Новый год — главный из праздников, отмечаемых народом. Он радикально отличается от 9 мая, Пасхи или Масленицы, поскольку это ритуал смены времени, связующий прошлое и будущее, заставляющий в очередной раз проговорить в пожеланиях друг другу то, что является смыслом нашей жизни. Он выводит нас за пределы повседневной рутины, для того чтобы мы, вспоминая все, что было в уходящем году, могли соотнести это с тем, что мы считаем самым важным для своего существования, пересмотреть то, что случилось или не случилось с нами и другими, на что мы надеялись год назад, что исполнилось и не исполнилось. Перебирая мысленно события уходящего года, становящиеся «историей» (личной, семейной или всего общества), мы переживаем необратимость времени и тем самым невольно оцениваем себя, что получилось, а что нет, находя оправдания и удобные для себя объяснения. Для российского общества, находящегося в глубоком кризисе, из которого пока не видно выхода, момент включения исторического измерения (а Новый год открывает такую перспективу) дает возможность короткого, но отрезвляющего самопонимания. Как утверждал Карл Ясперс, «история — это место, где раскрывается человек, кем он может быть, кем он станет и на что он способен».

Попробую, опираясь на результаты социологических опросов общественного мнения, проводимые «Левада-центром», подвести итоги 2023 года. Первое, что приходится отметить:

Событийный код года

На ежемесячно задающийся вопрос: «Какие события последних четырех недель запомнились вам более всего?» — от 33 до 46% опрошенных не могли ничего припомнить, назвать что-то важное, что происходило в общественной жизни, или затруднились ответить (в среднем за 12 опросов так отвечали 39%) (табл. 1). Еще 13% опрошенных называли только события собственной семейной жизни — дни рождения, свадьбу, похороны, выпускной вечер и прочее.

Получается, что половина опрошенных выпадает из публичного пространства. Среди них относительно больше молодежи (63%), людей с низким уровнем образованием (60%), жителей села и малых городов (55 и 53%). Это люди, которые уходят от общей проблематики, не чувствуя своей солидарности с другими, замыкаясь в частной жизни, в ювенильной и инфантильной субкультуре, кто индифферентен по отношению к абстрактному для них «обществу». Здесь же и те, чья жизнь ограничена событиями своей деревни или локальной этнической группы.

В этом плане собственно «обществом» можно называть лишь ту часть российского населения (другие 50% опрошенных), которая способна удерживать в своем сознании смысл события, оценивать то, что происходит, исходя либо из общих коллективных верований, либо из собственных убеждений, моральных и правовых принципов, ответственности за будущее.

На первом месте в списке значимых событий, названных этой, «помнящей», половиной населения страны (опрошенные сами называли всякий раз ключевые события каждого месяца, предшествующего опросу), стоит СВО, образующая осевое время последних полутора лет и рамку координат происходящего. Частота упоминаний военных действий снижается (с 31% в январе 2023 года до 9% в августе или до 13–14% к концу года).

сопереживанию, поскольку там нет людей, есть только «наши» и «они». (Таблица 1)

Среди не включенных в таблицу событий можно назвать «погодные катаклизмы» («штормы», северное сияние на юге страны, упомянутые 4% опрошенных), атаки беспилотников на территорию России (2%), праздник Матери (2%), поездки, речи и выступления Путина — 2%, по 1% — экономический форум и выставка на ВДНХ, новые законы (об абортах, ЛГБТ*), закрытие границы с Финляндией, Литвой и проч.

Сам по себе набор значимых событий невелик. За упоминаниями СВО следуют:

• События, так или иначе связанные с военными действиями (бои за Артемовск, взрыв на Крымском мосту, мятеж Пригожина и др.);
• Бедствия и катастрофы (землетрясения в Турции и Сирии, гибель батискафа, захват Азербайджаном Нагорного Карабаха, война Израиля и ХАМАС), а также —
• Встречи и выступления высшего руководства страны.

Мятеж и смерть Пригожина, взрыв на Крымском мосту упоминаются даже большим числом опрошенных, чем сам ход военных действий. Это означает, что опрошенными выделяется не просто информация, выпадающая из монотонных официальных сообщений представителей МО (принципиально несобытийных по своей сути, а лишь свидетельствующих о том, что все идет по плану, операция развивается успешно и т.п.), а информация, имеющая отношение к смысловой структуре самой системы власти в России.

