Окончание. Начало в № 13

Вечерняя сессия

СТАДИЯ V

Смысл войны

Компилятор (далее К-р): Тут в наш диспут буквально врывается Владимир Сергеевич Соловьев, русский философ, визионер и поэт. В мае 1900 года, за три месяца до кончины, Соловьев опубликовал «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории», то есть «о зле, военной и мирной борьбе с ним».

Соловьев: «Если прекращение войны вообще я считаю невозможным раньше окончательной катастрофы, то в теснейшем сближении и мирном сотрудничестве всех христианских народов и государств я вижу не только возможный, но и необходимый и нравственно обязательный путь спасения для христианского мира от поглощения его низшими стихиями».

К-р: Это последняя его прижизненная публикация, где автор, един в семи лицах, в жанре пьесы излагает свои (очень разные) позиции и изящной логикой крушит оппонентов. Один из персонажей назван Владимиром Соловьевым Политиком. Первый разговор — о войне, здесь солирует Генерал. Во втором разговоре главное сообщение делает Политик, посвящая свой спич европейской культуре и России как стране с петровских времен, по его мнению, безусловно европейской. В третьем разговоре — тоже речь идет о войне как постоянном феномене человеческой истории до ее конца. Вот фрагмент второго разговора, который мы перенесем в наш Диспут.

Политик: Кoгдa пpиxoдилocь oгpaждaть бyдyщнocть нoвopoждeннoгo pyccкoгo гocyдapcтвa oт пoлoвцeв, пoтoм oт тaтap и т.д., вoйнa былa caмым нeoбxoдимым и вaжным дeлoм. To жe дo нeкoтopoй cтeпeни мoжнo cкaзaть пpo эпoxy Пeтpa Beликoгo, кoгдa нyжнo былo oбecпeчить бyдyщнocть Poccии кaк дepжaвы eвpoпeйcкoй. Ho зaтeм знaчeниe вoйны cтaнoвитcя вce бoлee и бoлee пoдлeжaщим вoпpocy, и в нacтoящee вpeмя, кaк я cкaзaл, вoeнный пepиoд иcтopии кoнчилcя в Poccии, кaк и вeздe… Beдь то, чтo ceйчac былo мнoю cкaзaнo o нaшeм oтeчecтвe, пpимeнимo — кoнeчнo, mutatis mutandis* — и к дpyгим eвpoпeйcким cтpaнaм… Вoйнa былa нeкoгдa глaвным и нeизбeжным cpeдcтвoм для oгpaждeния и yпpoчeния rocyдapcтвeннoro и нaциoнaльнoгo бытия — и вeздe c дocтижeниeм этoй цeли oнa тepяeт cмыcл.

К-р: Соловьев не солидаризируется ни с одним из собеседников, но каждому дает толику своей аргументации. Политик — образ собирательный; он человек важный, государственный сановник, дипломат, прагматик, почти циник, критически воспринимающий нелогичности политики. Этот чиновник высокого ранга совершенно теплохладен к христианству, что для автора, конечно, неприемлемо. И слишком узок в своем, охватывающем весь мир, европоцентризме.

СТАДИЯ VI

Берта Зуттнер: «Долой оружие!»

К-р: Берта фон Зуттнер (урожденная графиня Кински) прожила бурную жизнь, достойную байопика. Она в юности блистала в салонах Вены, Парижа, Венеции, Берлина, была секретарем Альфреда Нобеля, вела с ним долгую переписку; потом на восемь лет с мужем оказалась в сонной Грузии. Написала несколько романов, не имевших большого успеха. Но в 1889 году опубликовала книгу «Die Waffen nieder!» («Долой оружие!»), переведенную во всем культурном мире и сделавшую ее автора знаменитой. (Опубликована по-русски издательством Ф.Ф. Павленкова в 1903 году.)

