Александр Долгин. Фото: Владислав Шатило / РБК
Слово «донаты», малоизвестное еще несколько лет назад, сейчас, несомненно, займет почетное место на конкурсе «Слово года». На «благодарственные постфактумные платежи», как их называет герой сегодняшнего интервью, существует едва ли не половина оппозиционных СМИ, блогеров и политологов. Когда в августе CloudPayments отключил прием всех частных пожертвований в пользу издания «Такие дела», работа редакции была поставлена под угрозу.
Александр Долгин заговорил о «культурных деньгах» еще в начале 2000-х, экспериментально проверил их хождение в 2004 году, опубликовав результаты в книге «Экономика символического обмена», а в 2013-м создал донат-сервис. Но идея опередила наше время, судя по тому, что у Джека Конте, генерального директора Patreon, созданного тогда же, он взлетел, а в России — нет.
С вопроса «Почему?» началась наша беседа с профессором, основателем фонда «Прагматика культуры», создателем рекомендательного сервиса «Имхонет».
— Так все-таки, почему время донатов наступило только сейчас, хотя вы заговорили о них 20 лет назад?
— Идея была, а донатов не было. Донаты имели хождение у программистов и геймеров, но то была экзотика, в них было трудно поверить, к тому же считалось, что дар идет вразрез с наклонностями homo economicus. Сегодня донаты в ходу, идея сложить их в систему уже не звучит утопично, задача превратилась из двухходовой в одноходовую, а значит, решаемую.
— Я правильно понимаю вашу мысль о донатах как о способе борьбы со спамом в индустриальных масштабах?
— Не только и не столько спам. Информационный шум — вот проблема времени. От нее идет множество других проблем — плохая навигация, постправда, недобросовестная конкуренция на рынке «истин», потеря качества, зомбирование людей, расстроенное сотрудничество, одиночество… Многие из них можно и нужно решить, опираясь на донаты.
— Но разве у человека нет возможности выбрать источники информации, которые бы облегчали, а не усложняли жизнь?
— Сложности этого рода — оборотная сторона всеобщего права на высказывание, привнесенного интернетом. Контент представлен ярлычками; чтобы понять, что за ними, нужно проделать работу, а она не всегда себя оправдывает. К примеру, в нейронауке выходит свыше полумиллиона статей в год, три четверти из них — пародия на науку. Как продраться через это?
Когда человек не может оценить качество, это развязывает руки нерадивым производителям и шарлатанам. Плохие тексты вытесняют с витрин хорошие, те приходится искать как иголку в стоге сена. Поэтому либо распластывайся на набухшей сфере знания, распределяй по ней свой умственный ресурс тонким слоем, либо — если ныряешь вглубь — довольствуйся узостью выбора.
Вот мы и живем во время водомерок, скользящих по глади. Если пожелаем наполнить черепные коробки качественным содержанием, то следует «хакнуть» это ограничение.
— На что же тогда экспертиза?
— Традиционная экспертиза не поспевает за генерацией контента. Да и расплодилось столько «знатоков», что стоит вопрос об экспертах по выбору экспертов — «Кто стережет сторожей?».
— Поэтому в вашей новой книге «Будущее денег» главное — мысль, что донаты — это сигналы качества?
— Да, это теоретический фундамент. Главное в книге то, как соединить его с практикой.
Донаты больше того, что в них видят. Они сигнализируют о качестве, ведь донатят на то, что понравилось, выражая этим отношение к воспринятому.
Сегодня опыт, передаваемый донатами, рассеивается без пользы. Чтобы не терять его, нужно собирать сведения о донатах (кто, сколько, кому и за что их перечислил), переводить эти сведения в маркеры качества и создавать на этом социальную экспертизу. Книга о том — как построить такую экспертизу и к чему это приведет.
— То есть вы предлагаете сделать из донатов новые деньги?
— Этого не требуется, достаточно привычных. Просто усовершенствовав способ обращения с ними, мы получим донат-маркеры качества, и они сыграют на рынках информации ту же роль, какую играют цены на обычных рынках. Пренебрегать ими будет все равно, что не смотреть на цены.
— Но мы и сегодня платим за информацию. Чем не устраивают прежние цены?
— Тем, что причесаны под одну гребенку. Что ни возьми — книги, кино, музыку, блоги — цены не зависят от качества и не отражают его. Они неинформативны. То же с источниками информации — их статус неясен. То же с производителями контента — их доходы говорят о популярности, но не о репутации — не ясно, кому и насколько можно доверять. Из-за этого лишние силы расходуются на выбор того, что читать, слушать, смотреть, к чьим услугам прибегать, с кем знаться.
