logoЖурнал нового мышления
демистификация

Хартия отрешенных Чехословацкие диссиденты ставили борьбу за права человека выше борьбы за власть. И победили

Чехословацкие диссиденты ставили борьбу за права человека выше борьбы за власть. И победили

Выступление Вацлава Гавела во время массовой демонстрации в защиту свободы и демократии в Чехословакии. Фото: ASSOCIATED PRESS

Выступление Вацлава Гавела во время массовой демонстрации в защиту свободы и демократии в Чехословакии. Фото: ASSOCIATED PRESS

Окна пражской общаги Карлова университета, где я учился на журфаке во второй половине 70-х, выходили на Бржевновское кладбище при монастыре монахов-бенедиктинцев. Нас, студентов, больше интересовал запущенный монастырский сад, отделявший общежитие от погоста (диалектика!). В саду, среди дерев, можно было легко укрыться от посторонних глаз с доверчивыми подружками из расположенного по соседству женского общежития (наши жилища были разделены по гендерному принципу). Жизнь в корпусах текла плавно. Но однажды…

«Паточку хоронят!!!» — проорал на весь этаж мой сосед Иржи Грабовский. Никто толком не понял: кого хоронят-то? А фрондирующий Иржи знал: хоронили философа Яна Паточку. Шел, как пишут в скверных романах, 1977 год — год «выхода на авансцену» Хартии77, диссидентского движения чешских интеллектуалов, которых коммунистическая власть, сидевшая на оккупационных штыках образца 68-го, боялась больше, чем всех «подрывных радиоголосов», вместе взятых.

Ян Паточка «принимал роды» Хартии. Его имя опасались произносить даже в кругу близких людей. На всякий случай…

Бржевновское кладбище

Чешский философ и правозащитник Ян Паточка изучал философию, славянскую и романскую филологию в Карловом университете, получил степень доктора наук в 1931 году, затем учился в Париже, Берлине и Фрайбурге, где встретился c Мартином Хайдеггером.

В 1934 году вернулся в Чехословакию, преподавал, переводил Гегеля и Шеллинга. В 1944-м нацисты бросили Паточку в тюрьму.

Вместе c Вацлавом Гaвeлoм, Здeнeкoм Млынapжeм, Иржи Гaeкoм и Павлом Кoгoутoм «в первых рядах» подписал правозащитный манифест «Хapтия77». Это было в январе. А 3 марта его задержали. Допрос в полиции длился 11 часов. Умер от кровоизлияния в мозг 13 марта 1977 года.

Весна, не успев начаться, пахнула могильным холодом…

Ян Паточка. Фото: Jindrich PRIBIK

Ян Паточка. Фото: Jindrich PRIBIK

Яна Паточку похоронили на Бpжeвнoвcкoм кладбище в Праге. Неподалеку — могила Карела Крыла, «поэта c гитарой», которого чехи сравнивали с Владимиром Высоцким и Бобом Диланом.

В 1969 году в марте вышел дебютный альбом Крыла «Братишка, закрывай ворота!». Заглавная песня была написана в ночь на 21 августа 68-го — в ночь вторжения. В январе 1969 года Крыл пел на концертах памяти студента Карлова университета Янa Палаха, совершившего акт самосожжения в знак протеста против советской оккупации. В годы «нормализации» (1969–1989) жил в Германии, работал в редакции радиостанции «Свободная Европа».

30 ноября 1989 года Крыл вернулся домой. Концерты после двадцатилетнего перерыва прошли с аншлагом.

Первый раз «живьем» я услышал его в ноябре 1989-го на Вацлавской площади при огромном стечении народа. Помню, как свободно пела площадь под гитару Крыла, какой решимости была полна, каких надежд…

Он умер в Мюнхене 3 марта 1994 года — сердечный приступ. Прощались в Праге. С последним поклоном пришли четыре тысячи человек.

«Кто посещает наше старое кладбище на склоне холма, возвращает себе умиротворение», — писал поэт Ярослав Сейферт, первый и единственный чешский лауреат Нобелевской премии по литературе. Он прожил в пражском районе Бржевнов 48 лет.

В 1920-е годы Сейферт — один из лидеров чешского авангарда. Как и многие соратники по «левому фронту», связывал надежды на «светлое будущее человечества» с Советским Союзом. А в 1929-м вышел из КПЧ в знак протеста против «сталинского стиля» руководства.

В 1968 году возглавил Союз писателей Чехословакии. В 1977-м подписал Хартию.

