Михаил Горбачев и Анатолий Черняев. Фото: ИТАР-ТАСС / Станислав
Как работали и на что влияли советники, становится понятным, если обратиться к уникальным, по сию пору не опубликованным материалам из архива Фонда Горбачева. В частности, к бумагам, которые сохранил для истории Анатолий Сергеевич Черняев, фронтовик, многолетний работник международного отдела ЦК, автор множества книг, в том числе воспоминаний о войне и знаменитого дневника, по которому можно изучать историю поздней советской власти и страны. По тем документам, которые мы представляем, можно судить о том, как работал близкий к Михаилу Горбачеву его помощник по международным делам, сколь многообразной и хлопотной была эта деятельность, не ограничивавшаяся темами внешней политики. И, разумеется, становится более понятным, как работал и сам Михаил Сергеевич.
Анатолий Сергеевич знакомил своего руководителя со множеством внутренних тем, во многом касавшихся проблем и текущей внутренней политики, и культуры.
Советники вождей часто заступались за писателей. И вот такого рода письмо помощника своему шефу. Информационный повод, скорее даже предлог — некая записка председателя КГБ Виктора Чебрикова о состоянии советской литературы. Можно себе представить, в каких выражениях и по поводу каких персонажей она была написана. В своей же записке от 19 июня 1986 года Черняев пишет о Борисе Можаеве, в том числе его трениях с тогдашним, еще из доперестроечной гвардии, главным редактором «Нового мира» Владимиром Карповым. В результате этих усилий, а скорее всего, ввиду изменения обстановки в целом «Мужики и бабы» были изданы отдельной книгой в 1987-м.
Сюжет с Матиасом Рустом, отраженный в записке 12 июня 1987 года. 28 мая 1987-го юный немецкий авантюрист и летчик-любитель Матиас Руст совершил перелет из Европы в Советский Союз и, не будучи сбит силами ПВО или принужден к посадке, приземлился на Большом Москворецком мосту и дорулил до собора Василия Блаженного. Был арестован и судим, спустя более чем год вышел по амнистии. Скандал был феерический. И вот Черняев выступает с экстравагантной и, надо признать, блестящей, как сказали бы в иную эпоху, пиар-идеей:
а что если бы Горбачев встретился с Рустом, простил его и тем самым в положительном смысле удивил мир своей гуманностью и открытостью.
Но для Михаила Сергеевича, по многим мотивам, эта идея, судя по всему, показалась чрезмерно яркой. Горбачев с Рустом не встретился.
Записка о коллеге и друге Александре Евгеньевиче Бовине от 12 августа 1987 года. Тот давно пребывает не то чтобы в опале, но ему, обозревателю «Известий» и бывшему спичрайтеру Брежнева, погоревшему на своем особом отношении к советскому вторжению в ЧССР в 1968 году, не доверяет консервативное крыло окружения Горбачева. Егор Лигачев блокирует выступление Бовина по телевидению, а поручение выступить явно пришло со Старой площади. Из-за чего возникает неловкая ситуация. Первый зампред Гостелерадио СССР Леонид Кравченко не знает, что делать. Чем все закончилось, мы, к сожалению, тоже не знаем. Но эта маленькая записка показывает, как приходилось маневрировать сторонникам либерализации и какими аппаратными интригами сопровождалась перестройка.
История с бунтом Бориса Ельцина на пленуме ЦК КПСС в октябре 1987 года. Тогда первый секретарь Московского городского комитета партии раскритиковал консервативные силы внутри КПСС и прошелся по самому Горбачеву. 1 ноября 1987-го Черняев пишет генеральному секретарю о том, что отставка Ельцина непременно ударит по самому Горбачеву. Помощник понимает, что у обиженного политика появятся шансы на рост популярности в народе, о чем тогда во власти вообще никто не думал. Черняев услышан не был: Ельцина сняли и отправили в Госстрой, с той поры и началась его настоящая политическая карьера, приведшая в кресло президента России.