Располагая маркерами качества, мы сможем решать, тратить ли силы и время на прочтение, смотрение, изучение и т.д.
Сейчас такой возможности нет.
Информационное общество слабо ориентируется в ценности информационных благ, при этом не дает себе отчета в том, насколько сильно это мешает.
— Зато дает ощущение, что у тебя есть выбор и право голоса. Лайки, отзывы, репосты…
— Выбор отнимает силы. Что касается лайков, отзывов и т.п., то их не трудно сфабриковать. Когда ты маленький, никому не мешаешь, это не критично. Как только становишься на чьем-то пути, начинаются вбросы. Донаты защищают от накруток и манипуляций. Фальсифицировать их, платя самому себе, оказывается себе дороже. В этом их незаменимость, потому что все, что имеет смысл подделывать, будет подделано.
— И рецензии тоже?
— Хотелось бы знать, чьи они. Погуглите «Амазон засеян пятизвездочными отзывами». Рекомендации «с этим покупают то-то» настроены на подражание, на стадное поведение. Так маркетплейсы решают конфликт интересов между «рекомендовать» и «продавать».
— Обострится ли проблема, учитывая, что искусственный интеллект может автоматически плодить нужные рецензии?
— Затем и нужны донаты, чтобы подставные или накрученные аккаунты не имели репутационного веса. Их «голоса» будут обнулены, и тогда плодите сколько угодно контента, включая машинные тексты, и это никому не навредит, поскольку лишнее не достигнет ушей и глаз, которым не предназначено.
— Как продвинуть качество сегодня, как противостоять ухудшающему отбору?
— Ответ: экспертиза нового поколения. Сегодняшняя не справляется с половодьем контента. И в результате, хотя ухудшающий отбор затрагивает все сферы, его проявления лечат припарками, не устраняя источник. В результате стоящие вещи завалены отходами жизнедеятельности мириадов сознаний, выплеснутыми в сеть без опознавательных знаков.
Александр Долгин. Фото: Владислав Шатило / РБК
— С этим столкнулись качественные медиа, конкурируя с блогерами.
— Они встали перед дилеммой «оперативность versus достоверность».
И мы видим, как ведущие СМИ изменяют себе, как они «коррумпированы» аудиторией, которой сообщают то, что лайкнут.
— Есть ли противоядие от этого?
— Нужно чтобы экспертиза стала столь же производительной, как генерация. Для этого армия экспертов должна быть численно сопоставима с армией пишущих, тогда социум сам отфильтрует то, что производит. Когда люди донатят, они выступают такими экспертами. Это краудсорсинговая экспертиза.
— Каким образом отфильтрует?
— Контент, созданный пользователями, служил локомотивом второго веба. Контент, сертифицированный пользователями, станет драйвером интернета будущего. Одним из достижений этого Web 3.0 станет оздоровленный баланс между свободой и правом на высказывание и свободой и правом не слышать.
Главное, что я хочу донести: донаты не просто даримые деньги, это еще и сигналы о качестве, их имеет смысл улавливать.
— Что конкретно вы предлагаете?
— Социальную экспертизу качества на основе донатов. Мы будем собирать сведения о донатах и выводить из них индикаторы качества любых представленных в интернете сущностей: контента, нестандартных товаров и услуг, а также фирм, организаций, учреждений, общественных движений, идеологий, доктрин. А также людей — авторов, криэйторов, производителей, в их случае правильно говорить о статусах и репутациях. Начинать нужно с контента.
Две стороны дела:
- наладить сбор и обработку сведений о донатах,
- создать условия для массового их использования.
Второй пункт особенно трудный — сделать так, чтобы для людей стало нормой благодарить деньгами.
— И как сподвигнуть людей на этот акт?
— Ответу на этот вопрос посвящена большая часть моей книги. Если отвечать одним словом, то — публичностью. Вся конструкция держится на трех китах:
- удовольствие;
- потребность;
- смысл, польза, общее благо.
Первое: донатить — это приятно, стоит только распробовать. Это как открыть новый орган чувств, который раньше бездействовал. Говорю это по своему опыту и по опыту других.