Карел Крыл. Фото: википедия

Карел Крыл. Фото: википедия

Хартисты

После Бархатной революции в архивах чехословацкой госбезопасности были обнаружены отчеты о подготовке операции «Норберт». Это был план интернирования «враждебных элементов» в случае «чрезвычайной ситуации». Документы датированы 1987 годом. Хартии к этому времени исполнилось 10 лет, а «нормализатора» Густава Гусака на посту генсека ЦК КПЧ сменил бесцветный партаппаратчик Милош Якеш. До Бархатной революции оставалось два года — рукой подать.

Манифест Хартии77. Архив

Манифест Хартии77. Архив

В СССР меж тем бушевала перестройка, ее волны накатывались на ЧССР и подмывали «основы». В тихом чехословацком «омуте» все закипело, и в этом кипении неожиданно растворилась всеобщая апатия. И чем усерднее власть пыталась вытеснить на обочину общественного интереса независимые инициативы, тем решительнее они создавали альтернативное пространство. Диссиденты назвали это явление «островками позитивного отклонения». Первый раз явление заявило о себе в начале 80-х.

Ежегодно в июле, на «брегах» лесного пруда, в заброшенном пионерском лагере (два деревянных дома) близ южночешской деревеньки Горносин собиралась компания молодых людей — с детьми и собаками. Жили в палатках. За несколько лет группа из сотни душ превратилась в «биржу» для обмена самиздатом, петициями и письмами протеста.

Одновременно обрели дыхание другие неформальные инициативы — например, движение католиков-мирян. Их петицию за отделение церкви от государства подписали более 600 тысяч верующих. Лидер движения Аугустин Навратил «по этому поводу» был помещен в психбольницу.

И все они (см. выше) поддерживали Хартию77, которая появилась на свет 6 января 1977 года.

В этом манифесте было сформулировано кредо чехословацких правозащитников: политика вторична, первичны — права человека.

Возглавили движение «Хартия77» философ Ян Паточка, драматург Вацлав Гавел, политик Иржи Гайек.

Гайек в 1968 году занимал пост министра иностранных дел ЧССР. В августе с трибуны ООН он назвал «интернациональную помощь» (вторжение в Чехословакию войск Варшавского договора)«оккупацией». И в этом же году Гавела уволили из театра.

Вацлав Гавел в тюрьме. Фото: архив

Вацлав Гавел в тюрьме. Фото: архив

В январе 1977-го генеральный прокурор ЧССР заявил, что Хартия призывает к «антиконституционной деятельности, подрывающей социалистический строй». Гавела и других активистов спустя два месяца арестовали. К тому времени Хартию подписали 240 человек. К началу апреля каждый третий подписант был уволен с работы или обвинен в преступлениях против республики.

Гавела приговорили к 14 месяцам заключения условно.

Но диссиденты и не думали сдаваться. В апреле 1978-го Гавел объявил о создании «Комитета защиты несправедливо преследуемых» (VONS). Ответ власти не заставил себя ждать: уже в 1979 году многие сторонники этой правозащитной организации были обвинены в попытке свержения существующего строя и арестованы. Был арестован друг Гавела, чешский поэт и музыкант Иван Мартин Ироус (по статье «преступления против социализма»). Он подписал Хартию и играл в запрещенной рок-группе The Plastic People of the Universe. Кумирами чешских музыкантов были Фрэнк Заппа и the Velvet Underground. Идеологические соглядатаи считали их «стиль» опасным для сонного чехословацкого общества, потому что он обещал свободу и побеждал страх…

Рок-группа «The Plastic People of the Universe». Фото: википедия

Рок-группа «The Plastic People of the Universe». Фото: википедия

Гавел и другие

«Вступление в спор с властями в нашей стране означает, что помимо меня лично в этом участвует вся моя семья до третьего поколения и все мои друзья, которые не успели публично от меня откреститься», — писал знаменитый хартист, католический активист и математик Вацлав Бенда.

Власть их отрешала не только от общества, но и от самой жизни. Тщетно!

Не отступая и не сдаваясь, чешские диссиденты сознательно уходили на «обочину бытия», где легче было затеряться в повседневности.

Работали кочегарами или уборщицами, как писательница Петрушка Шустрова, мыли окна, как кардинал пражский Милослав Волк. Архиепископ рассказывал, что в промежутках между мытьем витрин исповедовал верующих в каком-то дворе, сидя на перевернутом ведре.

И вообще чешская оппозиция жила по «законам» большой семьи. В Праге это был архипелаг из нескольких десятков квартир, которые служили местом встреч и пристанищем для всех, кто нуждался в тепле и убежище.

