В феврале 2022-го время ледорубом раскололо жизнь на тогда и сейчас. Нужно было учиться существовать, работать, мыслить с нуля. Стремительным метаморфозам подвергались люди, ситуации, предлагаемые обстоятельства. Непостижимый клубок противоречий объединялся в родовое понятие «перемена участи». Только поначалу почему-то хотелось думать, что сами перемены — нечто временное, недолговечное. Еще невозможно было вообразить тот размах античной драмы, в которой карточным домиком распадаются привычные формы бытия и сознания. Но прошло три года, а «перемены участи» не заканчиваются. Даже напротив — они обрастают новыми подробностями, от трагических до фантасмагорических, из жизни тех, кто остался, и тех, кто уехал.

* * *

Продолжает меняться все сущее, включая актуальные понятия. В политическом лексиконе слово «провокация» стоит на почетном первом месте. Первенство удерживается веками, только есть разница между вчера и сегодня. Один из самых известных в российской истории ловцов иудина племени, Владимир Бурцев, полжизни положил на то, чтобы разоблачить Азефа. Мучился, страдал, искал его по всей Европе (с перерывами на тюремные сроки) и все-таки нашел.

Такер Карлсон, с недавних пор наше всё, не подвержен рефлексии. Он как бы между прочим сообщает страшное: администрация Байдена пыталась устранить президента Путина. Не дано ни единого объяснения, а планета стоит на ушах.

Господин Бурляев, например, решил пролить свет истины на провокацию, связанную с гибелью Михаила Лермонтова. Депутат Госдумы даже обратился в следком. Сам Бастрыкин принял дело под личный контроль. Это, конечно, обнадеживает. Два поэта, уж будьте уверены, не дадут в обиду великого коллегу.

Но почему же столь давнее событие так возбудило государственного мужа? Ответ прост — Бурляев, большой артист, открытый Андреем Тарковским, до сих пор не изжил травму провала своего авторского фильма «Лермонтов» (1986). Сочинение ослепительное. Магистральная идея: Россию и ее лучших представителей погубили инородцы. Таков и убийца поэта Николай Мартынов, носивший подозрительное отчество «Соломонович». (Бурляев как-то забыл, что Мартынов, сын пензенского помещика, — русский, православный.)

И снова обратимся к Бурцеву. Каким бы делом он ни занимался (а их было много и кроме Азефа, включая фальшивку под названием «Протоколы сионских мудрецов»), он вдохновлялся одним твердым соображением. Владимир Львович с маниакальной настойчивостью требовал судебного доказательства не столько виновности преступников, сколько виновности верховной власти, допустившей ту или иную провокацию в подведомственном ей, власти, государстве.

Не таков разоблачитель Бурляев. Он художник с оригинальным творческим методом, что зафиксировано в его «Дневнике режиссера». Метод восхищает свободным полетом исторической мысли: «Сегодня у меня родилось желание заставить Пушкина заговорить на балу… Пусть он предупредит Бенкендорфа о заговоре против российской души». Пусть! От «желаний» и трактовок автора впали в ступор зрители премьерного показа. Среди них — лучшие имена российской культуры вроде Михаила Козакова, Сергея Соловьева, Роллана Быкова, Ираклия Андроникова и многих других Сегодня Бурляев тех, кто не принял фильм, клеймит уже в духе нашего времени русофобами, пятой колонной, либералами… Увенчанный славой, должностями и возможностями, он предпринимает смелый шаг — выпускает 38 лет спустя на экраны полную авторскую версию «Лермонтова». Николай Петрович явно рассчитывает на благоприятный контекст. Он настолько жаждет очистить имя поэта от сплетен и лжи, что называет его «одним из первых российских спецназовцев». Акция возмездия, то есть демонстрация фильма, состоялась в день 210-летия Лермонтова. И вот в этом месте повествования начинается самое интересное.

Судя по всему, премьера прошла почти незамеченной. (Я видела только демонический тизер фильма — он выглядит как пародия.) Так что радикальность бурляевского жеста — шаг вполне продуманный. Он, похоже, пропустил вперед главного ньюсмейкера планеты Трампа с его выборами, а затем обратился к Бастрыкину. Трампа художник-правдоискатель не смог перешибить, но некоторый шум в обществе он все-таки произвел. Народ впечатлили широкие горизонты, открывающиеся перед Следственным комитетом с помощью инициативного Николая Петровича. Меня же насторожила тенденция, которую несложно разглядеть в сей диковиной истории.