Книга на современный вкус странная. Дамская такая литература, светская жизнь в живописных замках Австрийской империи. И — жесткие, сухие, дневниковые вставки о войне, напоминающие репортажи Джорджа Оруэлла, Эрнеста Хемингуэя или Курцио Малапарте (уже с фронтов Второй мировой). Свидетельства из трех небольших войн, в которых участвовал барон, муж героини, и бедствия войны, которые вблизи видела она сама.

Книга имела огромный резонанс, вызвала к жизни мировое антивоенное движение — пацифизм, вылившееся в ряд высоких собраний в защиту мира, таких как знаменитые Гаагские конгрессы (1899, 1907 гг.).

Неумолимый и нарастающий милитаризм, лихорадочное соревнование в вооружениях, мобилизационные новации, превращающие в армию практически все мужское население, грозное превосходство германской военной промышленности, нависающая и всем очевидная угроза мировой истребительной войны, о которой предупреждал Кант.

Книга эта стала началом блестящей мировой антивоенной литературы, появившейся после Первой мировой войны.

Берта фон Зуттнер писала «Долой оружие!» на опыте «малых» войн второй половины XIX века между Австрией, Данией и Пруссией за Шлезвиг-Гольштейн; между Австрией и Пруссией за Силезию; между Пруссией и Францией за влияние в Испании, за Эльзас и Лотарингию и вообще по поводу всех прошлых между ними обид. Она умерла в июне 1914 года, чуть больше месяца не дожив до начала Великой войны.

А вот выступление на нашем виртуальном Диспуте основано на лекции лауреата Нобелевской премии мира 1905 года Берты фон Зуттнер 18 апреля 1906 года. Газета Oslo Aftenposten от 19 апреля 1906 года сообщала, что лауреатка, одетая в черное, с хриплым от волнения голосом, с самого начала удерживала аудиторию; она говорила кратко, без аффектации, жестов, изменения выражения лица.

Фон Зуттнер: «Одна из вечных истин заключается в том, что счастье создается и развивается в мире, а одним из вечных прав является право человека на жизнь. Сильнейший из всех инстинктов — инстинкт самосохранения — есть утверждение этого права, утвержденного и освященного древней заповедью «Не убий». Мне нет необходимости указывать на то, как мало соблюдаются это право и эта заповедь при нынешнем состоянии цивилизации. До сих пор военная организация нашего общества основывалась на отрицании возможности мира, презрении к ценности человеческой жизни и признании стремления к убийству… Вопрос о том, будет ли между государствами преобладать насилие или закон, является наиболее важной из проблем нашей насыщенной событиями эпохи и самой серьезной по своим последствиям… Благотворные результаты надежного мира во всем мире почти невообразимы, но еще более немыслимы последствия грозящей мировой войны. Движение за мир является скорее симптомом, чем причиной реальных перемен… Сторонники пацифизма хорошо понимают, насколько скудны их ресурсы личного влияния и власти. Они знают, что все еще малочисленны и авторитет их слаб, но когда они реалистично рассматривают себя и идеал, которому они служат, они видят себя слугами величайшего из всех дел».

СТАДИЯ VII

Цена войны

К-р: Чувствую необходимость от рассуждений перейти к фактам. Обратимся к демографу Борису Цезаревичу Урланису (1906–1981), который в своей фундаментальной работе «Войны и народонаселение Европы» (1960 год) дал анализ и оценки людских потерь в европейских войнах за последние три с половиной века.

Урланис: «Требуется определить для начала, что есть война. Аристотель говорил, что «война есть искусство приобретения рабов».

К-р: Кратко изложим некоторые факты из работы профессора Урланиса. Во времена основоположника международного права Гуго Гроция, написавшего знаменитый труд «Три книги о праве войны и мира» (1625 год), число убитых и раненых в ходе Тридцатилетней войны (1618–1648 гг.) составило 450 тысяч человек. За весь XVII воинственный век в европейских войнах убиты 950 000 человек. ХVIII век оказался переломным. Он разделился на неравные части — до Французской революции и Наполеоновских войн и после них. Во всех войнах европейских государств в ХVIII столетии убиты приблизительно 1 500 000 человек. XIX век начался годами Наполеоновских войн и сменился более спокойными десятилетиями. Поход на Москву стоил 100 000 человек убитых и умерших от ран. Только в Бородинском бою Наполеон потерял убитыми 12 000 своих лучших солдат.