Второе. Донаты станут визитной карточкой человека в цифровом мире. Демонстративное поведение — обязательная часть игр статуса и престижа, людям ведь нужно предъявлять себя — что в офлайне, что в онлайне. Без этого трудно понять, кто есть кто — и иметь ли с ним дело.
Третье. Польза и смысл. И то и другое возьмется от лучшей ориентации в контенте, от саморефлексии и от всего того, что с этим связано.
Все три силы придут в движение, стоит нам «рассекретить» сведения о донатах и упаковать их в инструменты и сервисы.
— То есть вы предлагаете создать новую сигнальную систему в интернете?
— В каком-то смысле это перенос обычной сигнальной практики в цифровую среду. В интернете та же конкуренция за внимание и влияние, за роли и статус, за право решать, за то, чтобы меньше зависеть от дураков. А проблема с подлинностью стоит острее, ведь исчезает вещественность с ее доказательствами.
Сделанные и полученные донаты идут человеку в копилку, в его профиль, видимый другим. С переселением в интернет значимость цифрового профиля растет. Удостоверяя его, ты проясняешь свой образ, снижаешь его неопределенность, не перекладывая эту работу на других, которым не до нее.
— В чем смысл донатить публично?
— Без этого тебя не заметят, не отнесутся всерьез, без этого не пройти «дресс-коды», не попасть туда, где хочется быть. Можно оставаться невидимкой, но так трудней занять положение в обществе, добиться признания и достатка — того главного, чем дышит человечество. Донаты поставят заслон самозванству.
Иллюстрация: Петр Саруханов
— Но пожертвования не принято выставлять напоказ. А сейчас это еще и опасно.
— Я говорю не о помощи нуждающимся и не о подношениях по типу «социального клея», а о третьем виде альтруизма — о признании и о чистом даре. На него эта норма не распространяется. Этот третий тип сейчас не отличают и не выделяют. Но это принципиально иной тип коммуникации. Это отдаривание. Идет оно от вдохновения и благодарности, а не от милосердия и сострадания. Тут противопоказана скрытность, потому что сделать молчаливый комплимент — все равно что не сделать его.
Ну а если уж лелеять свою кибербезопасность (сказать по правде, это давно утраченная невинность), то нельзя ставить лайки, публиковать отзывы — это ведь самораскрытие. Не выходи из комнаты, не совершай ошибку…
Недавно Юрий Дудь* запостил призыв донатить, в котором точно ухватил этику взаимности этого рода: его команда не будет ничего должна в ответ на полученные донаты. Это верная установка.
К сожалению, большая часть индустрии ей не следует и в результате просит донаты неправильно и недобирает их. Тот же Patreon, по сути донат-сервис, позиционирует себя как поставщик платного контента. Это вынужденная мимикрия под привычные установки рынка, но это тянет сервис вниз.
— Чтобы экспертиза на донатах заработала, нужно много донатить. Сколько, по вашим расчетам?
— На порядок больше, чем сейчас. Все получится, если донатить начнет каждый десятый и будет делать это регулярно.
— Разве на свете наберется столько альтруистов? Говорят, их от силы два процента.
— Представление о двух процентах ложное, высшие формы поведения не предзаданы. И дело не в бескорыстии. Донаты — чистый дар, но чистый — не равно бесполезный для донатора. Самоидентификация дорогого стоит, как и социальное позиционирование, и обнаружение своих.
Сегодня донатят те, кто к этому расположен по натуре. Завтра заработают иные мотивы, и к ним примкнут другие. Послезавтра — третьи, социально-статусные, — и в экономику дарения вольется новый пул. Помогая другим, человек повышает статус в группе, это можно назвать «конкурентным альтруизмом». Поведение, поощряемое достаточно сильно и достаточно долго, становится нормой. Станет общепринятым, модным, целесообразным делать донаты — люди примутся массово донатить. И будут удивляться тому, как могло быть иначе.
— То есть вы предлагаете адаптировать к цифровой среде извечную игру статусов?
— Без этой игры, без vanity fair (ярмарка тщеславия), мы не получим победителей и не узнаем тех, кто мог ими стать. Они и сами могут не распознать этого в себе.
Блогер, публицист, кинокритик, демограф — каждый верит или хочет верить в свою ценность. Рынок статусов и репутаций проявляет ее. Это динамическая игра, в ней можно повышать свой статус, переходя в следующую лигу. Главное, чтобы игра была прозрачной и честной. Залог тому — публичность донатов. Желание и потребность участвовать в ней, а не «чистый» альтруизм, побудит людей донатить.
