Драматический театр сегодня все время бьет током: запрещаются спектакли, закрываются имена, обрушиваются репертуары. А театральную публику начальство всех уровней воспринимает не иначе, как участников несанкционированного митинга, если только на сцене не «Мадам Нитуш» и зал не рукоплещет шпагату Марии Ароновой.

Уровень подозрительности по отношению к «живому театру» вырос кратно, уровень доносительства на артистов и спектакли множится день ото дня, но и солидарность зала с происходящим на сцене беспримерна. В том случае, конечно, если на ней творится искусство.

Весь 2023 год прошел под знаком 125-летия Московского Художественного театра. Праздновали оба «наследника». На Тверском бульваре пышный ремонт сделал Владимир Кехман: «Мы приглашаем вас, дорогие зрители, не просто на спектакли, мы приглашаем в то место, где хорошо и телу, и душе. Во время дневных спектаклей солнечные лучи падают на червленое золото, которым украшено фойе, и создают необыкновенные краски», — прорекламировал он свои заслуги.

И в Камергерском переулке, где Константин Хабенский старался весь сезон и под финал устроил юбилейный вечер.

Вечер стал тестом. Тест, как известно по словарям, дает возможность «изучения глубинных процессов деятельности системы, посредством отслеживания доступных наблюдению изменений в ней». Так вот, именно отслеживанием доступного наблюдению и займемся.

Праздник стал поистине громким. Уровень событийности граничил со скандалом. Нет, никто не нарушал приличий, все звезды труппы присутствовали, все начальники пришли, всех щедро поили и кормили. Но в этот вечер на сцене были упразднены достоинство легендарного театра и его художественная идея.

По порядку.

Для особого исторического случая худ­рук МХТ Константин Хабенский заказал пьесу. Драматург Юлия Поспелова ее написала. Режиссер Денис Азаров по ней поставил спектакль. Называется предельно нейтрально: «9 ряд. 10, 11 место».

Заметим: юбилею предшествовал анекдот. Недели за две до премьеры Константин Хабенский посетил Инну Натановну Соловьеву. Для этого визита лично прочел и в собственном исполнении записал на диктофон избранные сцены из заказанной пьесы. Хотел из уст самого знаменитого и титулованного историка МХТ услышать благословение тому, что собирался предложить почтенной публике. Не услышал. Главная оценка — исторически беспомощно.

— Но ведь это и правда про режиссуру, про беспомощность! — попытался, рассказывают, защитить «драматургию» Хабенский.

Он и сам не понимал, до какой степени прав.

Вместо цельного сюжета — россыпь эпизодов с основной линией: некий режиссер не справляется с постановкой (вообразите — «Трех сестер») и хочет понять, что с ним и с нею не так. Однажды на репетиции ему кажется, что носитель истины — монтировщик, который молчит и жует шаурму. В попытках приблизиться к истине режиссер тоже заказывает шаурму. Прямо в театр ее привозит курьер-изготовитель из солнечной Азии. И рассказывает режиссеру много интересного: шаурма бывает в размерах M и XL, есть особые секреты изготовления, и монтировщик всегда заказывает ХL. Режиссер, промахнувшись с размером (для начала заказал М), вдумчиво пробует. Не помогает. Заказав максимальную шаурму, отправляется к монтировщику домой. Тот спит. Шаурма торчит с двух сторон из карманов пиджака режиссера. Он будит монтировщика, пытается наладить диалог, но тот, кутаясь в одеяло, бормочет бессвязное. Режиссер оставляет на диване шаурму из обоих карманов и уходит. Решение «Трех сестер» не найдено.

Шаурма становится лейтмотивом спектакля, тем более что монтировщика играет сам Хабенский, чей вид в трусах, прямо скажем, не явление Авроры.

…Еще на сцене странная пара. То что-то ищут под столом, то неистово гребут сквозь туман. Оказывается, Кнебель и Станиславский.

Гребут, чтобы из тумана, как говорит он, показалась — она! Кто? Сверхзадача!

Знаменитое «…они уходят от нас» из финала «Трех сестер» возникает в разговоре двух капельдинерш о кошках: этой фразой выражена глубокая печаль от утраты домашних питомцев.

Кроме того, в начале, середине и конце спектакля появляются народные артисты страны Наталья Тенякова и Станислав Любшин. Они и сидят на пресловутых местах в девятом ряду (на сцене зрительный зал), пожилая пара, у которой был длинный роман, так и не ставший браком.

Жаль прекрасных артистов, но даже благородство мастерства и возраста не спасало. Самой запоминающейся репликой в их диалоге было много-много раз повторенное «наши места».

Что ж, «наши места» и не наши места — и впрямь важная тема. Не столько пьесы, сколько всего происходящего сегодня в МХТ. Со времени своего назначения художественным руководителем Константин Хабенский так и не смог убедительно подтвердить право занимать это кресло. Премия, которую он учредил, репертуар, которым «обогатился» МХТ, сам юбилей — сеанс чистого разоблачения магии актерского имени и морока чиновничьих идей, обеспечивших ему место. Кто б ни приложил к этому руку, результатом «рукоприкладства» в этот вечер мог гордиться особо. Кстати, министр культуры РФ, из всех начальников единственная, на торжество не явилась.