А вот эмоциональная записка на бумаге малого формата, написанная от руки 17 января 1988 года. Такое, значит, тоже было возможно в отношениях помощника и генерального секретаря. Тогда уже вовсю шли разговоры о выводе советских войск из Афганистана. И явно в ходе какой-то дискуссии января 1988-го, следов которой не осталось в документах и стенограммах, министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе (в записке он «Э.А.» — Эдуард Амвросиевич) заговорил о том, что вывод войск — это потеря Советским Союзом престижа (в такой логике он еще будет рассуждать в этом же году). Черняев в ярости: «Ну как можно жертвовать еще десятками, а может быть, и сотнями жизней наших ребят на совершенно дохлое дело?!»
Замечательный образец тематического разнообразия — записка от 3 февраля 1988 года. Готовится встреча с министром иностранных дел Индонезии, которого Горбачев собрался принимать, и Анатолий Сергеевич решает с Михаилом Сергеевичем технические вопросы этого не самого масштабного события. И в то же время — сюжет, связанный с формированием нового отделения мировой политики и международных отношений в Академии наук. Черняев заступается за своего коллегу и друга Георгия Арбатова, которого на позиции академика-секретаря этого отделения обходит Евгений Примаков. Судя по всему, генеральный секретарь не стал вмешиваться во внутриакадемические дела — Примаков стал академиком-секретарем.
И в тот же самый день, 3 февраля 1988-го, — совсем короткая записка: Черняев передает Горбачеву статью историка Михаила Гефтера, интерес к которому у генерального секретаря проявлялся благодаря как раз Анатолию Сергеевичу. И это не единственная записка по поводу работ находившегося под запретом до перестройки и ставшего популярным в демократические времена историка.
Примечательная короткая записка с короткой же мотивацией от 12 апреля 1988-го — о нелепой практике публикации «призывов» ЦК КПСС к 1 мая каждого года. И опять предложения помощника, вероятно, показались генеральному секретарю чрезмерно радикальными и преждевременными. Но ведь и в самом деле, сколь странными выглядели в уже сильно изменившемся обществе такие призывы в старой стилистике, но на новом материале: «Товарищи! Все силы на перестройку, демократизацию общества и радикальную экономическую реформу!»
Записка от 10 августа 1988-го — помощник ориентирует Горбачева в мире текстов, посвященных теории социализма. На этот раз он рекомендует генеральному секретарю нашумевший сборник статей издательства «Прогресс» «Иного не дано», где с анализом происходившего и происходящего со страной выступили многие популярные перестроечные авторы.
Записка от 12 августа 1988 года посвящена теме реорганизации партийного аппарата, которую затеял Горбачев почти сразу после XIX партконференции, призванной придать динамизм перестройке. Уже в сентябре на очередном пленуме ЦК были приняты решения по перестройке аппарата ЦК КПСС, кроме того, генсек выводил из высшего ареопага и отправлял на пенсию нескольких мастодонтов из старой команды, включая такую важную фигуру, как член Политбюро, председатель президиума Верховного совета Андрей Громыко.
А вот записка, подготовленная Анатолием Черняевым с другим помощником Горбачева Георгием Шахназаровым. Она датирована 30 сентября 1988 года, в ней содержатся предложения по политическому, именно политическому, упорядочению торговли советским оружием — таким образом, чтобы это не портило имидж Советского Союза как миролюбивой державы и образ генерального секретаря как носителя «нового мышления». Михаилу Горбачеву она показалась чрезвычайно важной, поэтому он расписывает ее председателю Госплана СССР и главе Военно-промышленной комиссии Юрию Маслюкову и министру внешних экономических связей СССР Константину Катушеву с пометкой: «Они должны доложить мне лично».
Записка от 14 декабря 1988 года показывает широту обязанностей помощника. Вопрос спичрайтерско-протокольный — как называть всяких деятелей дружественных компартий: «дорогой» или «уважаемый» или как-то еще? Учитывать нужно и то, что Горбачев теперь еще и председатель президиума Верховного совета, а не только партийный лидер. Черняев предлагает посоветоваться с новым руководителем международного отдела ЦК, дипломатом-германистом Валентином Фалиным, пришедшим на этот пост на смену Анатолию Добрынину.