Неудивительно поэтому, что чешский путь к свободе — это, в том числе, истории сильных женщин. Анна Шабатова, например, была инициатором польско-чешских диссидентских встреч. Летом 1978 года на границе Польши и Чехословакии встретились лидеры польского Комитета защиты рабочих (KOR) и Хартии77 — Яцек Куронь и Вацлав Гавел.

Но и «охранка» не дремала. В сентябре 1978 года правозащитники сообщили о деле писателя Иржи Груши. Поводом для ареста стала публикация в Канаде его романа «Вопросник». Важно: именно арест Груши и разгон группы The Plastic People of the Universe в сентябре 1976 года подтолкнул чехословацких диссидентов к созданию Хартии.

Иржи Груша. Фото: JRené Volfík

Иржи Груша. Фото: JRené Volfík

Иржи Груша был арестован по обвинению в «разжигании ненависти и подстрекательстве к враждебным действиям». В ноябре 1978-го освобожден и вскоре эмигрировал в Канаду.

С его уголовным делом был связан арест другого диссидента, Павла Рубалы. Инженер по образованию, он смонтировал в своей квартире несколько печатных станков. На них печатали запрещенные книги, в том числе роман «Вопросник». Подпольное издательство полиция обнаружила во время массовых обысков в Праге накануне визита Брежнева летом 1978 года. Рубалу обвинили в подстрекательстве к враждебным действиям.

В декабре 1978-го были отправлены за решетку агроном Алеш Махачек и физик-ядерщик Владимир Лаштувка, подписавшие Хартию. Ученых осудили на три с половиной года, обвинив в подготовке мятежа. После освобождения в 1980 году Махачека выслали из страны, а Лаштувка остался и «ушел в кочегары».

Читайте также

стенограммы

«Не собираемся вмешиваться в дела Польши», и «ввод армии в Чехословакию был ошибочным» Как СССР при Горбачеве отпускал своих сателлитов в Европе

В сентябре 1979 года Чехословакию накрыла очередная волна обысков. Были арестованы 11 католических священников — за производство и распространение религиозной литературы. Священников приговорили к различным срокам тюремного заключения — от 20 месяцев до трех лет.

19 мая 1979 года были вновь арестованы 10 руководителей «Комитета защиты несправедливо преследуемых» (VONS). После нескольких обращений правозащитников к руководителям ЧССР власти освободили четверых. В октябре шестеро оставшихся, в их числе Вацлав Гавел, были осуждены по обвинению в подрывной деятельности. Только в 1983 году, когда здоровье Гавела, приговоренного к четырем с половиной годам тюрьмы, серьезно ухудшилось, его поместили под домашний арест.

Ян Урбан. Фото: Фото: Dominik Jůn, Radio Prague International

Ян Урбан. Фото: Фото: Dominik Jůn, Radio Prague International

цитата

Ян Урбан,
один из лидеров Хартии77:

— Нас, разношерстных хартистов, — либералов, католиков, интеллектуалов, левых радикалов — объединял общий враг. Но никто не верил в скорое падение режима, в чем была наша слабость. Мы не знали, чего хотим, и в этом смысле не были политической оппозицией. Хартия скорее занималась правозащитной деятельностью: сочиняла петиции, мониторила проделки власти, была этаким зеркалом для тоталитарной системы. Кого по-настоящему боялся режим — так это бывших коммунистов времен Пражской весны, которые в феврале 1989 года объединились под крышей клуба за социалистическую перестройку «Возрождение» и объявили себя приверженцами Горбачева.

Сам Горбачев приехал в Прагу в 1988 году. Наши ястребы его атаковали: тут у нас социализм рушится, а вы молчите… На упреки Горбачев отвечал в том духе, что происходящее в стране — внутреннее дело чехов и словаков, и вообще надо искать возможности для диалога с оппозицией, таково требование времени. Содержание перепалки просочилось за стены Пражского Града. Для диссидентов это был глоток воздуха и ясный сигнал: надо действовать. А как?