— Но для этого надо, по крайней мере, полюбить идею или человека.
— Представьте, что в этой «игре» участвует тот, кто вам близок и подает надежды, и в вашей власти поддержать его. Люди примутся донатить наперегонки, потому что это будет ценно для них и для их протеже.
Сегодняшние ярмарки тщеславия меркнут в сравнении с тем, что нас ждет, если все сложится так, как я представляю.
— Насколько важно то, кто именно говорит и поддерживает?
— Очень важно: а судьи кто?! Донаты менее информативны, если не знать, кто за ними стоит, — имеет значение репутация передающего репутацию. И суждение знатока может перевесить голос тысяч профанов (может быть и наоборот).
Соль того, что я предлагаю,— «очеловечить» гугловский алгоритм, подрядив людей в роли датчиков-ретрансляторов репутации.
— Что значимого для людей принесут рейтинги кроме навигации в интернете?
— Отражаясь в цифровых профилях, донаты помогут находить друзей, спутников жизни, единомышленников и компаньонов. Донаты сделают человека рефлексивным, личностно растущим, а значит, счастливым в том единственном понимании счастья, в котором оно достижимо.
— Ну это довольно нестандартное понимание счастья для большинства, которое его связывает с материальным благополучием…
— Благополучие тоже вырастет. Люди хлынули в интернет, а как им здесь заработать? С публичными донатами производство контента обретет новую бизнес-модель. Для новых авторов это означает возможность состояться. Для состоявшихся — стимул работать качественнее. И вообще, за донатами будущее труда, в частности, самозанятости.
Все несерийное, нишевое, все персональные услуги тяготеют к монетизации через донаты. В них больше денег, чем в рекламе. Речь идет о сотнях миллиардов, а то и о триллионах долларов в год и о десятках и сотнях миллионов человек.
— Разве интернет и без того не купается в деньгах?
— Это иллюзия, порождаемая медиа. В пользовательском интернете мало денег, за все про все 2–3% ВВП.
Сегодняшние доходы обеспечивают безбедное существование менее чем процента трудоспособного населения. Ими не осчастливить тех, кто вливается в эту сферу. Чтобы им было где развернуться, нужно в разы больше доходов — и они придут по линии донатов.
— Какие из острых проблем поможет решить разъяснение предпочтений с помощью донатов? К примеру, проблему иммиграции.
— Публичные споры о ней сводятся к требованиям распахнуть двери настежь либо замуровать их. Регуляции — дело чиновников, но у них нет надежного способа взвесить и выверить, что может позволить себе народ в данных обстоятельствах, а чего не может. В случае с иммиграцией, как и во многих других, плюсы экономические, их видно по денежным показателям, а минусы социокультурные, их по ним не видно. Как следствие, суждения экономистов больше учитывают одно, чем другое, они смещены, и в результате выходит, что открытость экономики — безусловное благо, а его неприятие людьми идет от непонимания и умственной слепоты. Но людям и не нужно понимать, межкультурные стрессы даны им в ощущениях. И кто тут слеп?
— Пока не похоже, чтобы кто-то нашел способ правильно открывать дверь или форточку.
— Его и не найти без измерений, о которых я говорю. Нужно, чтобы донаты заговорили, чтобы люди стали заявлять посредством них о своих предпочтениях. Так можно будет выявить действительные предпочтения и сверяться с ними в проводимой политике.
— Вроде бы для этого существуют демократические процедуры…
— Сквозь брешь, заложенную демократическим принципом «один человек — один голос», просачивается слишком много компрометаций демократии, включая давно предвещенную угрозу «тирании большинства» и относительно новую угрозу тирании агрегированных меньшинств. Идущий в мире откат к авторитаризму не случаен. Люди разочаровываются в институте представительства, теряют доверие к политикам, чьи репутации не прозрачны.
— А куда подевались элиты, поставлявшие обществу политиков с мозгами и прозрачными репутациями?
— Они рассредоточены по неимоверно разросшейся кроне знания и, кажется, упали в качестве. Да и как тут докричишься-достучишься друг до друга, когда по одному хуторку на милю. Но главное: не больно-то и хотелось! Вот ты потратил 20 лет на карьеру, нашел нишу, тебе есть что терять и есть зачем огораживать свою территорию кормления. В гуманитарном поле идет так называемая монополистическая конкуренция (по Чемберлину и Робинсон) — чем состязаться впрямую, лучше отстроиться, обособиться и возделывать свой садик.