Совсем уж на первый взгляд экзотическая, а на самом деле вполне ординарная для все еще главной социалистической державы записка от 17 января 1989-го: о возможной непростой операции (медицинской) в Москве. Пациент тоже непростой: лидер компартии Португалии Альваро Куньял. В записке содержится намек на то, что руководитель братской партии, чье имя шутники приделали иногда поступавшему в продажу португальскому портвейну («пот, кровь и слезы товарища Куньяла»), может умереть на операционном столе и брать на себя такую ответственность московской власти как-то не с руки. Зря беспокоились — товарищ Куньял прожил 91 год и умер в 2005 году. Кстати, с ним можно было бы и посоветоваться по продовольственной проблеме — он когда-то написал довольно известные «Очерки по аграрному вопросу».
21 января 1989-го Черняев информирует Горбачева о ситуации с письмом писателей-консерваторов (включая Валентина Распутина и Василия Белова) в защиту Юрия Бондарева — борьба реакционеров и либералов естественным образом уже давно переместилась в литературу и публицистику, толстые и тонкие журналы. Знаменитое выступление писателя Юрия Бондарева, где он сравнил перестройку с самолетом, который подняли, не зная, где его будут приземлять, стало своего рода манифестом консерваторов, ничуть не менее опасным, чем статья Нины Андреевой в том же 1988-м. Но здесь есть и аспект борьбы внутри партийной номенклатуры и сакраментальный вопрос: кто ставил письмо в номер «Правды» без согласования с ЦК? Выясняется, что это инициатива самого главного редактора Виктора Афанасьева. Горбачев это запомнил: редакция «Правды» не была полностью «его». В том же 1989-м Афанасьева сменил Иван Фролов, философ, которому генеральный секретарь сначала доверил радикальную — и удавшуюся — переделку журнала «Коммунист».
В начале 1989-го готовился пленум по аграрной политике. Как старый опытный спичрайтер Черняев предлагает Горбачеву в записке от 31 января 1989 года «запереть» экономистов-публицистов от Геннадия Лисичкина и Отто Лациса до Николая Шмелева и Василия Селюнина в ЦК, чтобы получить от них готовый продукт: рекомендации по решению продовольственной проблемы. И тут же, в той же записке, второй пункт, касающийся международных вопросов, то есть, собственно, области ответственности Анатолия Сергеевича: он сообщает Горбачеву информацию его же советника — Анатолия Добрынина, в свое время многолетнего посла СССР в США и недавнего секретаря ЦК — о некоторых аспектах взаимоотношений с Соединенными Штатами.
Приходилось Анатолию Черняеву вместе с Георгием Шахназаровым заступаться и за одну из главных фигур перестройки — главного редактора обретших колоссальную популярность «Московских новостей» Егора Яковлева. 2 сентября 1989 года помощник генерального секретаря направляет Горбачеву записку, точнее, контрзаписку, спровоцированную тревожным звонком Шахназарова по поводу бумаги Альберта Власова, главы АПН, в которой он требовал снять с должности Яковлева за интервью с Лехом Валенсой. «Московские новости» в то время все еще входили в структуру АПН. Требование Власова было поддержано заведующим идеологическим отделом ЦК Александром Капто. Черняев, в том числе со ссылкой на позицию коллеги Шахназарова, обращает внимание на то, что отставка Яковлева и неизбежный уход вслед за ним ключевых и известных всей стране сотрудников «МН» вызовут колоссальный скандал и будут восприняты как разгром редакции, а значит, победа консервативных сил, «отступление», «откат». Отставка Егора Яковлева не состоялась.
