Место коммуниста

• «Твой современник», 1968 год. «Мосфильм». Режиссер Юлий Райзман.

Пружина сюжета — в Москву приезжает директор проектного института Василий Губанов (Игорь Владимиров). В Сибири идет стройка большого химического комбината, работающего «на угле». Губанов — автор проекта этого комбината, его институт делал расчеты, это «всесоюзная стройка», колоссальный проект, решение о строительстве принято не то что Советом министров, а Президиумом ЦК КПСС, то есть речь идет не только об экономическом, но и о «политическом решении» — что в картине постоянно и подчеркивается.

Стройка на полном ходу, Березовский комбинат — один из важных козырей Советского Союза во всем мире — крупнейший, самый современный. При этом и сам Губанов — инженер с мировым именем, его знают в США (об этом говорится в самом начале фильма), он значительная фигура в советской науке.

Почему это важно — в 1958 году в СССР был выдвинут лозунг «химизации народного хозяйства». Причиной было катастрофическое отставание этой отрасли от западных стран, особенно в части выпуска продукции потребительского назначения. Таким образом, химическая промышленность (и все, что с ней было связано) в советской экономике занимала в то время особое место и была в центре внимания высшего политического руководства.

Плюс — с 1965 года в СССР начались экономические эксперименты, получившие впоследствии название «косыгинская реформа», по имени тогдашнего председателя Совета министров СССР Алексея Косыгина.

Плюс — Программа КПСС, принятая в 1961 году, прямо обещала советским людям, что в течение «одного поколения» будет построен (хотя бы в «основных чертах») коммунизм. То есть в стране будет товарное изобилие, «решение квартирного вопроса», бесплатное питание (по крайней мере, на производстве). В общем, все это было серьезно, и строительство, которым занимался Губанов, было важнейшим политическим проектом.

Губанов приходит в профильное министерство и заявляет — сначала референту министра, а потом и самому министру: мы ошиблись. Я ошибся. Комбинат должен работать «на нефти». Вот новый проект, вот мои расчеты. Текущую стройку надо либо прекращать, либо серьезно переформатировать.

Ты что плетешь, взрывается министр! Решение принято Президиумом Центрального комитета! О стройке знает весь мир. Стройка идет два года, какая нефть? Ты же сам доказывал — все должно работать на угле. Это же твой проект!

Да, говорит Губанов, два года назад я так и думал. А сейчас — я знаю, что «на нефти» все будет работать лучше, эффективнее, выгоднее. Не признаем ошибку сейчас — завтра будет хуже, комбинат устареет, пока мы будем его строить.

Продукция комбината «нужна стране как воздух, как хлеб», кричит министр (сейчас никто не помнит, а тогда все, кому положено, знали эту знаменитейшую сталинскую фразу про хлеб и воздух, а в 1960-е никакой большой начальник просто так, ради красного словца, Сталина цитировать бы не стал). И еще — министр подчеркивает особо — за такую продукцию мы сейчас платим огромные суммы в валюте («импортозамещение» не вчера родилось). И мы будем это делать — на угле, на соплях, как угодно.

Нет, отвечает Губанов, на соплях мы это делать не будем, я, во всяком случае.

Заготовьте приказ об освобождении Губанова от обязанностей директора института, говорит министр.

Но просто так взять и выгнать Губанова не может даже министр — слишком много людей знают о требовании Губанова, слишком серьезный вопрос поднял директор института. Назначена комиссия с заместителем предсовмина во главе — она и решит судьбу проекта.

А пока Губанов мечется по Москве, по ведомствам и министерствам, доказывая свою правоту и собирая союзников.

А одновременно с ним по Москве мечется его сын, двадцатилетний студент, семья у Губанова давно распалась, но с сыном у него добрые отношения. А сын бьется в нищете —

Причем в нищете он бьется не один, его любовь и избранница — бригадир на заводе, в «бригаде коммунистического труда», и ей под сорок, и у нее четырехлетний сын, и живет она с ребенком в общежитии, в комнате на шесть коек.

И когда она приходит к депутату просить комнату, депутат отвечает: партия какую поставила задачу — вытащить людей из подвалов, а у вас — вполне приличные условия… Не в подвале же живете, не в бараке.

