Летом в странах ЕС прошли очередные выборы в Европарламент. Хотя орган не обладает правом вносить свои собственные законопроекты, то есть главным полномочием национальных парламентов, к выборам было приковано большое внимание. Общеевропейские выборы могут быть свое­образным «градусником» общественных настроений внутри Европейского союза. Ведь в Европарламенте политический спектр представлен в наиболее наглядном и концентрированном виде. Кроме привычных лево- и правоцентристов здесь видны и другие позиции, в том числе евроскептиков с разных флангов — тех, кто относится критически к самой идее евроинтеграции и призывает к ее пересмотру, умеренно или радикально.

Есть распространенное мнение, согласно которому Европа поделена на прогрессивный Запад и консервативный Восток, который унаследовал негативные черты социалистического блока. В соответствии с этой точкой зрения именно восточная часть тянет европейский проект в сторону защиты национального суверенитета и пресловутых традиционных ценностей. Однако рост популярности консерваторов и правых радикалов уже много лет наблюдается, прежде всего, в странах Западной Европы. Прошедшие выборы в Европарламент не стали исключением.

Помимо того, что участники крайне правых коалиций постепенно увеличивают число своих мандатов, они влияют и на мейнстримную центристскую политику. Репертуар европейских бюрократов пополняется и новой риторикой, и конкретными политическими мерами (например, пересмотром общеевропейской миграционной политики). Последовательные сторонники ЕС как пространства равенства, инклюзии и разнообразия вряд ли смогли бы поверить в такой сценарий еще 15–20 лет назад.

Перманентный кризис

Сложные, многосоставные кризисы, которые еще и накладываются друг на друга, стали перманентным фактором в жизни Европы. Для описания ситуации используется емкий термин поликризис. И это сильно отличает ситуацию от периода мирной и относительно спокойной жизни Европы на рубеже XX–XXI веков. С 2008 года европейский политический проект непрерывно сталкивается с большими вызовами: от глобального финансового кризиса до (…) России и Украины.

Нет ничего удивительного в том, что либерально-демократический мейнстрим в ЕС находится под огнем критики со стороны оппонентов, прежде всего — крайне правых. Происходящее в Украине стало шоком для многих европейцев, как политиков, так и миллионов простых граждан, столкнувшихся с резким увеличением стоимости жизни. Прежде всего — цен на электроэнергию, жилье и продукты. Не успев оправиться от предыдущей кризисной волны, коронавирусной, европейские элиты столкнулись с новыми вызовами и необходимостью принимать экстренные политические и экономические меры.

Результаты борьбы с этими множественными кризисами сложно назвать успешными —

Если рост доходов жителей Германии в реальном выражении за период 2008–2022 годов колеблется в районе 1%, то средний гражданин Испании или Ирландии стал беднее на 25–30%. Особенно сильно кризисы бьют по небогатым домохозяйствам.

Жилищный кризис стал большой проблемой для крупных городов Западной Европы — резкий рост стоимости аренды жилья не покрывается адекватным ростом зарплат. В некоторых странах еврозоны граждане тратят на аренду жилья 40% и более от своих месячных доходов (см. сноску 2).

Эта проблема является постоянной частью европейской политической повестки. Отсутствие доступного жилья было причиной недавних больших протестов в Амстердаме, Милане, Лиссабоне. Недовольство падающим уровнем жизни в этих странах — это почва, на которой паразитируют ультраправые политики.

Учитывая все вышесказанное, трудно делать выводы о том, что именно восточно-европейская периферия навязывает остальной Европе консервативную повестку. Да и в самих странах Центральной и Восточной Европы причины успеха консервативных проектов едва ли можно сводить к национальным идентичностям, особенностям культуры или социалистическому прошлому.

Восток Европы как политическая идея

Процесс европейской интеграции бывших социалистических стран был связан не только с очевидными социальными и экономическими трудностями, но и с поиском новой политической идентичности. Каждая из стран должна была найти свое место в мире, которое отныне не было связано с блоковым противостоянием эпохи холодной войны.

Проблемы начались уже на уровне семантики. Обозначение «Восточная Европа» стало устойчиво негативным и часто использовалось как пейоратив, обозначение чего-то заведомо негативного.

Для тех, кто находится на «Западе», «Восток» традиционно связывается с отсталостью, низким уровнем развития (политическим, экономическим, культурным) и необходимостью подняться до уровня старших соседей. «Польский сантехник» в Европе рубежа веков оказался стереотипным обозначением трудовой миграции с периферии Европейского союза в его центр. Неудивительно, что за географическим востоком Европы и бывшими странами социалистического блока позднее закрепилось более политкорректное и нейтральное обозначение — ЦВЕ (страны Центральной и Восточной Европы).