Нынешняя культурная элита, сотканная из правильных слов и надежных лозунгов, персонифицирована до предела.

Позже по плодотворному пути пошел Михалков со своими «Цитаделями». Список регулярно пополняется. Но и Бурляев не стоит на месте. На очереди у него Пушкин с Грибоедовым. Там уже целая мировая закулиса просматривается. А тут еще сатанисты буянят. И вот уже Николай Петрович приступил к подготовке законопроекта, запрещающего сатанизм. Человек ни на мгновение не забывает про общественное благо.

* * *

В родном отечестве великие начинания осенены словом «народ». Все им клянутся, его обожают, ему присягают. Кажется, последним, кто громко заявил о том, что не любит пролетариат, был профессор Преображенский. С тех давних пор принято любить подданных до изнеможения. Знакомьтесь: вот еще один народный печальник, Василий Якеменко. Он (уже при Путине) отвечал за будущее державы посредством молодежных движений «Наши» и «Идущие вместе». Печальник надолго исчез с радаров, а недавно вынырнул из пены морской и сразу дал интервью блогеру Станиславу Роженькову. Тут-то и разверзлись бездны. Васин путь от люберецкого братка до федерального министра — песнь песней. У него был дар (в котором он охотно сам признается) — проваливать вместе со своим молодняком все, за что брался. Зато он умел гениально осваивать бюджет. Каковой очень пригодился ему позже: в 2012-м он переехал в Баварию. Купил дом за 16 миллионов евро с мельницей, прудом и 50 га земли. Где-то между прудом и мельницей ему внезапно открылась истина: «Я был жуликом, дегенератом, работающим в правительстве и в Кремле».

Так начиналось Васино просветление. Раньше его интересовали только женщины и немного коты, а теперь 53-летний философ все время думу думает: откуда у человека берутся мысли? Читает Шпенглера с Пятигорским, рассуждает о природе власти языком десятилетнего второгодника. Ругается матом, как только что откинувшийся с зоны зэк. Восхищается одновременно Борисом Гребенщиковым* и Владимиром Лениным. Густота каши в его голове не поддается описанию. Лучше бы он навеки оставался с женщинами и котами, но сей фарш, увы, уже назад не провернуть. «На что живу? — медленно повторяет вопрос интервьюера. — Я вывез из России адское количество денег, золота, мне хватает». Раньше он, цитирую, только сидел в правительстве и ждал, принесут ему сумки с деньгами или нет. Теперь все хорошо, сумки при нем.

Сейчас набирает обороты понятие «коммерческий патриотизм». Об этом говорит даже такой надежный оплот пропаганды, как Борис Корчевников (кстати, в беседе с Шаманом, к которому это поветрие не имеет, разумеется, никакого отношения). Но сколько бы ни твердили о патриотизме как новой конъюнктуре (а эта тема звучит все громче даже в придворных кругах), глубина проблемы осознается по касательной. Выходит на арену расчехленный до исподнего Вася — не в наручниках, а с видом на свой личный сияющий град на холме — и случается облом. В России мало кто верит в кристальную чистоту высоких правительственных чиновников, но образ Якеменко разорвал все шаблоны. Не отпускает мысль: сколько еще таких отмороженных персонажей нам предстоит увидеть и услышать?

* * *

Есть в современной галерее человеческих мутаций и те, что у меня вызывают жалость. Таков Дмитрий Хрусталев, нынешняя главная звезда Первого канала. Многие годы он был на подпевках у Ивана Урганта, что выглядело органично. Теперь, когда Хрусталевым пытаются заместить Урганта, ум немеет. Мало того что в нем нет ни грана энергии Ивана, ни крупицы его уникального дара, так они еще и оба питерские, были друзьями. Недавно он попробовал себя в новом амплуа — появился в передаче «Шаг к мечте» на танке. Привез на танковый полигон детей из Макеевки, где они стреляли «бронебойными» «по врагам России».