…Просвет во всем действе — Михаил Пореченков в роли Немировича-Данченко. Подавленный и помятый, он репетирует речь для советской общественности со всеми положенными в тридцатые годы фиоритурами, слепо двигается по сцене, вглядывается в бумажку, приучает голос к чужеродным словам, и тут настоящая драма основоположника. Точку в ней ставит титр: «Речь не была произнесена».

Думали сделать смешно, а вышло скучно. Хотели снизить пафос, посмеяться над историей и ее, типа, штампами. А высмеяли себя. Самые осторожные из зрителей шепотом кричали «Позор!», самые далекие от театра переглядывались с немым вопросом: как реагировать? А самые многоопытные, не задерживаясь, устремлялись в фойе снять стресс.

Да и послевкусие, с кем ни поговори, было беспрецедентным. Редчайший случай: студенты и чиновники, критики и артисты, режиссеры и врачи были единогласны. Одни дивились, как такое вообще возможно, другие, как это можно оставлять в репертуаре, а третьи прямо осведомлялись, не сошел ли худрук с ума. Да нет. Просто он так понимает место и время. Разительный контраст с прошлым. Такая огромная сложность — человека и жизни — «поднята» Художественным театром за век с четвертью, неужели для того, чтобы простое сознание восторжествовало на первой сцене страны?

На юбилейном торте, увы, много «вишенок».

Одна из них — скандал Машкова с Хабенским. Владимир Львович пожелал забрать у МХТ свой спектакль «Номер 13». По причине того, говорят очевидцы, что тот пришел в непотребный вид от нещадной эксплуатации.

А поскольку это уже много лет самый экономически успешный спектакль во всем репертуаре, создатель феномена решил, что руководимой им «Табакерке» такой не помешает. Дело за малым: Хабенский категорически против.

И вот финальная кода: фамилию режиссера-постановщика теперь снимают с афиш.

А сам Константин Хабенский в юбилейном сезоне отличился — по случаю Сталинградской битвы. К моменту восьмидесятилетия разгрома фашистов в знаменитом сражении Великой Отечественной недавний спектакль Сергея Женовача по повести Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда» новый руководитель уже снял. Вместо него возникла «сценическая композиция» «Сталинград-Волгоград» с теми же артистами — по тому же произведению, но в режиссуре самого Хабенского. Такого подобия плагиата в истории Московского Художественного еще не бывало.

И еще странность: полноценный спектакль Марины Брусникиной по выдающемуся двухтомнику «Письма зрителей в МХТ», в котором заняты молодые артисты труппы и который планировали «приурочить», показали всего один раз. Видимо, чтобы избежать сравнения. Ведь двухтомник — настоящий роман со временем в жанре нон-фикшн: адресатами Станиславского и Немировича-Данченко, актеров театра были первые люди эпохи — Блок, Брюсов,

Горький, Алексей Толстой и Мережковский, Ермолова, Комиссаржевская, Коонен, Савина, Рахманинов, Леонид Андреев и Зинаида Юсупова, Добужинский, Кустодиев, Головин, Мейерхольд, Вахтангов, Шаляпин, Чехов. А также гимназисты, купцы, каторжане, инженеры, курсистки, солдаты и матросы, врачи, школьники, крестьяне. Зрители. Все они любили Художественный «как лучшее в собственном мире».

Через три десятилетия — и каких!— идет поток мощных человеческих эмоций. По ним можно замерить глубину разломов, болезненность сдвигов русской жизни, ощутить драму перемен в истории и стране. Между этими реальными текстами и заказной пьесой с главным символом — шаурмой — дистанция в культуру. Подлинную.

И, наконец, громкий пиар-акт:

Праздник фальшивого почитания истории поставил вопрос: что происходит с русским театром в нынешние, обмелевшие режиссерами времена?

И что, собственно, под напором сверху приходит на смену русской репертуарной модели?

Что ж, российский театр в ХХI веке и до недавнего времени развивался относительно свободно.

За два с лишним десятилетия в нем успели отметиться разные группы талантов.

• В состав русской театральной крови вошли грандиозные литовцы: Някрошюс, Туминас, Карбаускис.
• Грузины — Стуруа, Чхеидзе.
• Яркие последовательные постмодернисты — Бутусов и Крымов.
• Штатные скандалисты — Серебренников и Богомолов (хотя сегодня, после одиозных «манифестов», неловко даже упоминать имя последнего).
• Всегда было и остается сильным влияние и движение тех, кто наследовал Станиславскому и Мейерхольду: Бородина, Додина, Фокина, Фоменко, Шапиро, Козлова.

И вот теперь на смену всему приходит так называемая директорская модель. Директор не обязательно хозяйственник, часто это выдающийся актер, которому за артистические заслуги пожаловали театр. И который воспринимает его прежде всего как площадку самореализации. В этом смысле юбилей МХТ — рубеж. Ведь основоположники создали уникальную институцию, во всем противоположную данной модели. Институцию, центром которой являлась режиссура как творение художественного мира и инструмент познания.

А в итоге сегодня оба МХТ — и тот, что на Тверском бульваре, и тот, что в Камергерском переулке, творчески задавлены «талантливым» руководством. Малым театром давно руководит директор; «Современник» — якобы под худсоветом, но по сути — директором. Перечень можно продолжать. Простое сознание медленно и неуклонно вползает на сцену. Убожество мысли и нищета содержания, проецируемые в зал на культовом празднике Художественного театра, были не частным провалом, а легализацией новых представлений.

— Мы увидели дно! — оценил тот вечер один из столпов отечественной культуры.

…На днях прочла: