано особенной, сакральной датой. Начиная с 1996 года она фигурировала в Германии как День памяти жертв национал-социализма, а в 2005 году была объявлена Международным днем памяти жертв Холокоста, причем в том же году к памятованиям сразу присоединилась и Россия. Путин тогда еще клеймил антисемитизм и выступал в Кракове и в заснеженном Освенциме.

Геноциды советского, белорусского и украинского народов

В последнее время на понятие «геноцид» и его специфическую трактовку запала и Российская Федерация. Оформление претензий на «геноцид советского народа» — одна из заметных примет 2022–2024 годов. Вместе с тем континуитет российского правопреемства по отношению к СССР ограничивался важнейшими международными договорами и зарубежным имуществом, активами и пассивами (долгами). Он ни в коей мере не распространялся на население бывшего Советского Союза — ни в целом, ни в границах РСФСР.

Сам по себе запрос — чисто идеологический: закрепление госмонополии на прошлое и реставрация государственного единства а-ля СССР — в надежде, что из единства каким-то чудом возродится и сверхдержавная мощь СССР. Ну еще и обогащение дискурса страны-победительницы дискурсом и субъектностью народа-жертвы.

Рядом с обкатанной еще Шафаревичем «русофобией» замелькали необъезженный еще «русоцид», или «Плаха»: это, по Леониду Полякову, штука посильнее Холокоста, ибо Холокост — дело уже прошлое, а вот русских русофобы гнобят неустанно.

Эмпирической базой «геноцида советского народа» послужили материалы 23 томов региональных сборников «Без срока давности», выпущенных единовременно в конце 2020 года к 75-летию начала Нюрнбергского трибунала.

Военные преступления, в том числе и рандомные бомбардировки и обстрелы гражданских объектов дальнобойной артиллерией, — это военные преступления: «претендентами» на геноцид они даже по определению ООН являться не могут. «Претендентов» формирует прежде всего контакт оккупационной власти с мирным населением оккупированных территорий. Наиболее яркие эпизоды зверств оккупантов связаны, как правило, именно с Холокостом. Но также с советскими военнопленными, в особенности с комиссарами и евреями из их числа, а также с пациентами психиатрических больниц. Кроме того, акцент делался на массовый угон мирного местного населения определенных возрастов в Германию, т.е. на депортацию и рабский труд. Однако эти категории безусловных жертв фашизма не подпадают под международно-признанные квалификации геноцида.

Тем не менее для признания преступлений немецко-фашистских оккупантов против мирного населения и военнопленных геноцидом был задействован суд. В 2020–2023 годах в России состоялась серия региональных судебных процессов по такому признанию — в Сольцах Новгородской области, Пскове, Ростове-на-Дону (см. сноску 7), Краснодаре, Орле, Белгороде, Симферополе, Брянске, Санкт-Петербурге (см. сноску 8), Ставрополе и др. Все эти процессы были инициированы сверху — самим российским государством в лице его Генпрокуратуры.

На самом деле результатом этой кампании стало систематическое искажение понятия «геноцид» в угоду расширения его контингентной базы за счет неправомерного растворения в ней двух подлинных и общепризнанных геноцидов — еврейского и цыганского. Получается, что этими категориями жертв — евреями и цыганами — в постсоветской России просто попользовались как временными ситуативными «союзниками», призванными послужить элементами упрощенных геополитических пропагандистских концепций. То же и с советскими военнопленными, которые как военнослужащие проходят совсем по другому правовому коленкору. При этом советская родина над ними в свое время всласть поглумилась, держа при фильтрации априори за предателей.

Интересно сравнить геополитические особенности инструментализации понятия «геноцид» в трех восточнославянских странах. Россия тут даже несколько «отстает» от Белоруссии, где начиная аж с 5 января 2022 года действует закон «О геноциде белорусского народа», причем под белорусским народом понимаются не белорусы, а ретроактивное множество резидентов Белорусской ССР в годы войны. То есть фрагмент все того же «советского народа», от имени которого заговорили в РФ. По такой модели можно говорить и о геноциде в годы войны туркмен или любой другой нации, титульной для советских союзных республик.

Таким образом, у уцелевшего под оккупацией, допустим, гомельского еврея на руках оказываются как бы три векселя — один основной (еврейский) и два добавочных — белорусский и советский.