В ноябре 1989 года я написал аналитическую записку о том, что мы малоактивны, что у нас нет контактов с рабочими и студентами, и надо это как-то менять. Я предложил пошаговый план действий — вплоть до очередных парламентских выборов в июне 1991 года. Я настаивал, чтобы в каждом избирательном округе был кандидат от Хартии, любой ценой. 15 ноября состоялась встреча шести наиболее влиятельных хартистов, в ней участвовал и Гавел, естественно. Мои предложения были отвергнуты единогласно: слишком рискованные, наивные и бессмысленные. Не подумайте, что мои товарищи испытывали страх, скорее это была интеллектуальная недостаточность, неразвитое воображение. Я в свое время опросил 40 активистов Хартии77, и мой главный вопрос был такой: можете вспомнить хотя бы одну нашу встречу, на которой бы говорилось о том, чего мы хотим вместо коммунизма? Ни один не вспомнил.

С другой стороны, нельзя забывать, что мы жили в политическом гетто и действительно не видели «света в конце тоннеля». Например, моим единственным страстным желанием было причинить как можно больше вреда режиму, а дальше — как получится. Показательный пример нашего самочувствия в то время: самиздатовскую книгу Гавела «Сила бессильных» здесь восприняли как призыв к пассивности — мол, правда и нравственность все равно победят, поэтому достаточно жить по правде, остальное как-то само произойдет. А поляки вычитали в ней призыв к активному сопротивлению: жить по правде для них означало сплотиться и противостоять режиму. Один из лидеров «Солидарности» — Збигнев Буяк — так и написал в предисловии к польскому изданию «Силы бессильных»: «Для нас эта книга была как сигнальная труба, которая зовет в атаку…»

Визит Горбачева в Чехословакию. Фото: Виктор Будан, Николай Малышев / Фотохроника ТАСС

Визит Горбачева в Чехословакию. Фото: Виктор Будан, Николай Малышев / Фотохроника ТАСС

У нас же никакого плана «атаки» не было, и режим стоял как утес. Его легитимность держалась на советских танках «образца 68-го года». И стоило Горбачеву отобрать эту легитимность, как старцы из президиума ЦК КПЧ запаниковали, но из танков не вылезли. А мы не знали, как их оттуда выкурить. Задумайтесь:

за два дня до выступления студентов диссиденты не знали, как отодвинуть коммунистов от власти, хотя ясно понимали — дальше так продолжаться не может. Это был не политический бунт, это был бунт характеров.

В августе мне позвонил Адам Михник: «Хочу приехать в Прагу». Я ему говорю: «Тебя сюда не пустят». Он рассмеялся: «Послушай, мы же победили на выборах, у меня дипломатический паспорт». В Праге Адам хотел увидеть Вацлавскую площадь. Мы по ней гуляли в сопровождении восьми агентов госбезопасности. Вид у площади был еще тот: на каждом фонарном столбе светились красные звезды, стены — в коммунистических лозунгах типа «С Советским Союзом на вечные времена…». Адам, глядя на этот паноптикум, хохотал до слез. И вдруг сказал: «Спорим, года не пройдет, и ни одной красной звезды здесь не будет». Я ответил: «Прага — не Варшава». Он возразил резко: «Неужели ты не видишь — всё, конец!» Через четыре месяца мы пришли к власти».

Многие узники совести после Бархатной революции ноября 89-го заняли высокие государственные посты.

  • Вацлав Гавел до 1993 года был президентом Чехословакии, а после ее распада — первым президентом Чехии.
  • Иржи Гайек с 1990 по 1992 год работал советником председателя Федерального собрания Александра Дубчека.
  • Писатель Иржи Груша с 1990 года служил послом в ФРГ, с 1997 года — министром образования Чехии, а с 1998 по 2004 год был послом в Австрии.
  • Петрушка Шустрова стала заместителем министра внутренних дел, руководила люстрацией сотрудников бывшей службы госбезопасности (СТБ), отвечала за декоммунизацию Чехословакии.

Петрушка Шустрова. Фото: википедия

Петрушка Шустрова. Фото: википедия

цитата

Из моей беседы с Петрушкой Шустровой, октябрь 1991 года:

«Федеральное министерство внутренних дел после его вывода из-под контроля компартии считало своей важнейшей задачей ликвидацию структур госбезопасности (СТБ) — тайной службы, которая работала против собственных граждан. Для этого были созданы проверочные комиссии. Они проверяли каждого сотрудника тайной полиции. Следующая стадия проверки — ?так называемые гражданские комиссии. Они, в свою очередь, выносили вердикт, может ли сотрудник контрразведки выполнять и дальше свои обязанности в системе нового МВД.

В общей сложности в штате тайной полиции насчитывалось приблизительно семь тысяч сотрудников. Думаю, мы бы добились большего эффекта, если бы уволили их всех сразу, скопом».