Альтернативные каналы (интернет, телеграм-каналы, ютуб, социальные сети) в меньшей степени готовы обсуждать подобные темы (и, соответственно, влиять на свою аудиторию). Возможное объяснение заключается не только в том, что журналисты этих каналов «боятся» обсуждать эти вопросы, но и в том, что у них не так много есть что сказать нового об этих событиях и связанных с ними процессах. Поэтому, может быть, их аудитория чаще упоминает военные действия на Ближнем Востоке, чем на Украине. Более открытая и тенденциозно поданная информация о нападении террористов ХАМАС на Израиль, зверства ХАМАС, равно как и жесткость ответа Израиля, вызывают повышенный интерес к предельным ситуациям существования людей и вытесняют сообщения с украинского театра военных действий. Другими словами, само множество способных «помнить» тоже весьма неоднородно. Проявляющиеся различия в мнениях и оценках событий обусловлены обращением к разным каналам информации (их выбором, у кого есть сама возможность такого выбора, а она есть далеко не у всех).

Абсолютное большинство населения (и «помнящие», и «непомнящие») интегрировано ежедневной деятельностью государственных СМИ. Это сообщество «телезрителей» возникает в момент самой передачи, оно конституировано смыслами и ценностями, которые вносятся самим актом телепередачи.

Особенности аудитории ТВ заключаются в том, что зритель быстро забывает детали информационного сообщения, поскольку прежнее содержание вытесняется новым (но функционально точно таким же), и этот цикл должен повторяться и повторяться, чтобы удержать возникающий эффект виртуального единства, принципиально зависимого от «коммуникатора», то есть от государства. Политическая зависимость российского ТВ от власти, подчинение официальных СМИ задачам оправдания проводимой политики власти меняет саму природу этих СМИ, делая из них мощную машину пропаганды, конструирования реальности для основной массы населения.

Следствием усиливающейся цензуры государства, идеологического контроля над интернетом, подавления организаций гражданского общества становится прекращение публичных дискуссий о положении дел в стране, а затем — и исчезновение у публики средств понимания происходящего, удержание лишь очень короткой памяти о недавних событиях. Поэтому не все, кто смотрит ТВ, могут назвать какие-то события года. Факты и частности отдельных сообщений стираются из памяти, но сохраняется сама идеологическая структура коммуникации, заданная легендами «истории» государства, легитимностью власти (враждебным окружением страны, традициями народной самоотверженности и патриотизма). Последствия такой практики похожи на явления старческого склероза, когда человек не помнит то, что было вчера, но помнит, как ему кажется, то, что было 40 лет назад. Именно в этом типе сознания всплывают утешающие мифы о тысячелетней России и ее противостоянии «татаромонголам» и Западу, о Великой Державе, о Сталине как великом и мудром вожде и учителе и проч.

Но нас больше интересуют те, кто «помнит», а также — что помнят, что получают люди из разных источников о происходящем. Можно было бы предположить, что решающее значение в этом отношении имеет то обстоятельство, если ли у человека наряду с ТВ был доступ к другим коммуникационным посредникам, менее зависимым от государства, — различным изданиям, интернет-порталам, социальным сетям, телеграм-каналам, ютуб-каналам, в какой-то степени избегающим тотальной цензуры и даже могущим давать собственные интерпретации текущим процессам или какую-то информацию из зарубежных источников. Среди этих каналов есть как прокремлевские, так и фрондирующие, как бы «оппозиционные» Кремлю «патриотические» медиа. Но есть также и резко критические к нынешнему режиму онлайн-ТВ и интернет-порталы. Аудитория каждого из них относительно невелика (от нескольких тысяч до двух-трех миллионов подписчиков.), но в сумме они приближаются по охвату к суммарному объему зрителей федеральных каналов.

Такой плюрализм по идее должен был бы открывать более разнообразное пространство интерпретаций происходящего, стимулировать взаимные отклики на выступления комментаторов, занимающих разные позиции, инициировать общие дискуссии, то есть образовывать сообщество, отличное от федерального ТВ, более критичное по отношению к власти. Тем более что аудитория этих каналов в целом отличается от аудитории государственных СМИ более высоким уровнем полученного образования, а значит — более значительными социальными и культурными ресурсами. Исходя из этого можно было бы предполагать у таких респондентов и способность к большей глубине исторической памяти и к пониманию актуальных проблем. Однако такое предположение не подтверждается данными социологических исследований: доля «непомнящих», что было вчера или месяц назад, примерно одинакова что среди респондентов, ограниченных лишь информацией ТВ, что среди пользователей ютуб-каналов или социальных сетей (в ноябре 2023 года таких было 53% в аудитории ТВ и 47–49% — в среде потребителей телеграм- и ютуб-каналов).

Эмоциональные реакции населения на военные действия в Украине являются выражением двух принципиально разных установок или типов отношения к происходящему.

• Первый можно определить как комплекс государственно-патриотических чувств, он соединяет «гордость за Россию» (об этом в ноябре 2023г. заявили 45% опрошенных) с «удовлетворением» (10%) и даже «воодушевлением» от происходящего (5%).
• Второй тип, условно антивоенный, включает в себя смешанные переживания «тревоги, страха, ужаса» (32%), не проходящего шока (10%), «возмущения» (10%) и «стыда» (5%), оборачивающихся «подавленностью и оцепенением» (5%). В среде телезрителей соотношение патриотически-милитаристских и антивоенных установок составляет 1,2, в среде пользователей интернета, социальных сетей, телеграмм-каналов и т.п.— 0,7–0,8, то есть среди них преобладает, хотя и незначительно, негативное отношение к СВО и политике, проводимой руководством страны.

