В своем недавнем исследовании о том, почему праволиберальные идеи доминируют в оппозиционном сообществе, Дмитрий Дубровский* и Максим Трудолюбов* выявили интересную закономерность. Они обнаружили, что среди российской либеральной оппозиции, то есть, казалось бы, наиболее «прогрессивной» части общества, которая как минимум в курсе, что демократия лучше диктатуры, а права человека важнее прав государства, — преобладают крайне консервативные и реакционные взгляды.

Это, понятно, не консервативность в российском смысле, где правыми консерваторами считаются люди, чьи политические взгляды похожи на политические взгляды начальства. И конечно, по российским меркам такие взгляды считаются чуть ли не ультралиберальными.

Но как только они выходят за рамки стандартной российской повестки (определить в которой добро и зло, увы, задача для первого класса), то они вдруг сразу оказываются палеоконсервативны. Буквально зрители Fox News и избиратели Дональда Трампа, без пяти минут конспирологи, издевающиеся над «новой этикой» и «харассментом», не принимающие (и не понимающие) понятия «гендер», а иногда и прямо, и с гордостью отрицающие проблемы (нео)колониализма и белых привилегий.

И если вы тоже, живя в России, считаете, что политкорректность и толерантность — «слабости» западного мира и признаки заката Европы, и вам кажется, что новые diversity-правила «Оскара» — это бред, и никакого расизма в Америке уже не осталось, и вообще BLM-сторонники — это бандиты, и «правильно полицейские этого Джорджа Флойда», и «актеры глупейшие из всех живых существ» (как написала одна кинокритикесса, разозлившись, что оскаровские номинанты посмели продемонстрировать сочувствие к погибающим в Газе палестницам), — то это, в принципе, абсолютно нормально.

Но что есть, то есть. Сравнение уровня проблем не в пользу современного Запада.

Поэтому и у интеллектуалов, занятых другим, просто нет времени внимательно разбираться в обсуждаемых на Западе темах. До нас долетают отголоски — либо переводы, либо пересказы, либо вырванные из общего многолетнего контекста тексты/со­бы­тия/цитаты. Интеллектуалы походя их комментируют, опираясь не на глубокие знания, а на жизненный опыт и интуицию.

Неудивительно, что их комментарии оказываются поверхностными. Они обсуждают фантазии о проблемах, а не реальные проблемы; и обсуждают притом общества, в которых не разбираются, и ситуации, с участниками которых (даже косвенными) не общаются, не имеют информации и мнений из первых рук.

Учимся взрослой критике

Но оттого их периодическая критика «западных леваков» не становится менее смешной, а рассуждения о «сумерках» (или «похищении», как выражался один режиссер некоторое время назад) европейской цивилизации — интересными.

Из этого не следует, что на Западе этот букет новой «левой идеологии» (или, как ее называют, woke-идеологии) не критикуют. Наоборот, сила современных демократий как раз в умении опознавать и открыто обличать проблемы внутри себя. Это качество и гарантирует их долгосрочную сохранность и развитие.

Критика модной woke-политкорректности в США, например, вообще носит институциональный характер.

Институциональное оформление подобных «критических каналов» — невероятно важная вещь. Критические голоса доносятся не со стороны маргиналов, «задавленных» мейнстримной цензурой (как заявляют, будучи сверхпопулярными спикерами, «новые правые» от Джордана Питерсона до Илона Маска). Наоборот. Woke-политкорректность критикуют в том числе и представители меньшинств (которые, как полагают далекие от реальности люди, от нее только выигрывают).

Ее критикуют за лицемерие и цинизм, за все то же отсутствие внимания к личности и к настоящему, за попытки изобразить решение проблем вместо конкретных и эффективных шагов по их решению. Критикуют за то, что это тот же колониализм наоборот: если раньше «белые спасители» изображали из себя господ, то теперь пытаются выглядеть друзьями, хотя сама суть отношений — и их неравноправие — никуда не делась. Вместо уважения и внимания — наигранное милосердие. Вместо попытки понять — шаблонные публичные декларации. Вместо трудной совместной работы — пиар. Вместо необходимой благотворительности — удобная.