А денег у этой пары нет настолько, что «до получки» им приходится занимать у процентщицы. Да, в середине 1960-х, в Москве, в заводской общаге, сидит старуха-процентщица тетя Дуся, и она снабжает деньгами все общежитие, и когда студент приходит просить об отсрочке уплаты долга, процентщица стыдит парня в таких выражениях: «Чему там вас советская власть в комсомоле учит? Взял — отдай! Коммунизма-то еще не построили!» (Где там Федор Михайлович Достоевский с его Раскольниковым?)

А тем временем правительственная комиссия начинает работу. И заседание начинается с цифр: строительная смета — двести миллионов, освоено сорок, но если менять проект, то построенное на десять миллионов еще пригодится, а на тридцать миллионов — придется списывать.

Слово участникам совещания.

Правительственная экспертиза: Губанов прав. Его новый проект лучше, перспективнее, эффективнее, наконец. Академия наук: допустим, но раз уж начали, построили «под уголь», зачем хвататься «за нефть»? Министерство: два года назад Губанов сделал проект «под уголь», а что такое случилось за эти два года, что он передумал и требует строить комбинат «под нефть»? И где мнение обкома партии? Вы что же, товарищ Губанов, думаете, что разбираетесь во всем лучше, чем люди, которых поставили вами руководить?

Два года назад была допущена ошибка, отвечает Губанов, но тут уже вмешивается председатель комиссии — дело уже не просто в ошибке, дело в государственном престиже!

Слово Губанову: «Я понимал, что «на нефти» работать перспективнее. Но испытания новой технологии еще не были завершены. А два года назад было принято решение — даешь комбинат. А вы знаете, как у нас это делается — есть решение, значит все, давай любой ценой. И я виноват в том, что не настоял на отсрочке строительства. А в чем мой долг как коммуниста сейчас — молчать и строить — или сказать все, как есть?»

И вот тут вмешивается секретарь обкома КПСС — из той области, где идет строительство: хорошо, мы остановим стройку. А что делать с людьми, которые работают на ней? Там уже целый город. Они ведь поверили не нам с вами, они поверили партии — а что мы им скажем?

Правду, отвечает Губанов. Прааавду, тянет секретарь обкома. Ну-ну.

Ладно, говорит председатель комиссии, будем думать, что делать. Ну и судьбу Губанова мы решим.

В фильме нет решения судьбы Губанова, финал остается открытым. Но есть очень важный эпизод, ключевой. Это разговор Губанова с иностранными журналистами — и это очень интересный разговор. Верите ли вы в экономические связи между нашими странами? Нет, потому что то, что нам нужно, вы не хотите нам продавать. Что вы думаете об американском уровне жизни? Высокий, высокий у вас уровень жизни. Возможен ли возврат к культу личности Сталина? Возврат к культу личности невозможен, но истории еще предстоит дать объективную оценку этой эпохе. А как же строительство комбината, который вы проектировали? Там же есть проблемы… Да, есть, отвечает Губанов, да, была допущена ошибка, государство понесет убытки, но тем и силен социалистический строй, что мы можем позволить себе признавать их и своевременно исправлять.

А что будет с вами? Моей жизни ничего не угрожает, отвечает Губанов, в крайнем случае, меня просто уволят. Но это же крах карьеры. Понимаете, говорит Губанов, я строитель. А мы очень много строим. Заводы, фабрики, шахты, коровники. Но главное — мы строим коммунизм. А раз так, то не все ли равно коммунисту, на каком месте он будет это делать. А я, как вам известно, коммунист.

Женщины в чрезвычайных обстоятельствах

Инженер Губанов отстаивал свою правоту в конце 1960-х и вполне всерьез рассуждал о строительстве коммунизма. А вот уже на рубеже 1980-х герои советских производственных драм о коммунизме не говорили.

Но зато — и это примечательно — если в 1960-е главными героями могли быть только мужчины, сами управлявшие своей судьбой, то в следующем десятилетии на экране появляются «женщины сложной судьбы», от которых, собственно, мужчины начинают серьезно зависеть.

• «Комиссия по расследованию». 1978 год, «Ленфильм». Режиссер Владимир Бортко.

Завязка интриги — авария реактора на атомной станции. Нет, без взрыва, все живы, но новейший реактор — всё. И приезжает Комиссия — разбираться. Понятно, что виноваты либо конструкторы, либо монтажники, либо эксплуатанты.

И прилетевший из Москвы Начальник (Михаил Погоржельский) требует ответа.

И выясняется, что виноваты и те, и другие, и третьи.

При конструировании реактора в КБ допустили ошибку, и это серьезная ошибка, настаивают эксплуатанты.