Допуская сам факт различия двух «обществ» (лояльного к власти «общества телезрителей» и альтернативного сообщества «недовольных», «критического интернета»), приходится все же признать, что

Что изменилось за год?

Оценки положения дел в разных сферах социальной жизни России почти не меняются в последние годы, если не считать некоторой тенденции к ухудшению, впрочем, не слишком значимой. Основная масса опрошенных утверждает, что положение дел в наиболее значимых областях жизни страны за год не изменилось (что не означает, что раньше оно было удовлетворительным, скорее у большинства — по описанным выше причинам — исчезают основания для сравнения). Тем не менее стали хуже оцениваться отношения людей разных национальностей, более распространенными стали мнения о том, что усилились межнациональные конфликты и ксенофобия, чаще жалобы на то, что снизился уровень жизни основной массы населения, что распределение благ в обществе стало еще менее справедливым, чем раньше, что ухудшилась работа медицинских учреждений, меньше свободы и возможностей для выражения своих мнений.

Более определенно высказываются мнения, что власть укрепила свой иммунитет по отношению к обществу, а влияние обычных людей на решение руководства страны, на администрацию, напротив, свелось почти к нулю, зато улучшилась работа СМИ и полиции и т.п. (табл. 2)

Настроения людей

На регулярно задаваемый социологами вопрос о настроении людей в последние дни абсолютное большинство отвечало: «нормальное, ровное состояние» (63% в среднем за год) и еще 13% считали нужным подчеркнуть свое «прекрасное настроение». Другими словами, население в массе своей (76%) бережет свой внутренний покой. Негативные эмоции и переживания фиксируются лишь у 22% опрошенных («раздражение» — у 17%, «страх, тоска» — у 5%); позитивные чувства в три с лишним раза превышают негативные переживания (табл. 3). Ожидание украинского контрнаступления снижает и, наоборот, его неудача или отсутствие тревожных новостей с фронта повышает настроения российского общества. Ослабление внимания к обстоятельствам СВО обусловлено двумя факторами.

• Во-первых — действиями политической цензуры, подавляющей любую критику руководства страны и армии, выражение антивоенных взглядов, полицейскими и судебными репрессиями против протестующих.
• Во-вторых — неспособностью большей части российского населения к самостоятельной рефлексии. Можно даже сказать больше: нежеланием вникать в проблемы, которые потенциально грозят внутренним конфликтом или противопоставлением себя политическому курсу руководства страны.

Вытеснение нежелательной, «ненужной» информации оборачивается примечательным спокойствием, позитивным восприятием действительности и повышенным доверием к правительству и другим государственным институтам (табл. 3)

Будущее семьи и будущее страны

Как ни странно покажется на первый взгляд, затянувшаяся спецоперация, пропаганда и все большие ограничения свободы и прав граждан повышают авторитет и доверие к политическим институтам. Еще несколько лет назад деятельность Госдумы, депутатского корпуса в целом, правительства оценивалась скорее негативно (преобладали отрицательные оценки компетенции и способности политического класса вывести страну из кризиса), но в 2023 году ситуация радикально переменилась: верят, что «правительство может улучшить положение в стране в будущем году», 63% опрошенных, скептически настроены менее трети (32%).

Благодаря заверениям пропаганды и убеждения обывателя в мощи, силе правящего класса, его способности решать возникающие проблемы происходит освобождение «маленького человека» от внутренней хронической тревоги. Сочетание собственной беспомощности (короткий горизонт планирования и уверенности в будущем) компенсируется пропагандистским массажем: «все хорошо, прекрасная маркиза, дела идут как никогда». Сочетание дозированной информация и успокаивающего телевизионного баритона — все нормально, экономика на подъеме, Россия справилась с кризисом, западные санкции нам нипочем — производят нужный эффект. То, что говорят независимые экономисты (не высокопоставленные чиновники и министры), до народа не доходит, народ это слышать не хочет.

При этом распространенные прежде представления (в стране бардак, а у меня все более-менее в порядке и так будет и дальше) сменились на совершенно иные ожидания.

В ноябре 2023 года 31% опрошенных считал, что «через год их семья будет жить лучше, чем сейчас». Полагали, что «примерно так же, как сейчас», еще 36%, что будет «хуже» — 12%. (Доля затрудняющихся с ответом — 22%.)