— И даже угроза миру или, по крайней мере, христианской цивилизации не побуждает ученых, гуманитариев отказаться от личных амбиций и искать выход сообща?
— Ученым, как никому другому, трудно кооперироваться, и нынешняя организация науки мало тому способствует. Она не отвечает задачам и обстоятельствам времени. Сегодня жемчужная удача — найти коллег, профессионально увлеченных тем же, что и ты, не менее трудно превратить их в соратников. Обустраивая навигацию и мэтчинг (от англ. match — совпадение, соответствие, пара), донаты помогут с этим, а пока гуманитарии — самая обездоленная страта, больше других теряющая от неумения работать сообща. От неудовлетворительной конверсии символического капитала в денежный.
Вместо этого отсталая организация труда, размытые репутации, допотопный обмен исследовательскими практиками, проваленный head hunting, так и не состоявшаяся междисциплинарность… так не выдать качественной доктрины, политики, стратегии.
Стоит ли удивляться тому, что
даже из числа относительно успешных мало кто чувствует себя в силах изменить мир к лучшему. И им самим от этого плохо, потому что для человека нет высшего счастья, чем играть в команде своей лиги.
Впору переадресовать элите коммунистический призыв «Элитарии всех стран, соединяйтесь!».
— Что элитарии могут сделать в ситуации раздробленного мира? Каковы их, как говорится, первоочередные задачи?
— Социогуманитарные. Стало общим местом, что культурное развитие отстает от технологического. Разрыв нарастает, мы уперлись в потолок сложности. Из-за этого всякая прорывная технология пугает: не встряхивайте ящик Пандоры! Многие диагностировали «проблему темпа», имеется в виду отрыв технологической мощи человечества от его коллективной мудрости.
И где-то на подкорке сознания Запад винит себя за темп, который задал цивилизационному обозу, растянутому на века. И чувствует, что раскрученный маховик вот-вот настигнет его самого, что стоит локомотиву притормозить — и подвижной состав врежется в него, а значит, надо крутить педали с утроенной силой.
Проблема в социальной организации. И в поиске баланса между свободой и сложностью, между индивидуально желательным и социально необходимым — поиске, от которого общество самоустранилось, отдав его на волю государства. Всякий, кто посмотрит на нас сверху, как на букашек, подивится тому, как нескладно устроена жизнь, притом что на круг люди получили все, о чем можно мечтать. Удивится, если не знает, что люди способны учинить ад даже в раю.
— Настороженность и разочарование только нарастают в мире, убыстренном интернетом и «цифрой». Как адаптироваться к этому темпу?
— Чтобы лучше адаптироваться, необходимо изобретать и осваивать новые способы обращения с информацией, рафинирования знаний; новые формы политической организации, новые формулы общежития.
Нужны новые, общественно-полезные виды деятельности, признаваемые и оплачиваемые. Ведь как ни меняйся состав труда, ничто не заменит трудовую мораль.
— Что делать в этой ситуации социальным наукам, призванным указывать осмысленные пути правительствам своих государств?
— Осваивать язык цифр. В отсутствие числительных не понять, что такое много и что такое мало. Как следствие, дискуссии по любому вопросу сводятся к «или — или», к крайностям, тогда как оптимум всегда где-то между. Я не говорю, что математизация высших сфер дает все ключи к познанию, что это панацея. Но так мы потянем за нужную нить, ослабим клубок противоречий, так приведем себя в соответствие со сложностью мира.
С донатами ученые получат доступ к действительным предпочтениям, люди ведь говорят не то, что думают, и делают не то, что говорят. Видя, как донатят, мы научимся измерять социальные силы, принимать в расчет то, о чем сейчас имеем лишь обманчивое представление. Оцифровать субъективное — это будет прорыв для социальных наук. Их микроскоп!
Центр жизненных интересов сместился к высшим потребностям, а много ли о них известно?
Деньги обеспечивают саморегуляцию утилитарной сферы, неутилитарная сфера тоже нуждается в саморегуляции.
— И как этому помогут донаты?
— Донаты — это три в одном. Они и индикаторы качества времени, порожденного текстом, и показатели качества текстов, и характеристики авторов. Когда эти сигналы разрозненны, они не несут пользы, но стоит их собрать и обработать, и мы ранжируем блага и их производителей. И так выйдем на новый уровень обмена опытом и знаниями.