Не докажете, что именно эта ошибка стала причиной аварии, отвечают конструкторы.

Мы делали все точно по проекту, огрызаются монтажники. Не наше дело искать ошибку в расчетах конструктора, наше дело собрать все точно по чертежам и в срок.

Да, ошибка была, но это на станции еще что-то сделали не так, настаивают конструкторы.

А что на самом деле?

Главный Конструктор (Олег Ефремов) торопился протолкнуть реактор в серию. Хотел в академики. И ошибку в расчетах пропустили.

Но все работало, пока Главный Инженер АЭС (Владимир Рецептер), с разрешения директора АЭС, не начал испытывать реактор на повышенной мощности.

Зачем он это сделал? Инженер в свое время сам проектировал реакторы, но его КБ проиграло ведомственную конкуренцию, а сотрудников отправили «на производство». Вот он и решил доказать, что реактор можно эксплуатировать эффективнее, чем рассчитали разработчики.

Конструктор понимает, что это Инженер «сжег реактор», но не может доказать.

Ситуацию разруливает Женщина (Ирина Мирошниченко). Она когда-то работала в «большой науке», и у нее были «большие отношения» с Конструктором. Поэтому она оказалась на заполярной АЭС, и теперь у нее «отношения» с Инженером. (И про реакторы она знает побольше и того, и другого.)

Начальник доволен — не то слово как. Все получают свое. Реактор пойдет в серию, Конструктор пойдет в академики, Инженера тоже вернут к вершинам власти (Начальник решил, что такой человек ему пригодится, Конструктора аж передергивает, когда Начальник сообщает ему о своем решении, но сделать он ничего не может).

Фильм примечателен тем, что там показан позднесоветский научно-производственный карьерист — этакий каток, который, произнося всякие правильные слова о «пользе дела», передавит на своем пути всех. Один из членов Комиссии, пожилой Академик (Евгений Лебедев), стоявший у старта советской ядерной программы, а значит, помнивший и сталинских наркомов, и министра Берию, смотрит на молодых технократов даже с некоторым ужасом (это Академик в свое время продвинул Конструктора и задвинул Инженера и, так сказать, пожинает плоды трудов своих).

А Перспективный Ученый (Михаил Боярский) в одном из эпизодов даже спрашивает у Сотрудника Министерства (Эрнст Романов): «А чё, у меня на лбу написано, что я подонок?» (В общем, да, не просто подонок, а такой веселый людоед.)

Самый симпатичный персонаж в картине, кстати, это Начальник, партийная номенклатура, единственная сила, в присутствии которой и инженерА, и директорА сохраняют подобие человеческого облика.

И хеппи-энда в фильме нет — Начальник и Конструктор шагают к «борту», который вывезет их в Москву из наглухо закрытого северного аэропорта, и проходят мимо Женщины, которая ценой своей карьеры и своего будущего спасла — в прямом смысле слова — шкуры всех членов комиссии.

Со станции она уволена. Аэропорт закрыт.

• «Чрезвычайные обстоятельства». 1981 год, Свердловская киностудия. Режиссер Евгений Васильев.

«Нефтепромышленный комплекс» в Западной Сибири, 1975 год (там подсказано время действия). Надо «давать план», и Москва жмет на местное начальство, местное начальство жмет на производственное начальство. Производственный Начальник (Анатолий Васильев) жмет на работяг.

И пережимает.

Происходит авария, погиб человек. То есть виноват он как бы сам, но все всё понимают. Человеку говорили, что так не надо делать, но… он-настоящий-мужик-который-должен-обеспечивать-семью. Тем более начальство давило. А у людей, которые в прямом смысле ходят по нефти, живут в вагончиках и времянках, вся «социальная инфраструктура» только за живые деньги. И, гоняясь за длинным рублем, работяга нарушает правила эксплуатации техники. С техникой и сгорает. Вдова и двое детей остаются без кормильца.

Начальник пускает вдову с детьми пожить в своей двухкомнатной квартире, но это, как говорится, «не выход». За аварию, потерю техники, срыв плана и гибель человека кто-то должен ответить.

И, в общем, ситуация сильно не в пользу Начальника. Предстоит разбирательство. Посадить не посадят, но снять с должности, отобрать партбилет — могут вполне. Тем более что дальше на «промыслах» происходит еще одна авария — тут уже не только люди, тут техника не выдержала «давления по плану». Но Начальнику везет. Из Москвы прилетает Женщина, приближенная к Министру (Валерия Заклунная). По своим делам — «изыскивать резервы». Когда-то у них с Начальником были «отношения», но что-то пошло не так.