Урланис: «Общее число убитых и умерших от ран в Наполеоновских войнах (1805–1815) составило 755 000 человек… Потом наступило затишье. За восемьдесят лет, отделивших Наполеоновские войны от первых войн новой эпохи, в Европе произошло 12 войн. В них убили 202 000 европейцев, в среднем около 2500 в год.

В середине века громыхнула Крымская война, когда николаевская Россия воевала против Европы. Франция в Крыму потеряла (по данным Шеню) 10 240 человек. Англия лишилась 2755 солдат и офицеров. В двадцатитысячной армии Сардинского королевства погибло 12 человек. Потери Турции около 10 000 человек. Русские боевые утраты составили около 30 000 солдат и офицеров. Всего на несчастливой Крымской войне погибли 53 000 военнослужащих воюющих стран».

К-р: В современных реалиях похвальба Наполеона Меттерниху о способности «расходовать 30 тысяч человеческих жизней в месяц» уже не кажется фантастической.

Урланис: «Наполеон как-то сказал: «Ложь, как в военном бюллетене». Он знал, о чем говорил: в своих донесениях и реляциях он извращал действительность в выгодном для себя свете.

Наибольшее число погибших приходится на самые ценные возрасты 20–24 года. Это 40 процентов всех убитых; половине всех погибших было от 20 до 30 лет… В годы войны риск смерти для молодых мужчин увеличивался в 10–15 раз. Риск смерти становился почти такой же, как у старика от 70 до 74 лет (вероятность смерти 66,9 по немецким таблицам смертности)».

К-р: Повторим за Кантом главное: «Война порождает злых людей больше, чем убивает».

СТАДИЯ VIII

Оговорка профессора Мартенса

К-р: Мартовский номер «Вестника Европы» за 1900 год издатель журнала М.М. Стасюлевич открыл сразу с козырной карты: статьи Федора Федоровича Мартенса о Гаагской конференции мира. Главный труд профессора — «Международное право цивилизованных народов». Впоследствии Мартенса восемь раз (!) выдвигали на Нобелевскую премию мира.

Гаагская конференция формально собиралась по инициативе молодого российского императора Николая II при первоначальном скептическом отношении мировых держав. Но ее реальным инициатором и важнейшим участником был профессор Мартенс.

Мартенс: Циркуляром 12 августа 1898 года российское правительство обратилось к представителям всех европейских, американских и азиатских государств, аккредитованных в Петербурге. Предлагалось путем взаимного и миролюбивого обсуждения международных споров и условий ограничения вооружений предупредить войну и посредством обмена мыслями обсудить те условия, при которых возникшая война могла бы быть поставлена в самые узкие рамки, с точки зрения гуманности и общей пользы народов.

Мне кажется, что если по отношению к Венскому конгрессу 1815 года совершенно справедлив был упрек, что он в течение нескольких месяцев только танцевал, но не двигался вперед, то подобный упрек был бы совершенно несправедлив относительно Гаагской конференции. В течение двух с половиной месяцев конференция составила шесть актов из более 130 статей, и эти акты касались самых сложных и трудных вопросов. Состоялся проект новой международной конвенции, которая должна иметь после ратификации обязательную силу для всех государств, ее подписавших, и все эти государства обязались давать своим войскам инструкции, согласные с этим международным актом. Эта конвенция касается самых разнообразных вопросов права войны. Гаагская конвенция касается и положения военнопленных, положения мирных обывателей занятых неприятелем стран, вопросов о добровольцах, поголовном восстании, бомбардировании городов, неприкосновенности неприятельской частной собственности и т.д.