Давление государственной идеологии приводит к тому, что мнения об общем положении в России оказываются более позитивными, выраженными и менее расплывчатыми, чем уверенность относительно завтрашнего дня своей семьи. В 2024 году все решится и устроится. Экономическая ситуация в стране будет «улучшаться», считают 56% (доминирующее большинство), что «ухудшится» — вдвое меньше, 29%). Политическая ситуация, которая сегодня оценивается скорее негативно («напряженной» ее считают 49% респондентов и еще 6% — «критической, взрывоопасной»), радикально изменится: 63% считают, что она улучшится в будущем году и лишь 22% — считают, что станет еще хуже. Для сравнения: в 2019 году соотношение оптимистов и пессимистов в оценках ближайшего будущего России в целом составляло 41% к 55%, в 2021 году — 39% к 55%.

Такие оценки нельзя рассматривать как безосновательные надежды в ситуации фрустрации. Этот организованный консенсус образует ресурс власти, он — выражение силы поддержки и лояльности режиму.

Бедность как норма

Нельзя сказать, чтобы смутное чувство реальности совсем уж не пробивалось сквозь идеологические декорации. Фрустрирующее сознание, что мы никогда не будем жить «как в нормальных странах», понимание неудачи демократического транзита России никуда не девается, оно сидит в коллективном подсознании. Но именно поэтому так велика компенсаторная потребность веры в величие, с одной стороны, и изоляции от неприятного, угнетающего понимания своего места в мире. Россия — бедная страна; если сравнивать ее с остальными европейскими странами, она занимает лишь 33-ю позицию среди 42 европейских стран по размеру ВВП на душу населения, опережая несколько других бывших республик СССР и соцстран (например, Молдову и Албанию).

Две трети населения, если исходить из самооценок россиянами своего потребительского статуса, должны быть отнесены к категории застойной бедности, поскольку их доходов хватает лишь на поддержание физического существования — еды и одежды (табл. 4). Но вот в чем беда: около 60% считают это состояние удовлетворительным (табл. 5).

Основную массу — 55% опрошенных — такая жизнь скорее устраивает, поскольку особого выбора и перспективы у них нет («не устраивает» лишь самых бедных 15%, апрель 2023 г.). Дело в том, что сравнить «эту жизнь» не с чем: в том стоячем времени, в каком живут россияне, так «было всегда», и с субъективной точки зрения здесь мало что меняется. Мнения — «жизнь моей семьи не изменилась» (или в другой формулировке — «живу, как раньше, ничего не меняется») из года в год характеризуют взгляды основной массы населения (58% опрошенных), у 19% она стала «лучше», у 24 — «хуже». То же самое относится и к представлениям об экономическом положении России» — в целом большинство людей (60%) давно оценивают как «среднее»; «хорошим» его считают лишь 20% (среди них выделяются чиновники, состоятельные и обеспеченные группы). Но и «плохим» его называют не сильно меньшее число (18%). Более нервно на изменения последнего года реагируют москвичи — здесь 30% заявляют, что жизнь стала хуже (и лишь 10% — «улучшилась»).

Исчезает перспектива существования, все превращается в повторение того, что есть, вечное «и так далее». 51% опрошенных на вопрос, на какой срок они могут планировать свою жизнь, отвечали, что не знают, что с ними будет даже в ближайшие месяцы.

Еще у 35% опрошенных горизонт жизни расширяется до одного-двух лет, дальше — полная неясность и неопределенность. На пять-шесть лет вперед считают, что могут рассчитывать и планировать свою жизнь, лишь 8% (понятно, что в этой подгруппе больше молодежи с ее естественным возрастным оптимизмом). И лишь редкие 3% уверены в том, что их жизненные планы определились на много лет вперед.

Массовые иллюзии всегда были самым прочным материалом авторитарных режимов, обещавших подданным стабильность и процветание. За время СВО еще больше «повысился» авторитет не только президента, армии, ФСБ и других спецслужб, но и парламента, и, что еще более удивительно, — суда, прокуратуры, СК, полиции. Сам этот эффект нельзя списать на репрессии. Люди в условиях навязанного представления об угрозе извне (войны с коллективным Западом) хотят верить в сильную власть, которая, как им кажется, способна защитить их. Трансферт доверия, как говорят психоаналитики, вера и лояльность руководству страны обеспечивают спокойствие граждан и умеренный оптимизм, несмотря на все повседневные проблемы существования. 57% смотрят в будущее «спокойно, с уверенностью» (хотя 40% — с беспокойством и опасениями перед возможными неприятностями, снижением доходов, ухудшением доступа к медицине). Примерно таковы же и установки населения относительно будущего страны в целом: 55% уверены и спокойны.

«Мы созданы из вещества того же, что наши сны. И сном окружена вся наша маленькая жизнь» («Буря», Шекспир). В оригинале это не просто «сны», это — dreams, мечты, грезы.

* Движение объявлено «экстремистским» и запрещено в РФ.