Однако сейчас Женщина «одним звонком» решает все проблемы Начальника (за все плохое будет отвечать другой человек). И «старшие товарищи» поднимают Начальника на еще более высокое место.

Но хеппи-энд сомнительный — Женщина возвращается в Москву, Начальник остается с повышением, но без нее. (Женщина, в принципе, дает понять, почему не останется с ним — объясняет, чем она занимается в Министерстве.)

Кстати, там есть еще одна, «параллельная линия» на тему женского руководства.

Центральный персонаж, «начальник нефтедобывающего управления» (главный работодатель для местной территории) едет по городку, строящемуся для его нефтяников. Жилые дома — кирпичные коробки — построены, дороги — так себе. А вот детский сад — стены кое-как доведены до второго этажа, ни окон, ни крыши.

Строительная бригада — кто спит на солнышке, кто песни поет, мастер в домино играет.

А чего это они? — удивляется Начальник.

Да они всегда так, отвечает водитель,

с утра до вечера — перекур.

Останови!

Начальник идет к работягам (те знают, кто он, здороваются, не поднимаясь с места), но в целом — реакция нулевая. Лежат, играют.

И дальше диалог Начальника с Мастером.

Это что, перерыв у вас? — спрашивает Начальник

Раствору нету, ждем, когда подвезут, — отвечает Мастер

А если не подвезут? — интересуется Начальник.

Значит, еще чего-нибудь не будет — вмешивается в разговор единственная на стройке женщина, штукатурщица (та самая вдова погибшего работяги). Какой он мастер — куда ни сунется, его везде заворачивают. Не может по столу шваркнуть, чтобы дали что положено.

Вот ты иди и шваркай — рассудительно отвечает Мастер.

Так что, другого дела нет? — спрашивает Начальник.

Начать и кончить — невозмутим Мастер.

А им ничего не надо, на повышенных тонах продолжает штукатуршица, — у них жены дома с детками хлопочут. На что им этот детский сад? (И действительно — сама-то штукатурщица пошла на работу только потому, что муж-водитель, «обеспечивая семью», рискнул — и сгорел вместе с своим бензовозом.)

Что, так и будем без дела сидеть? — продолжает Начальник.

Работяги в ответ поют «песни из кино».

Сниму с мастеров — заводится Начальник.

Не вы меня назначали, не вам меня и снимать — спокойно отвечает Мастер.

Правильно! — хором поддерживает бригада.

Понятно, у «начальника по нефтянке» достаточно власти, чтобы позвонить начальнику строительного треста (все, что здесь строится, — строится по заказу его управления) и заменить мастера.

Но — и правда — зачем нужен детский сад тем, у кого «жены дома с детками хлопочут» (а в тот исторический момент денег «на северах» рабочим платили достаточно, чтобы можно было «жить на мужскую зарплату»).

И кстати, новым мастером назначают социально активную штукатурщицу, и теперь она интересуется у начальника — детские ванночки привезли, половина битые, с трещинами — и что? — я звонила, сказали, что других не будет, — что-нибудь придумаем… — придумывать некогда, их сегодня ставить надо…

Так что многое, что было причиной всего, что случилось потом, — открыто показывали уже тогда. Только мы смотрели невнимательно.

Фильм примечателен тем, что показывает: никакие «писаные правила», «договора», «планы» в плановой экономике не работают. Совсем. Работают только личные отношения, связи, «понятия», «свои» договоренности. А любая попытка «действовать по уставу» и «идти прямым путем» оборачивается проблемами.

• «Танкодром». 1981 год. Киностудия им. Довженко. Режиссер Владимир Довгань.

На танкодроме испытывают прибор ночного видения, созданный советскими военными конструкторами. Но прибор не работает. Совсем. Нет, его можно включить. Только танкисты без прибора ночью видят лучше, чем с прибором. Одна модификация, другая. Не работает.

И это серьезная проблема сразу для трех мужчин. Для Руководителя Проекта (Евгений Киндинов). Для Начальника КБ (Владимир Самойлов). Он же — что большая редкость для советского кино — отец Руководителя Проекта. Собственно, от успешной работы прибора зависит, сможет ли отец передать сыну свое место (вместе с генеральскими погонами), это прямо говорится. И третий мужчина — Генерал (Анатолий Ромашин), который отвечает за всю эту чудо-технику перед Министром обороны.

