На протяжении 25–30 лет сотрудники «Левада-центра» (внесен Минюстом в реестр «иноагентов. — Ред.) по меньшей мере дважды в год спрашивают россиян, что они считают самыми острыми, особенно тревожащими их проблемами нашего общества.

Список проблем всякий раз получался довольно внушительным — до 30 и более позиций. Среди них назывались:

• «невозможность добиться правды в российских судах»,
• скверная экология,
• рост платности образования или трудности получения достойного образования,
• наплыв мигрантов,
• произвол чиновников,
• грубость и жестокость полиции,
• деградация культуры,
• плохие дороги

и многое другое.

В отличие от экспертов, политиков и управленцев, которые под словом «проблема» понимают род задачи, которую следует решать, массовое сознание под «проблемой» подразумевает удручающее состояние какой-то сферы общественной жизни. Для обывателя определенные обстоятельства считаются «проблемой», когда он смотрит на них с позиции желаемого, но практически недостижимого состояния. Коллизия заключается в том, что «желаемое» — это не нечто фантастическое, а то, что соответствует его представлениям о «нормальной жизни», о том, что должно быть в правильной, по справедливости устроенной жизни. Понимание невозможности этой «нормальной жизни» парализует его готовность что-то делать самому для изменения сложившегося положения вещей. Можно обвинять в этом само население, приписывая ему свойства «выученной беспомощности», но более серьезное объяснение заключается в том, что

Технические возможности и сами ресурсы их решения являются монополией государства. Поэтому каждый из проблемных пунктов, названных респондентами, содержит скрытую апелляцию к власти как единственной силе, способной улучшить ситуацию в отмеченной сфере, с одной стороны, и упреки ей («как плохо вы нами управляете») — с другой. При этом предполагается как нечто само собой разумеющееся, что люди сами — посредством самоорганизации или путем политического давления на власть на выборах, участвуя в деятельности партий и общественных организаций — не могут добиться изменения к лучшему. Более того — этого нельзя добиваться, а можно лишь надеяться на лучшее, взывая к благой воле держателей государства.

Картина самых острых проблем российского населения, проступающая в материалах социологических опросов общественного мнения в 2023 году, выглядит так:

Каждая из названных когда-либо респондентами проблем представляет собой пучок вопросов и оснований для беспокойства. Так,

• СВО тянет за собой мысли о гибели людей, о разрушениях, страхе перед мобилизацией, неопределенности исхода конфронтации с Западом, последствиях санкций и запретов, о том, что будет, если военные действия перейдут на территорию России (полностью освободиться от мыслей о взрывах, терактах, обстрелах в приграничных регионах мало кому удается).
• Безработица, особенно чувствительная в провинции для молодых людей, сочетается, с одной стороны, с невозможностью социального продвижения и изменения потребления или образа жизни, получения качественного образования (замкнутый круг — ограниченность имеющихся личных и семейных ресурсов, высокая плата за обучение становятся барьерами мобильности и получения хорошей работы), а с другой — с хронической застойной социальной депрессией, наркоманией, алкоголизмом, завистью, агрессией и т.п.
• Недоступность медицины, понятно, волнует в большей степени людей пожилых, особенно женщин.

Все это не отдельные поводы для беспокойства, а система взаимосвязанных проблем, когда рост одних тревог приводит (как в сообщающихся сосудах) к снижению других или оттеснению их на задний план.

беспокойство, тревожность, вызванные сознанием собственной беспомощности, неспособность самостоятельно справиться с ними, зависимость от власти или отсутствие защиты.

Но что-то, конечно, менялось. Сегодня респонденты уже очень редко говорят о задержках зарплаты или пенсий (в середине 90-х об этом говорили 67% опрошенных), о закрытии предприятий (41%), о слабости или беспомощности государственной власти (в 1998 году это считали «острой» проблемой 37% респондентов).

Уходят страхи перед преступниками (снижение с 48–50% в конце 1990-х годов до 8% к 2014–2016 годам).

Снизилась угроза заболевания и смерти от пандемии ковида19 или от СПИДа (в этом году ее называли лишь 13%). Сравнивая с началом 2000-х годов, следует сказать, что вдвое слабее стала вероятность потери работы: доля ответов о безработице уменьшилась с 40% до 16% (март текущего года). Причем изменился характер проблемы: страх потерять имеющуюся работу сменился невозможностью найти такую, которая бы соответствовала ожиданиям опрошенных, прежде всего в сельской местности или в малых или средних городах.

Если в 2009 году кризис в экономике считали самой острой проблемой 45% опрошенных, то сегодня (в августе 2023 года) этот показатель снизился до 13%. Но в среднем за 25 лет число опрошенных, считавших состояние экономики, промышленности и сельского хозяйства плохим, составляет 32% (!), то есть это одна из доминант массового сознания, как бы начальство ни уверяло в обратном.

С 2018 года осталась злость по поводу пенсионной реформы («повышения пенсионного возраста»). На фоне перечисленных тем кажется, что меньше всего людей волнуют такие проблемы, как ограничение свободы, нарушение прав человека, цензура государства и тому подобное (их называют 4–7% опрошенных), но это не абсолютная величина озабоченных этими вопросами людей, а лишь отражение соотношения, иерархии самых острых проблем существования в разных группах населения.

Но какова бы ни была динамика и колебания отдельных «проблем», есть несколько позиций, которые образуют сквозные темы, не уходящие из сознания большинства людей на протяжении всех лет социологических исследований общественного мнения.

• Первую строчку в этом списке неизменно занимает «рост цен и тарифов» (его называли 70%, абсолютное большинство россиян).
• На втором месте — «бедность, обнищание большинства населения» (51%),
• на третьем — «безработица» (34%), «коррупция, взяточничество» во власти (31%).

Из приводимой таблицы мы видим: массовое сознание полностью погружено в переживания по поводу хронически нерешаемых проблем повседневной жизни.

В полученной нами картине общественного мнения нет и следа беспокойства по поводу угрозы, исходящей от «русофобского» Запада и его вредоносного влияния, или опасности утраты «традиционных ценностей», желания бороться за возрождение «великой державы» и ее авторитет в мире, как и прочих идеологических страшилок и мифов, навязываемых обществу властью и ее пропагандой.