Примеров подобной критики множество. Но недавно появилось два знаковых произведения: фильм «Американское чтиво» (American fiction) Корда Джефферсона и роман «Йеллоуфейс» (Yellowface) Ребекки Куанг.

«Американское чтиво» получило «Оскар» за лучший адаптированный сценарий (всего — пять номинаций). Это высочайший успех картины, который помимо чисто коммерческого (доступа к огромной аудитории) еще свидетельствует конкретно об институциональном признании картины в профессиональной среде. Конечно, награда фильму, где главный герой — чернокожий — не желает участвовать во всех «играх в инклюзивность» и вообще «не верит в расу», — серьезный удар по всем, кто ругал как раз премию «Оскар» за «левачество».

«Йеллоуфейс» (М.: АСТ-ЭКСМО, 2024) — стал бестселлером, что объясняется не только популярностью авторки, но и темой. В ней писательница выступает как разоблачительница собственной индустрии: и книжная индустрия, разумеется, готова пиарить и рекламировать даже самое жесткое «разоблачение» самой себя, если это разоблачение хорошо продается. Книга об этом и написана: и реальность прекрасно подтверждает это правило — к вящему удовлетворению авторского замысла.

«Чтиво» и «Йеллоуфейс» — разные произведения для разных медиа, но они похожи в своей тематике, в попытке (критического) осмысления современного медиарынка. Наконец, они оба про написание книг: и там и там главный герой является писателем, и вся интрига строится вокруг рукописей.

American Fiction

Картина основана на романе «Стира­ние», который в 2001 году (почти четверть века назад!) выпустил писатель Персиваль Эверетт. Говорят, это автобиографическая фантазия. Герой фильма, как и Эверетт, — писатель-интеллектуал. Его сложносочиненные постмодернистские литературные игры уважают академики и критики, но, ясное дело, обычному читателю в них разбираться скучно.

Следовательно, они не продаются. Следовательно, у писателя нет ни аудитории, ни денег, и его новый роман особенно издателей не интересует.

При этом на литературном олимпе звезда — чернокожая писательница, которая пишет о «тяжелом опыте своего народа». Выражение в кавычках не потому, что я подвергаю сомнению трудности афро­американского населения США, а потому, что само это выражение — простейший и банальнейший штамп. Одна из лучших сцен — когда эта писательница, после рассказа о своем великолепном образовании, на прекрасном английском языке начинает зачитывать фрагмент из своей книги. И внезапно начинает говорить цитатами из «грязной» речи необразованных людей. Причем книга ее написана от первого лица. Никакого личного опыта за этим описанием нет, и все, что роднит писательницу с описываемыми людьми, — цвет кожи. Но публика воспринимает ее работу не иначе как «откровения чернокожего автора».

Главному герою агент тоже советует написать некую black novel об опыте и страданиях его расы, на что писатель как раз отвечает — «я не верю в расу». Действительно, он хочет остаться честным: он-то вырос в благополучной семье (мать, например, не может жить без помощницы-гувернантки), и его проблемы — как раз то, что называется «проблемы белых людей». Психологические травмы из детства, несдержанность, различные семейные вопросы.

Короче, ему нужен психотерапевт. Иначе его выгонят из университета, где он преподает (за то, что он борется за право употреблять слово «негр»), а ему нужны деньги, чтобы помогать семье, разоряющейся из-за дуралейства брата.

Гиря его терпения доходит до пола: он решает написать этот самый «черный роман», с наркоторговцами, гангстерами и полицией, где действие происходит в чернокожем гетто и где герои разговаривают на ломаном языке с кучей ошибок (этим языком он роман и пишет). Называет он этот роман FUCK, то есть непечатное слово.

Разумеется, роман становится суперпопулярным. Ему обещают огромный тираж, ему обещают головокружительный аванс, у него уже покупают права на экранизацию. Вот беда — главгерой настолько стыдится своего творения, что для публикации берет псевдоним. Но под псевдоним подстраивается история: выдуманную личность называют бывшим бандитом, сбежавшим из тюрьмы и оттого скрывающимся.