Совсем по-другому все в Украине. Там Холокост как геноцид евреев признают, но там тоже претендуют на геноцид украинского народа, но это совсем другой феномен. Это геноцид-Голодомор, суженный до геноцида одних этнических украинцев. Попытки украинского государства при Ющенко поженить Голодомор с Холокостом, объединить их в нечто, если не целое, то хотя бы вместе упакованное, понимания у историков и еврейской общины не нашли. Впрочем, из расстрелянных гестаповцами — на стыке 1941 и 1942 годов — исторических оуновцев (см. сноку 9) оуновцы современные (не государство!) уже пытаются сформировать свой отдельный геноцидальный полк, агрессивно конкурирующий с памятью о расстрелянных евреях и уже воюющий с ней, в частности, на ристалище Бабьего Яра. Здесь оуновцы уже затвердили за собой свою дату («21 февраля», день гибели Елены Телиги) и отчаянно бьются за первую скрипку даже в церемониале памятований «29 сентября».

Сквозное и общее у трех стран — редукция Холокоста как геноцида. В Белоруссии и России это происходит за счет его растворения в «геноцидах народов» (белорусского и советского), а в Украине — за счет историоморной конкуренции с еврейской памятью.

Размывание Холокоста и «Кровавые земли»

Впрочем, затушевывание и размывание Холокоста — ощутимо заметный тренд сегодня и на Западе, отдельный от его отрицания или ретуширования. В Германии, например, дата 27 января тихой сапой открепилась от собственно евреев и вернулась к ситуации конца XX века, когда она относилась ко всем жертвам национал-социализма. Так, в 2023 году — в традиционный час поминовения Холокоста в Бундестаге — само слово «Холокост» ни разу не зазвучало, а все заседание в этот день было посвящено преследованиям в Третьем рейхе гомосексуалистов.

С недавних пор к «акционерам» этой даты стали подключать даже чернокожих жертв немецкой колониальной политики в Африке. Страшный геноцид народов намо и гереро в 1904–1908 годах — один из первых в новейшей истории этноцидов, а также армянская и греческая резня в Оттоманской Турции в 1915 году, конечно же, торили тропинку и к Холокосту, но у каждого из них свои даты — при чем здесь 27 января?

Но есть и другие способы смещения акцентов и растворения Холокоста в чем-то ином. Например, широко известная в наши дни концепция «кровавых земель» Тимоти Снайдера (см. сноску 10).

Концепция эта весьма патетична и довольно проста. В пространстве берется примерный ареал советских земель, оккупированных немцами в 1941–1943 годах, а во времени — интервал между 1930 и 1953 годами, в который попадают очаги всех главных массовых преступлений — Голодомор, Большой террор, Холокост и др. Затем все перегородки отбрасываются, все цифры складываются, а в итоге все смешивается и перемешивается так, что ни жертву от палача, ни тем более сталинскую жертву от гитлеровской уже не отличишь.

При этом хронологические рамки, по Снайдеру, герметичны, и изнутри концепции трудно понять, почему ее нижняя временная граница проведена так, а не иначе. По сталинской коллективизации, а не, скажем, по Гражданской войне или по Первой мировой с их незнаменитыми сегодня еврейскими погромами в тех же самых местах (а по-хорошему — так и еще гораздо раньше).

«Системный расизм»: наведение антисемитской оптики на новую резкость

Связь становится понятнее, если вспомнить о наиновейшей парадигме «системного расизма», настаивающего на тотальной ответственности всех ныне живущих представителей белой расы за все ее прошлые и, возможно, будущие преступления по отношению к расе черной (или, шире, к расам цветным, главное — небелым). Золотой гроб наркомана Флойда и навязанные не спрошенным футболистам нелепые коленопреклонения перед игрой — лишь единичные, хотя и яркие достижения этой догмы-парадигмы. Холокост же как расизм внутри белой расы смазывал искомую картинку межрасового расизма и как бы вступал с ним в непрошеную и, главное, убийственную для него конкуренцию.