И на танкодром едет Женщина (Елена Ивочкина). Она — не просто конструктор, а еще жена Руководителя Проекта. Женщина надевает комбинезон и шлем и сама лезет в танк, испытывать прибор, сконструированный ее мужем.

Хорошая попытка, но нет, не работает.

Да не будет он работать, говорит Женщине немолодой Командир роты испытателей танков (Николай Сектименко). (В Советской армии таких офицеров, застрявших на невысоких должностях, называли «пятнадцатилетними капитанами».)

Почему не будет? — удивляется Женщина непрошеному советчику. Там конструкция изначально неправильная, пожимает плечами ротный. То есть идея разработчиков понятна, но необходимой мощности этот прибор никогда не даст — законы физики. Ах, так вы еще и физику знаете, товарищ капитан, откуда? Закончил физфак МГУ. А здесь вы что делаете? Так получилось…

Понятно, говорит Женщина, так, может, вы еще и знаете, как надо было делать? Конечно, знаю, отвечает Командир роты. Вот расчеты. Берите.

Вы их кому-нибудь показывали, интересуется Женщина? Я докладывал, объясняет несостоявшийся физик. И что? Ничего. Понятно.

Женщина забирает расчеты и возвращается в Москву. А молодой подполковник, командир батальона, делает выговор капитану-физику за то, что тот с личным составом «задачки решает», вместо того чтобы делом заниматься — заправку коек в спальном помещении проверять.

Но из Москвы приходит ВЫЗОВ. Оказывается, что та

И вот уже комбат лебезит перед капитаном, которого вызывают «наверх».

Командир роты едет в Москву, его встречает Женщина и на личной «Волге» (в то время это как сейчас «Мерседес») везет к Генералу. Тот устраивает совещание, на котором Командир роты объясняет разработчикам прибора, что законы физики они не обойдут. И товарищи-из-Академии-наук подтверждают его правоту.

А что же, товарищи, говорит Генерал, вам в профильном КБ это не было понятно? Вот тут товарищ капитан физику знает, а вы — не знали? Не могли сами с товарищами-из-Академии-наук посоветоваться?

А мы понимали, отвечают разработчики, даже записки писали по этому поводу.

Генерал смотрит на Начальника КБ.

И что же с теми записками?

Понимаете, говорит Начальник КБ, записки поступили уже после того, как решение было принято. Проект был утвержден и…

Понятно, отвечает Генерал, но сейчас нужен результат.

Капитана производят в майоры, назначают в то самое КБ, дают «людей».

И ждут результат.

И теперь сюжет крутится вокруг того, что Руководитель проекта (сын) и Начальник КБ (отец) должны смириться с восхождением новой звезды. Тем более что Генерал сильно недоволен ими обоими и дает понять, что если прибор «не заработает» — все могут попрощаться со своими должностями.

И опять невероятная для советского кино откровенность — за какую награду бьются разработчики прибора. Это трехкомнатная квартира в Москве. Руководитель проекта прямо просит ее у своего отца-генерала, но тот объясняет, что квартиру получит тот, кто даст результат. Скажи спасибо, сынок, что погоны сохранил. Твой-то прибор барахло был.

И снова открытый финал, и хеппи-энд неясен. Отношений между Командиром роты и Женщиной не возникает.

Да, кстати, во всех трех фильмах у этих ЧУДО-ЖЕНЩИН нет детей. И с семейной жизнью — не складывается.

Не может быть такого совпадения, чтобы почти одновременно на трех киностудиях в разных концах страны вышли разные фильмы на одну тему: место женщины-профессионала в Системе, причем Система показана какой-то волчьей огрызаловкой.

* * *

Все эти фильмы — очень разные, но, в сущности, об одном и том же. О том, что в системе — что-то сильно не так. Система, которая по замыслу ее создателей должна была бы поднимать и возвышать лучших, — этого не делает, напротив, происходит отрицательный отбор. И если в 1960-е герой «Твоего современника» еще подчеркивал, что он коммунист (и на это напирал, используя как аргумент в спорах с начальством), то десять лет спустя даже слов таких герои не произносят. Как будто нет уже ни партии, ни ее задач, ни решений очередного съезда или пленума. Да, кстати, обещанный коммунизм должен был наступить еще в начале 1980-х. Но… Что-то уже повисло в воздухе. Что-то должно было произойти. И произошло.

Семен Чардынин