Теперь у него есть деньги, а у выдуманной личности — слава.

Вроде все неплохо.

Но тут нашего писателя приглашают в жюри престижной литературной премии: причем по расовой квоте, и в составе оказываются трое белых и двое чернокожих (включая его). На соискание премии выдвигают как раз великий FUCK. Сам автор голосует «против», как и чернокожая писательница, заподозрившая в тексте какую-то издевательскую фальшь. Но трое белых, естественно, лучше черных разбираются в страданиях их народа — и объясняют им, что очень важно дать голос чернокожему населению через награждение именно этого ультратреша. Тремя голосами против двух — решено!

В фильме есть слабые моменты, например, жанровая мелодраматическая линия семьи, без которой сатирический запал картины разгорелся бы куда ярче.

Но недостатки значения не имеют. Фильм смешной, правдивый и в целом действительно хорошо написан. Финал же беспросветный — но и неизбежный. Писатель учится жить и извлекать из априорной тупости и несправедливости мира максимум для себя. Ждать перемен и бороться за них — мило, но «жить в эту пору прекрасную»…

Yellowface

«Йеллоуфейс» — по аналогии с «блэкфейсом» — в широком смысле означает ситуацию, когда неазиат выдает себя за азиата. Изначально речь про грим, который использовался либо для издевательств над небелыми (что просто оскорбительно), либо для изображения в кино/театре небелых людей (что унизительно, ибо логично нанять и дать работу небелым актерам).

Иронично, что белая героиня-писательница как раз, наоборот, использует рукопись азиатки, более талантливой, чем она, — и публикует ее под своим именем (технически — под псевдонимом, но не скрываясь).

Авторка «Йеллоуфейса» — Ребекка Ф. Куанг, молодая звезда американской литературы. Ей двадцать семь лет, она родилась в Гуанчжоу, но училась в Кембридже, Джорджтауне, Оксфорде и Йеле. В 21 год она написала и опубликовала первый том трилогии «Опиумная война» — молодежного фэнтези в китайском историческом сеттинге. Рынок как раз балдел от фэнтези на волне успехов «Игры престолов» — и книги Куанг стали (по мнению книгопродавцев) «примерно тем же самым, но в оригинальной (неожиданной, экзотичной) стилистике». Маркетинговым службам больших издательств не составляет труда раскрутить такой продукт: в итоге Куанг стала юной миллионершей, финалисткой и победительницей важных литературных премий.

Параллельно — и фигуранткой нескольких важных скандалов.

Кроме политических (на вручении главной фантастической литпремии «Хьюго», которая в 2023-м проходила в Китае, устроители решили перестраховаться и вычеркнуть Куанг из списка номинантов, хотя никаких просьб от китайских цензоров не поступало) были сетевые скандалы. Куанг обвиняли в наличии привилегий (посмотрите на список ее учебных заведений) и в спекуляциях на страданиях своего народа, в прямолинейной критике колониализма, в недостатке таланта (пустышка, «сделанная» пиарщиками).

Оба этих опыта — и колоссального быстрого успеха, и одновременно грязи, сопутствующей ему, — Куанг сплавила в новый роман. Недлинный, написанный сравнительно просто, местами топорно и предсказуемо, — но притом увлекательный и, что еще важнее, психологически достоверный.

Главная героиня — молодая белая писательница, живущая в тени своей сверх­успешной подруги — писательницы-азиатки. Повествование идет от первого лица, от имени этой, в общем, неудачницы. В отношении подруги-звезды она переживает сложный микс чувств:

1. ревность;
2. желание оправдать ее успех исключительно цветом кожи;
3. объективное признание ее способностей;
4. мечту быть на нее похожей;
5. мечту стать к ней ближе, учиться у нее;
6. обиды прошлых лет;
7. ненависть к ее манере работы, способности «присваивать» чужой жизненный опыт и перерабатывать его в литературный продукт.