Наиболее замечательным трудом Гаагской конференции является устав международного третейского разбирательства, который был составлен на основании предложений нашего правительства. Гаагская конференция не только рекомендует вообще третейский суд как лучший практический способ разрешения споров, но и вместе с тем создает целую систему третейского разбирательства. В Гааге учреждается постоянный международный третейский трибунал, который разбирает представленный его решению спор на основании особого устава судопроизводства, принятого Гаагской конференцией. Здесь сходились мысли представителей трех величайших государств всего мира: России, Англии и Соединенных Штатов, и именно английский проект по общему согласию положен был в основу всех суждений по этому специальному вопросу.

Для правильной оценки трудов Гаагской конференции небесполезно сравнить это международное собрание с другими, бывшими за последние сто лет. Только те постановления международных конгрессов или конференций, которые имеют общечеловеческое и культурное значение, оказываются жизнеспособными и могут рассчитывать на дальнейшее развитие и применение. Вот почему я думаю, что постановления Гаагской конференции будут жить всегда и никогда не будут забыты благодарной памятью народов.

К-р: Стремясь избежать разногласий между участниками Гаагской конференции и понимая, что военные нужды и технологии приводят к появлению новых способов и средств ведения военных действий, которые специально не оговариваются в международных договорах, Мартенс предложил оговорку.

Мартенс: Впредь до того времени, когда предоставится возможность создать более полный свод законов войны, Высокие Договаривающиеся Стороны считают уместным засвидетельствовать, что в случаях, не предусмотренных принятыми ими постановлениями, население и воюющие остаются под охраной и действием начал международного права, поскольку они вытекают из установившихся между образованными народами обычаев, из законов человечности и требований общественного сознания.

К-р: Предлагавшееся решение использовалось потом во множестве международных конвенций. Остается оно актуальным и в настоящее время.

Мартенс: Прогрессирующее развитие человечества неизбежно будет вести ко все более интенсивному общению государств. Постепенная работа международного права по созданию в мировом сообществе правопорядка, отвечающего достижениям человеческой цивилизации, и постепенное развитие международного управления, которое скрепляет мирное сотрудничество народов, — вот путь к установлению вечного мира на земле, путь сложный, нескорый, но единственно верный и реальный.

СТАДИЯ IX

«Дикая свобода» и Всемирное гражданство

К-р: Карамзин, имевший трехчасовую беседу с Кантом, мог бы сказать ему: предположим, вы всех убедили, представим, что весь мир за какие-нибудь двести, пусть триста лет станет соответствовать изложенным вами принципам республиканизма. И представим (что уже труднее), что эти принципы по-прежнему будут в цене. Но ваше расплывчатое «постепенно охватить», «привести к вечному миру» не означает ли принуждение, давление, насилие, непрерывную агрессию? Не будут ли государства и народы сопротивляться этому вашему и нашему проекту?

Кант: В соответствии с разумом в отношениях государств между собой не может быть никакого другого способа выйти из свободного от закона состояния постоянной войны, кроме как отречься, подобно отдельным людям, от своей дикой (не основанной на законе) свободы, приспособиться к публичным принудительным законам и образовать таким путем (разумеется, постоянно расширяющееся) государство народов (civitas gentium), которое в конце концов охватит все народы земли. Но исходя из своего понятия международного права, они решительно не хотят этого.

К-р: Упоминаемое профeccором Кантом состояние «дикой свободы» на современном политическом языке называется «суверенитетом», к сохранению полноты которого очень чувствительны все государства. Это понятие является центральным в системе международного права.

Кант: Вот почему реалистична не положительная идея мировой республики (политика — искусство возможного), а лишь союз республик, отвергающий войны, существующий и постоянно расширяющийся, он может сдержать поток враждебных праву и человеку склонностей при сохранении, однако, постоянной опасности их проявления.

К-р: Третья окончательная статья договора о вечном мире Канта гласит: «Право всемирного гражданства должно быть ограничено условиями всеобщего гостеприимства».

Как это надлежит понимать?