Ролик производит странное впечатление. Дмитрий был очень возбужден, выкрикивал отрывистые фразы: «Русь несет равноуважение в мир… Я такой же простой ленинградский пацан, как и Путин… Пацан сказал, пацан сделал… Никому верить нельзя, а нам можно…» Ролик до крайности впечатлил «понауехавших» с других берегов. Теперь глубину морального падения бывших соотечественников можно измерять и с помощью Хрусталева. Инструмент удобный, надежный, есть смысл даже порассуждать об его природной гуттаперчевости — он великолепно танцует и двигается, как на шарнирах. Я же увидела другое: Дмитрий был явно не в себе. С ним подобное и прежде случалось. Вроде бы его алкоголизм, в котором он сам признавался, ушел в прошлое, но знающие люди настаивают: не бывает бывших алкоголиков. Несвязная речь, дикий блеск в глазах, нелепая жестикуляция — все наводило на грустные мысли.

Это — одна сторона медали. Другая сторона связана с контекстом: Дмитрий в высшей степени аполитичный господин. Он и в передаче Урганта всегда уходил в себя, как только речь перетекала в современную разновидность эзопова языка, каковым Иван владел виртуозно.

Можно только догадываться, что заставило «ленинградского пацана» так подставить и себя, и то дело, которому он в данном случае призван был послужить. Подобные видео — худший пример пропаганды. Он уже перестал быть тенью Урганта, а счастья нет: в глазах — тоска смертная.

* * *

С других берегов тоже нередко приходят вести о судьбах уехавших не менее оглушительные, чем история с Якеменко. Самая оглушительная связана с Егором Жуковым.

В 2019-м в либеральном стане (тогда это слово еще не считалось ругательством) трудно было сыскать более известного человека, чем студент Высшей школы экономики. Его судили за участие в несанкционированном митинге, спустя некоторое время освободили. Юный герой сопротивления по умолчанию значился лицом новой России, устремленной к свету. А потом он исчез. Недавно его разыскал Юрий Дудь*. Жуков обнаружился в Сиракузском университете, штат Нью-Йорк. Самый известный выпускник заведения — Джо Байден. Зафиксировав столь мощный интеллектуальный потенциал своего университета, Егор ринулся в пучину откровений.

Мол, в его возвращении была храбрость ради храбрости, а это нерационально. «Рационально» — ключевое слово. Жуков ни в чем не раскаивается. Единственный человек, к которому относится в высшей степени благосклонно, — он сам. Говорит на родном языке с американским акцентом, и кажется, вот-вот переспросит: как это по-русски? Засыпает речь шелухой модных политологических терминов, увязая по гланды в болоте общих мест.

На Дудя было больно смотреть. Когда Жукова арестовали пять лет назад, Юрий написал в своем блоге: «Таких ударов по патриотизму я не получал никогда в жизни». Сейчас, похоже, он получил еще один удар — отзеркаленный. Дудь мучительно пытается понять того, кто был просветом в пещере, а ничего не получается. Он делает последнюю попытку: «Так что, вся твоя деятельности в России была бутафорской?» «Нет», — торопливо отвечает Жуков и снова упоенно возвращается к нынешним пенатам. «Ощущение такое, — резюмирует Дудь, — что ты не в своей стране родился. Твоя страна — Америка». Егор радостно кивает головой. Он примкнул к Республиканской партии и нацелен на политическую карьеру. Раньше хотел идти в президенты в России, теперь, видимо, эту мечту перенес в США. Если бы не уехал, подумала я, сейчас наверняка бы блистал у Соловьева. Там почти все такие: мало мыслей, много слов и патологическое упоение собой.

Что это было? Разумеется, не трагедия русского духа в формате Достоевского, скорее трагифарс в жанре коллективного самообмана. Тема большая, связанная с энергией распада, когда порой даже правда звучит как ложь. Вот почему в наших миражных политических пейзажах порой так сложно отличить конформизм от нонконформизма.

* * *

Осип Мандельштам любил повторять: разлагаться тоже надо умеючи. Не услышали, не захотели услышать. Каждый разлагается в одиночку, как умеет. Иногда разные пути приводят к одинаковому результату, как это случилось с Якеменко и Жуковым.

* Признан Минюстом РФ «иноагентом».