Роберт Гараев. Слово пацана. Криминальный Татарстан 1970–2020-х. М.: Individuum, 2024.

Как выяснилось, сеттинг и сюжетный материал прогремевшего сериала «Слово пацана. Кровь на асфальте» был подсказан одноименной книгой Роберта Гараева. Его обширное журналистское исследование о криминальном Татарстане впервые вышло в свет в 2020 году, тогда его заметили немногие, но на волне успеха фильма о горячих парнях с казанских улиц книгу немедленно переиздали.

600-страничный труд журналиста и музыканта из Казани Роберта Гараева — подробный инсайдерский путеводитель по криминальной Казани конца 1970-х — 2010-х, своего рода Архипелаг уличной жизни позднесоветского периода. Слово здесь передано и в самом деле бывшим пацанам, непосредственным участникам событий — бывшим членам преступных группировок «Хади Такташ», «Новотатарская», «Тяп-Ляп», «Слобода», «Жилка», «Низы» и других. Впрочем, происходившее комментируют и юристы, и журналисты, и бывшие милиционеры. Роберт Гараев тоже прошел подростком сквозь жесткую пацанскую школу. История, которую он рассказывает в книге, очень напоминает ту, что пережил главный герой сериала, Андрей «Пальто».

Гараев, как и Андрей, да и многие реальные мальчики, попал в группировку в поисках защиты — от вымогателей денег, от уличных нападений. И никто из них не представлял себе, что попадет из огня да в полымя, будет постоянно и безжалостно бит, вынужден избивать других сам, а заодно грабить «чушпанов» и просто прохожих.

В книге последовательно рассказывается, как попадают в группировку, что делают на сборах, какова иерархия и система наказаний, сколько на самом деле весит «слово пацана», так ли страшно быть «отшитым» и действительно ли вход рубль, выход — два (если кратко, очень многое зависело от конкретных обстоятельств, хотя совсем выйти сухим из воды не получилось ни у кого).

Понятно, что в подобной книге описывается немало побоищ и убийств, но поразительно, что сами герои, согласившиеся дать автору интервью, говорят о них почти равнодушно:

Вот на глазах четырехлетнего ребенка убили его отца. «Арнольд с Сашей — труп в машину на заднее сиденье, у меня спрашивают: «Сможешь ребенка увезти без кипежа?» Остался я с мальчуганом, успокоил его, он мне рассказал, как эти два дяди его папу убили». Расспросил, где он живет, поймал на трассе машину и привез его в Казань. Довел до двери, постучался и убежал». Занавес.

Сын другого участника группировки вспоминает, как однажды его отца вызвали на разговор, а к вечеру во дворе заброшенной школы нашли только «полотенца и тапки отца, а также фрагмент мозгов». Дядя того же рассказчика и вовсе пропал. «Все, что от него осталось — шапка». И только в женских монологах, в главе о «бабских конторах» и незавидном положении девушки в банде, интонация меняется:

Как заметили зрители фильма и повторяют собеседники Гараева, в уличные банды шли мальчики вовсе не только из неполных, бедных, но и из вполне благополучных семей, причем часто самые энергичные и активные, вовсе не отморозки. Более того, настоящий пацан в определенном смысле должен был быть интеллектуалом, тонким дипломатом и уметь «добазариться» до нужного ему результата, поэтому многие и учиться старались неплохо. Какая социальная безысходность заталкивала этих ребят в параллельный бесчеловечный мир, живший по понятиям, Гараев не обсуждает.

Однако почти все его герои выглядят заложниками системы, не дававшей ни надежд, ни чувства перспективы, из тисков ее они и пытались вырваться вот так, с помощью собственных мускулов и безбашенной отваги: в ОПГ, в отличие от советского общества, они могли сделать неплохую карьеру и заработать столько, сколько не светило на заводе; в ОПГ у них была иллюзия братства и соблюдения своего, пусть и воровского закона. О том, что это была именно иллюзия, и закон, как и слово пацана, постоянно нарушался, в книге тоже немало свидетельств.