Ну а если закрыть глаза на антисемитский террор, сполна раскрывшийся именно сейчас, в ХАМАС, а защищающийся от арабского терроризма Израиль причислить к системным расистам, то и здесь все тогда встанет на свои места. Антисемитам, напитавшимся лево-зеленой антиколониальной риторикой, несущейся с кафедр и из кампусов Лиги Плюща и от повзрослевших грет тунберг, останется довооружиться всего лишь одной парадигмой — парадигмой гарвард­ского постмодерна с фразочками типа: Depends on context («Зависит от контекста») или Not in the vacuum («Не в вакууме же»). И тогда уже, сбросив котурны борцов с мировой несправедливостью, самое время надевать окровавленные сандалии хамасовцев.

То, что именно ХАМАС возродил чудовищные практики, как бы синтезирующие прохолокостную волю Гитлера с погромным энтузиазмом садистов Талаат-паши или Петлюры, говорит только о том, как опасно заигрывать и как бессмысленно уповать на ratio режимов, на чьих знаменах бьется и реет ненасытная ненависть.

Отчетливо увидев на Западе, в той же Германии, гедонистическую слабину декаданса, прохамасовские демонстранты понесли на своих плакатах и такой — продуманно ядовитый для щепетильной после Холокоста Германии — тезис: «Германия, да стряхни же ты с себя вину!»

Но юдофобские митинги и демонстрации с лозунгами-кричалками типа «Фри, фри Палестайн» и «Айн, цвай, драй — Палестина фрай!» были всего лишь этапом и стадией, только пробой пера и границ полицейской толерантности. Убедившись в искомой слабине и удостоверившись в искомой безнаказанности, антисемиты всех стран объединялись и сбивались в кружки по изучению курса молодого погромщика, изучали матчасть булыжника и ножа.

После чего и перешли к собственно погромам, благо кратное численное превосходство антисемитов над евреями было им гарантировано в любой отдельной точке земного шара, кроме Израиля и Брайтон-Бич. А ведь никакой уважающий себя погромщик даже со стула не встанет, если утром не будет уверен, что вечером ему ничего не будет — ни отпора, ни наказания!

Еще 7 октября ХАМАС призвал единоверцев всех стран не просто объединяться, а отныне еженедельно, по пятницам, гневаться на евреев, что бы это ни значило! Антисемитам оставалось только запасаться, через телеграм, списками еврейских адресов по местам своего проживания и, предвкушая, дожидаться, когда этот сигнал из Подгазья дойдет.

Первыми, кажется, его уловили в Дагестане. Митинг в Хасавюрте и погром в Махачкалинском аэропорту 29 октября 2023 года хоть и смотрелся фальстартом, но по своей мотивированности и энергетике не переставал быть погромом. Не вполне классическим, конечно, ибо без единого еврея (даже в турбинах ни одного!), но с прорывом кордонов, крушением мебели, невероятно добродушной полицией, проверкой погромщиками прописки в паспортах и, главное, с ненавистью в налитых кровью глазах. А если бы нашли?..

А еще он манифестировал окончательный переезд антисемитизма в России — не последней в этом отношении державы — на мусульманские рельсы, что в Западной Европе уже давно произошло. Теперь — после Парижа с его расстрелянными за непочтительность карикатуристами и обезглавленным за чистую толерантность ко всему хорошему учителем — и после Амстердама с его таксистами-лазутчиками и ледяными грахтами (каналами. — Ред.) для израильских болельщиков — картинка современной боеготовности антисемитов в Европе окончательно избавилась от благодушного магрибского флера и самонавелась на резкость.

Совершенной всю эту фреску делают Международный уголовный суд в Гааге и Международный суд ООН. Генпрокурор первого, Карим Ахмад Хан, запросил пять одинаковых ордеров-арафаток — два для Израиля (премьер-министру и министру обороны, даром что недавно уволенному) и три для ХАМАС, для его высших командиров, ныне, впрочем, уже поголовно покойных. Прокурор не унимался, все торопил, и вот ордера уже выписаны.

Второй высокий суд разбирает с подачи ЮАР гипотезы: а насколько политнекошерны слова некоторых израильских политиков и не избыточна ли часом израильская самооборона в Газе, не геноцидна ли? При этом события 7 октября оба истца в преамбулах через губу осудили, но не они же главный предмет рассмотрения. Так что не ХАМАС же теперь отвечать за тот гибрид Гитлера, Талаат-паши и Петлюры, который он явил миру в этот день, и за израильских заложников под Газой, мертвых и живых, торгуемых на катарско-каирской бирже по курсу в сотню палачей за одну седую или рыжую голову.