В записке от 10 августа 1989-го излагаются сообщения работника аппарата ЦК Леона Оникова, командированного в Эстонию в тот момент, когда там шли забастовки. А отправился Леон Аршакович туда по той причине, что в начале своей карьеры еще в 1950-е годы он был направлен на работу в ЦК комсомола Эстонии, а затем в местный ЦК компартии: считалось, что он знает республику, и, судя по записке Черняева, действительно разобрался в нюансах тамошних событий. Что, впрочем, никак не повлияло на последующий выход Эстонии и других стран Балтии из состава СССР. Спустя две недели после доклада Оникова произошло по-настоящему значимое событие: жители Эстонии, Латвии и Литвы образовали 23 августа гигантскую живую цепь, соединившую Таллин, Ригу и Вильнюс. Приурочена акция была к 50-летию пакта Молотова–Риббентропа.
Записка от 16 августа 1989 года — своего рода моментальный снимок многообразных проблем, связанных с фактически начавшимся развалом СССР и межнациональными проблемами. И в то же время пересказ предложений Евгения Примакова по всем этим сюжетам. Здесь и попытки найти экстравагантное решение вопроса Нагорного Карабаха — не выводить из состава Азербайджана, но подчинить напрямую Москве. Обостряется ситуация в Эстонии, маневрирует как может эстонское коммунистическое руководство — председатель президиума Верховного Совета Эстонской ССР Арнольд Рюйтель (впоследствии, кстати, президент Эстонской Республики), первый секретарь ЦК компартии Эстонии Вайно Вяляс, председатель Совмина Индрек Тооме. Упоминаются и проблемы с возвращающимися в Крым крымскими татарами, а также немцами Поволжья. В то время Примаков — председатель Совета Союза Верховного Совета СССР.
Записка от 15 февраля 1990 года — следствие масштабного события: 12 февраля президиум Верховного Совета СССР принял решение учредить пост президента СССР. На последующем Съезде народных депутатов учреждение поста было одобрено. Горбачев не решился на всенародное голосование, в порядке исключения первые выборы прошли 15 марта 1990 года на Съезде народных депутатов. Михаил Сергеевич стал президентом.
А за месяц до этого Черняев по просьбе шефа предлагает свой вариант президентской власти. Он называется «Схема президентской власти» — с явным демократическим уклоном. Хотя бы потому, что в вице-президенты предлагается Александр Николаевич Яковлев.
Председателем Госплана должен быть человек не из промышленности, тем более не из ВПК. Министр обороны — обязательно «без погон». Члены кабинета не должны быть народными депутатами. По тем временам — прорывные идеи.
20 декабря 1990 года с трибуны очередного Съезда народных депутатов Эдуард Шеварднадзе сделал заявление о своей отставке и об угрозе установления диктаторского режима. Что это было, до сих пор не очень ясно: в августе 1991-го был путч, но неужели Шеварднадзе уже что-то знал? Едва ли. На следующий день, 21 декабря 1990-го, помощник президента Черняев готовит записку, предлагая Горбачеву несколько вариантов «заполнения вакансии». Лучший из них, с его точки зрения, — Александр Яковлев. Из всего списка Горбачев выбрал самый, с его точки зрения, сбалансированный и скорее деполитизированный — министром стал карьерный дипломат Александр Бессмертных.
В одной из своих статей Анатолий Черняев писал, что его работа в ЦК не противоречила внутренним убеждениям, он честно служил, но никогда не «строил социализм», полагая при этом, что в стране ничего измениться не может. Опыт попыток интеллектуального влияния на вождей был скорее отрицательным. Работа с Михаилом Горбачевым впервые за уже долгую жизнь дала советнику вождей шанс влиять на изменения в стране. И он им воспользовался, во всяком случае, сделал все, что мог. В пределах возможностей советника и помощника.
Последние статьи и записи Анатолия Сергеевича, уже в путинский период, были полны пессимизма:
«Принудительно насаждаемый патриотизм… приобретает трескуче бравурный, казенный характер и грозит перерасти опять в великодержавный, увы, русский шовинизм… Происходит милитаризация общественного сознания, будто мы собираемся воевать по-крупному, будто кто-то хочет на нас нападать, нас захватить и оккупировать».
Это было написано в 2009 году.
Анатолий Черняев. Фото из личного архива