Кант: Как и в предыдущих статьях, здесь речь идет не о человеколюбии, а о праве, и гостеприимство означает право каждого чужестранца на то, чтобы тот, в чью страну он прибыл, не обращался с ним как с врагом.

К-р: У идеи «всемирного гражданства» тоже ведь большая и не очень перспективная на сегодняшний день история. Страны огораживаются, буквально строят стены. Но профессор невозмутимо стоит на своем.

Кант: Идея права всемирного гражданства есть не фантастическое или нелепое представление о праве, а необходимое дополнение неписаного кодекса государственного и международного права к публичному праву человека вообще и потому к вечному миру.

И только при этом условии можно надеяться, что мы постоянно приближаемся к нему…

Природа, с одной стороны, мудро разделяет народы, с другой стороны, она соединяет через взаимный корыстолюбивый интерес те народы, которых понятие права всемирного гражданства не оградило бы от насилия войны… Нельзя ожидать, чтобы короли философствовали или философы стали королями; да этого и не следует желать, так как обладание властью неизбежно извращает свободное суждение разума. Все это означает в конце концов следующее: тот, в чьих руках власть, не позволит, чтобы народ предписывал ему законы… И тогда все планы, теории права государственного гражданства, международного права и права всемирного гражданства превращаются в бессодержательные, неисполнимые идеалы. Только практика, основанная на эмпирических принципах человеческой природы, которая не считает слишком унизительным извлекать уроки для своих максим из того, что происходит на свете, могла бы найти прочную основу для здания государственной политики.

И любовь к человеку, и уважение к праву людей есть долг; первое, однако, только обусловленный, второе же — безусловный, абсолютно повелевающий долг; и тот, кто захочет отдаться приятному чувству благосклонности, должен вначале полностью убедиться, что он не нарушил этого долга.

К-р: Если мы верно понимаем, под «практикой» профессор Кант подразумевает неустанные усилия по гармонизации отношений между людьми в государстве и между государствами. Интерпретировать, понимать и раскладывать правду и ложь текущих событий в нравственные максимы — это уже наше дело. Но важно помнить, что даже в условиях вынужденной немоты и удручающих разум административных утеснений черное никак не становится белым, а зло — добром.

Так возможен ли Вечный мир?

Достижим ли как цель?

Кант (волнуясь, говорит тихой скороговоркой, его слова трудно уловить на слух): Истребительная война, в которой могут быть уничтожены обе стороны, а вместе с ними и всякое право, привела бы лишь к вечному миру на гигантском кладбище человечества. Следовательно, подобная война, а стало быть, и применение средств, ведущих к ней, должны быть, безусловно, запрещены.

СТАДИЯ X

Заключительное слово компилятора

К-р: Кант прав. Мира не будет, пока нет уважения к человеческой жизни, а ее нет там, где нет уважения к естественному праву всех людей на жизнь и свободу. Всякая война рано или поздно кончается, с неумирающей надеждой пишут все чаще. Не всякая. Бывали войны и на 30 лет и на 100, а иные тлеют тысячелетиями. Внешняя политика есть отражение и последствие внутренней — это подмечено со времен Гуго Гроция. Раз за разом подтверждается, что сползание к диктатуре, нарастание хаоса требуют куда меньше энергии, чем противоположные действия. Агрессия зарождается дома, сначала против своих, потом чужих, а потом опять своих, воспринимаемых как уже более опасные, чем чужие…

Умозрение здесь вряд ли поможет. Но можно назвать некоторые ограничивающие условия — это не Эдем на земле, это не конечное состояние, к которому надо непрерывно стремиться, прилагая все приемлемые усилия. Мир — это сложнейший высокоорганизованный и управляемый творческий процесс, и, конечно, не «истребительная война», дающая в пределе «кладбище человечества».

Думать, говорить, действовать — стоит! С этим согласны все участники нашего диспута. Мысль и слово — самое действенное оружие в борьбе со злом, безмыслием, хаосом, тягой к одичанию.

Компилятор и комментатор Виктор Ярошенко