Но вот эта прекрасная и ужасная Афина Лю внезапно умирает, и у Джун Хейворд (да, по именам сразу ясно, кто тут «вечно вторая») появляется уникальный шанс. Она забирает неоконченную рукопись исторического романа Афины — про китайцев на фронтах Первой мировой — дописывает, редактирует, публикует сама.

Понятно, что теперь Хейворд ждет оглушительный успех. Тема горячая (про иную, но близкую культуру, плюс колониализм, плюс та самая «повестка»), но текст чтивный, и формат — остросюжетная историческая драма с множеством сюжетных линий (референс — фильм «Дюнкерк» Кристофера Нолана). Проблема одна — Хейворд белая, а пишет про китайцев. Это провоцирует волны скандала, причем в одной из них начинают звучать уже обвинения покойной Афине — хотя она и азиатка, но неправильная, плохо знает историю, плохо знает культуру, оторвалась, ассимилировалась, юная, богатая.

И хотя структура «Йеллоуфейса» незатейливая, а поднимаемые проблемы, в общем, понятны уже из аннотации, — событийным его делает квазиавтобиографичность. Сам факт, что после успеха в жанре фэнтези Куанг решает написать сатирический триллер об изнанке индустрии, да еще и пройтись по твиттер-скандалам, свидетельствует, что она никакой не продукт маркетологов, а хорошая писательница с огромным потенциалом.

В романе она одинаково глубоко понимает и раскрывает как комплексы неудачницы Хейворд, так и комплексы звезды-Афины. Одно из интересных наблюдений, не связанных с пародированием индустрии и поведением армии интернет-воителей, в романе касается именно связи таланта и успеха. Хейворд талантлива. Но и Афина — не порождение слепой удачи. Ее роман делает Хейворд столь же знаменитой — и в этом проблема, потому что этот момент противоречит рассуждениям самой же Джун об «игре случая» в выборе редакторов крупных издательств.

Но главное достоинство «Йеллоу­фейса» — нарочитая злободневность. Написавшая свои предыдущие книги про далекие давние эпохи, Куанг отрывается на полную катушку, выписывая в тексте целые твиттер-треды, подражая стилю книжных обзорщиков с ютуба, тщательно выписывая природу vanity searching’a — то есть поиска в интернете упоминаний и мнений о себе самом.

Там, где «Американское чтиво» становится вневременной сатирой о неизбежных порочных кругах, — «Йеллоуфейс», работая с тем же материалом, умудряется беззастенчиво говорить о времени прямо сейчас в прямом эфире.Оттого и удовольствие, которое вы получите от книги, прямо пропорционально вашим знаниям об изнанке книжной индустрии в целом и американского рынка в частности.

После, после, после

Трудно представить, что в Российской Федерации в скором будущем станут актуальны проблемы расовых и гендерных квот, а интернет-скандалы будут посвящены выяснению крамольного «может ли автор — татарин из Москвы высказываться о проблемах Татарстана?».

Трудно. Но нужно.

Вместо этого, и в этом наша историческая катастрофа, мы тратим время на обсуждение выдуманной и навязанной нам искусственной повестки, вообще никак не связанной с реальной жизнью нашей огромной и разнообразной страны. Отсюда прорастают в том числе и наши главные (да, самые главные) политические проблемы. А ведь социальное неравенство, неравенство расовое, половое и гендерное, неравенство в доступе к благам, к технологиям, к знаниям проблемы национальных меньшинств и культурной апроприации, критического отношения к истории — все это кровоточащие раны России.

Нам почему-то кажется, мы будем обсуж­дать их «когда-то потом», когда государство и общество будут готовы, «дорастут» до западноевропейского уровня. Но никакого «после» нет. Образовываться нужно уже сейчас.

А оттого я очень рад, что «Американское чтиво» уже вышло на стримингах, а «Йеллоуфейс» — переведен и издан на русском языке. Есть чему поучиться!

* Минюст считает «иноагентами».