Такое разделение носит характер явной политической стигматизации и порождает комплекс неполноценности, недостаточной «европейскости» у тех, кто находится на «Востоке». В то же время такая географическая метафора задает очевидное направление движению и обозначает политическую иерархию. Одно понятно точно: никто не хочет быть «Востоком».

Многолетнее доминирование консервативных проектов Качиньского и Орбана в польской и венгерской политике словно подтверждает привычные стереотипы. Одно государство стабильно показывает авторитарные признаки (давление на медиа и университеты, несменяемость власти), а в другой стране демократически избранные политики выбирают путь крайнего консерватизма в культурной и гендерной политике. Это касается даже права женщин распоряжаться собственным телом, то есть права на аборт. Гонения на церковь в странах соцблока сделали религию неотъемлемой частью протестной политической повестки и важным элементом культурной идентичности, что хорошо заметно, например, в Польше и Литве. Консерваторы все еще используют эти риторические фигуры и отсылки к недавнему прошлому как топливо для своих политических проектов.

В странах ЦВЕ также сложилось куда менее прогрессивное законодательство по отношению к ЛГБТ*-персонам и гораздо более жесткая наркополитика. Миграционные скандалы, связанные с отказом стран Центральной и Восточной Европы принимать беженцев по квотам в период острого миграционного кризиса в ЕС, усиливали представление о них как о нарушителях базовых принципов европейского гуманизма.

До сих пор распространено мнение, что перечисленные консервативные черты стран ЦВЕ — признак их «незрелости» внутри новой большой семьи народов. Это можно назвать отголоском теории модернизации, теоретики и практики которой считали, что экономический рост и развитие по заданным образцам непременно меняют общество с его культурой в сторону прогресса. Опыт показывает, что это не совсем, а в ряде случаев совсем не так.

Интеграция крайне правых

Четверть мест (187 из 720) на прошедших летом выборах в Европарламент получили кандидаты от трех крайне правых блоков: ECR («Европейские консерваторы и реформисты»), ESN («Европа суверенных наций») и PfE («Патриоты за Европу»). Самый большой прирост мандатов этим блокам обеспечили избиратели во Франции, Италии и Германии соответственно (три крупнейшие экономики ЕС).

Правые блоки активно взаимодействуют между собой, пересобираются, депутаты и даже целые партии переходят из одной правой фракции Европарламента в другую. Одной из интриг прошедших выборов была потенциальная возможность формирования единого блока французской партии Марин Ле Пен «Национальное объединение» и итальянской партии Джорджи Мелони «Братья Италии». Тем не менее две женские звезды крайне правой европейской политики вошли в разные коалиции. Также на слуху был кейс ультраправой партии «Альтернатива для Германии», депутатов которой выгнали из блока «Идентичность и демократия» в Европарламенте за открытое оправдание нацистов из СС. Теперь они вошли в новый ультраправый блок «Европа суверенных наций».

Что объединяет и что разъединяет европейских правых? Партии сходятся в резкой критике текущей миграционной политики ЕС, программ декарбонизации и зеленого перехода, а также находятся в согласии по поводу того, что страны — члены ЕС должны получить большую экономическую независимость в рамках Союза. В свою очередь, препятствуют объединению те вопросы, которые в основном касаются противостояния России и Украины: финансовая и военная поддержка Украины, санкции против России и возможность сотрудничества с ней, отношение к расширению ЕС и вопросы торговой либерализации со странами — кандидатами на вступление.

Сошла на нет большая политическая тревога по поводу евроскептиков и сторонников выхода из ЕС, которая была особенно заметна после Брексита. Британский выход не стал началом новой политической волны с целью борьбы за полный суверенитет своих стран. Напротив, среди европейских консерваторов наблюдается обратный тренд: на интеграцию своих идей в общеевропейский проект и на захват «командных высот» в брюссельской бюрократии. Партия Ле Пен и Жордана Барделла «Национальное объединение» отказалась от повестки выхода и требует изменений внутри ЕС. Это же можно сказать о лидере итальянских крайне правых Мелони. С такой повесткой не выступает даже многолетний лидер венгерских консерваторов Виктор Орбан.

Если понимать прошедшие выборы как иллюстрацию политических раскладов и настроений внутри ЕС, то становится очевидной общая динамика. Помимо того, что в нескольких европейских странах крайне правые уже входят в правящие коалиции (Италия, Нидерланды, Швеция, Финляндия, Хорватия, Венгрия, Чехия), центристские партии по всей Европе интегрируют элементы консервативной политики в страхе потерять голоса избирателей. Прежде всего речь идет о вопросах миграции.