«Слово пацана» Роберта Гараева — далеко не первое высказывание о механизмах насилия в закрытых подростковых сообществах: еще в 1989 году в «Новом мире» был опубликован роман Леонида Габышева «Одлян, или Воздух свободы» о тюремной жизни малолеток, не говоря уже о «Повелителе мух» Голдинга и «Заводном апельсине» Берджеса, а также недавних исследованиях о криминальном мире Татарстана, на которые Гараев прямо ссылается. Так что как будто бы обо всем этом много и подробно уже говорили. Но судя по вполне бешеному успеху сериала и стремительно распродающемся тиражу книги — не наговорились. По крайней мере, сегодня потребность обсуждать, что дает детям улица и чем так привлекательна философия пацанства, явно обострилась. А что случилось? …Что ж, спасибо Жоре Крыжовникову и Роберту Гараеву за возможность снова говорить и думать о том, почему «улица» и физическая сила продолжают побеждать наивных «чушпанов» с их уроками музыки и любовью к маме.

«Семечки»: записная книжка Константина Вагинова. Комментированное издание / Ред.-сост. Д.М. Бреслер, М.Л. Лурье. СПб.: Изательство Европейского университета, 2023.

Константин Вагинов (1899–1934) — денди в тулупчике, литературный тусовщик, поэзия которого отчасти напоминала всех, с кем он общался, от Гумилева до Хармса, и все-таки сохраняла оригинальность, голоса улицы записывал в тетрадку.

Вагинов был коллекционером и нумизматом — бродил по тогдашним толкучкам, разыскивал старинные монеты, мундштуки и перстни с камеями, которые украшали его пальцы. А попутно слушал, впитывал звучавшую вокруг речь и коллекционировал языковые редкости. Вещицы складывал в шкатулки, подслушанные слова, забористые выражения, истории, песни и анекдоты заносил в записную книжку, которую назвал «Семечки», в скобках доставив «зерна». В том смысле, что этим зернам однажды предстояло прорасти. В прозе, в романах. Так и случалось, его «Семечки» вызывают в памяти и «Козлиную песнь», и «Труды и дни Свистонова» с шумом и голосами петербургских улиц, а в «Гарпагониаде», как показано исследователями, зерна из этой тетрадки проросли повсюду.

«Мой приятель женился на бабе в шесть пудов. — Интересно, как это будет выглядеть! — Т.е. как будет выглядеть? — Ведь это изюм на куличе».

С большим азартом подобрана сюда и обсценная лексика — крепко перченые словечки, частушки и песни шпаны, беспризорников, воров, проституток и хулиганов, как называет их Вагинов. Приведем лишь самое невинное: «Ну как твое дело? — Наше дело сделать тело, а бог душу вставит».

Приговоренному к расстрелу говорят: «Идемте на луну смотреть». Старушка, которую чуть не раздавил автобус, произносит: «Чуть из меня не сделал красивого покойника».

Метод собирательства роднит Вагинова и с Лесковым, и с Ремизовым, тоже влюбленными в устную речь и записывавшими полюбившееся в записные книжки. Читать «Семечки» увлекательно еще и потому, что из этих беглых заметок складывается объемный слепок петербуржской жизни рубежа 1920–1930-х годов. Грядущий Хам уже явился, гопота заполнила город, но на фоне очередей в уборную, стычек в трамвае, косматых оборванцев в люках за Мариинским театром то и дело скользят нежные тени из прежнего мира — в облике ли старика-чиновника, взапой читающего справочник с именами и адресами жителей «Весь Петербург» за прежние годы, или его сиятельства князя Аргутинского-Долгорукого, о котором вспоминает его курьер и камердинер. Ровно в 10 утра князь звонил в звонок: «Анна Степановна быстро подавала мне поднос, на подносе домашние булочки, сливки с густой пенкой и стакан горячего кофея. Я тихо отворял дверь и молча ставил на столик. «Здравствую, дорогой Онуфрий, как погода, как ты думаешь, будет дождь?» И тихий образ безвозвратно ушедшего мира проступает сквозь эту домашнюю сцену.

Но отчего же ушедшего? Летописец Вагинов сохранил его для нас.