Нахождение стран в составе ЕС предполагает согласие с некоторой общей политикой в отношении приема мигрантов и беженцев. Такие положения по общим границам становятся поводом для политического раскола в периоды кризисов, как это было, например, в 2015 году. Войны и восстания на Ближнем Востоке тогда привели к огромному миграционному потоку в Европу, миллионы беженцев были вынуждены покидать свои привычные места жительства и искать убежище в безопасных странах. Крайне правые политики в странах ЕС, на которые приходились основные потоки беженцев, выступали резко против общеевропейских квот и норм по приему, которые они считали непропорциональными. Это привело к резкому подъему правого популизма и всплеску антимигрантской повестки по всей Европе, который с тех пор не только не спадает, но и постепенно превращается в норму.

Последний майский пакет миграционных законов оказался самой крупной подобной реформой за десятилетие внутри ЕС, что давно вызывает беспокойство правозащитников и ставит под угрозу базовые права на получение статуса беженца в Европейском союзе. Новые запретительные миграционные нормы не так давно были приняты и во Франции.

Правая антимигрантская повестка просачивается на самый высокий политический уровень ЕС — даже в высказывания чиновников Еврокомиссии. Своим противопоставлением Европы как «цветущего сада» и остального мира как «джунглей» пару лет назад ошарашил публику представитель ЕС по иностранным делам и безопасности Жозеп Боррель. Чиновника ожидаемо обвинили в распространении идей европейского превосходства и в итоге Боррелю пришлось извиняться.

Из недавних сюжетов стоит вспомнить предвыборный ролик партии «Шведские демократы», второй по численности партии риксдага. Они записали его как раз для выборов в Европарламент. «Моя Европа строит стены» — название видео и одновременно главный слоган партии в ходе прошедшей кампании.

Борьба за общее будущее

Либеральная демократия, равенство и прогресс не являются ценностями, гарантированными по умолчанию. У европейской политики всегда была другая, консервативная, сторона, и сегодня она громко заявляет о себе. Не только через относительный успех радикальных правых на выборах разного уровня, но и через интеграцию их повестки более умеренными центристскими партиями.

У либеральной утопии развития и прогресса всегда была эта обратная сторона. Именно ее поднимают на щит члены правых фракций в европейском парламенте. Все они гордо используют слова «Европа», «идентичность», «демократия» в своих названиях и лозунгах — и они никого не обманывают. Скорее мы обманываем себя, когда уверенно думаем, что гендерное разнообразие, права меньшинств и ЛГБТ-прайды, широкая помощь мигрантам — это неизменная часть европейского проекта, входящая в некоторый базовый набор ценностей. История современной Европы помнит по-настоящему страшные периоды, а все то, что мы сегодня воспринимаем как данность и норму, далось европейцам с большим трудом, в борьбе с такими же европейцами других взглядов.

Более того, само понятие нормы меняется в периоды, когда весь политический спектр дрейфует вправо. Если повестка правоцентристских и крайне правых партий становится базовой для Европейского союза (о чем нам говорят как результаты выборов в Европарламент, так и национальных выборов), то страны ЦВЕ и консервативные политики в них больше не могут считаться маргиналами.

Для Евросоюза в период военного конфликта становится принципиально значимой еще одна часть политической идентичности стран ЦВЕ. Многие мейнстримные политики в государствах бывшего соцблока привычно строят свои программы на идее разрыва отношений с Россией. Происходящее позволяет им выкрутить милитаристскую повестку на максимум и обратиться к идее защиты европейских границ. Если защита от внешней угрозы становится для ЕС основной повесткой, то страны ЦВЕ больше не могут считаться второстепенными членами семьи. Они — европейский фронтир, как это формулируется в самых незамысловатых либеральных интерпретациях.

(…) России и Украины дала толчок широкому спектру негативных политических процессов по всей Европе. Постепенно высвобождаются силы, которые делают возможным воплощение самых печальных и агрессивных фантазий в духе «столкновения цивилизаций». Милитаризация Европы с колоссальным ростом оборонных бюджетов и культом национальной безопасности рискует подорвать основы европейского проекта в том виде, в каком он вообще может вызывать симпатию. Европа вступила в новый, длительный период борьбы за идейное наполнение своего союзного проекта.

Владимир Метелкин

* Движение признано экстремистским и запрещено в России.