В конце 70-х в Чехословакии началась операция Asanace («Ассенизация»). Ее ход контролировал лично министр внутренних дел ЧССР Яромир Обзина (после смены власти в 1989 году находился под следствием до своей смерти в 2003-м). Цель — заставить диссидентов и вообще не лояльных режиму граждан под угрозой физического насилия уехать из страны.

После оккупации-68, в годы «нормализации» (1969–1989) Чехословакию покинули — вынуждены были покинуть — 300 тысяч человек.

Площадь начинает и выигрывает

Начиная с 1988 года Прагу потряхивало от уличных протестов оппозиции. Они были немногочисленными, но организованными и яростными — как и реакция коммунистической власти: водометы, дубинки, задержания, аресты… Скорый на руку суд, сроки, посадки…

1989-й начался с «Недели Палаха». Студент философского факультета Карлова университета Ян Палах 16 января 1969 года совершил акт самосожжения на Вацлавской площади в центре Праги, протестуя против советской оккупации.

В двадцатую годовщину трагедии оппозиция вывела людей на площадь. Реакция властей была ожидаемо жесткой: например, в феврале Гавела приговорили к девяти месяцам лишения свободы. Но международное давление на Прагу было такой силы, что режим дал слабину, и Гавел оказался на свободе досрочно — в мае. А в июне написал петицию «Несколько фраз». За короткое время ее подписали 40 тысяч человек.

Вацлав Гавел с другими членами оппозиции, 1989 года. Фото: ASSOCIATED PRESS

Вацлав Гавел с другими членами оппозиции, 1989 года. Фото: ASSOCIATED PRESS

Оппозиция сформулировала жесткие требования: выпустить на свободу политзаключенных, гарантировать свободу слова, собраний и вероисповедания, отменить статью четвертую Конституции ЧССР о «ведущей роли» компартии, привлечь к уголовной ответственности партийных и государственных руководителей, участвовавших в подготовке вторжения армий Варшавского договора в Чехословакию в августе 1968 года… Разумеется, режим на диалог не пошел, потому что это означало бы его самоликвидацию. Реакция власти была предсказуемой: началось следствие «по делу о петиции». В конце октября оно было передано в суд. И тут произошло невероятное: судьи, «правильно» оценившие обстановку в стране, отказались его рассматривать.

До «проклятой пятницы» оставалось чуть более двух недель…

28 октября, в День образования Чехословакии, силы правопорядка разогнали в Праге студенческую демонстрацию. Вечером 17 ноября студенты вновь вышли протестовать. Колонну демонстрантов (почти пять тысяч человек) блокировали в центре города, на небольшом участке Национального проспекта. Некуда бежать… Спецназ против детей. 19 часов 30 минут пражского времени, пятница.

«Бунтовщикам» предложили разойтись. Примерно половина ушла, оставшиеся сели на мостовую и зажгли свечи.

Операция «Рассеивание» началась в 20 часов 50 минут. На проспект к этому времени были стянуты внушительные силы пражского Корпуса национальной безопасности (629 человек), в том числе «белые каски» (что-то вроде наших «космонавтов»), и полк быстрого реагирования МВД (что-то вроде «краповых беретов», 940 человек).

«Белые каски» построились в «улочку». («Улочку», кстати, «практиковали» эсэсовцы в концлагере Терезин. Насколько мне известно, никто из узников не прошел этот «тоннель» до конца.)

Пражских студентов тоже загоняли в «улочку» и били.

Ложь — «символ веры» нечистоплотных политиков. На следующий день газеты вышли с бодрыми отчетами о неудавшейся попытке нарушить общественный порядок. Телевизор вещал о «подрывных элементах» и «закулисе, которая манипулирует молодежью»… А пражские клиники тем временем принимали «нарушителей порядка»: переломы конечностей, сотрясение мозга, кровоизлияние в брюшную полость, травматический шок…

18 ноября я, корреспондент ТАСС в Праге, пришел на место «рассеивания». Горели свечи, расплавленный воск стекал ручейками на пятна засохшей крови. Случайные прохожие сбивались в кучки, о чем-то быстро переговаривались и шли на Вацлавскую площадь (это недалеко). Там, у памятника Святому Вацлаву, стояли два десятка человек и обращались к изрядной группе зевак: «Не бойтесь, присоединяйтесь…» Зеваки держали дистанцию и присоединяться не спешили. Тогда я не сомневался, что все закончится, не начавшись. Я ошибался. Город взорвался на следующий день — 19 ноября…

Ежедневно я наблюдал, как толпа на Вацлавской площади превращается в грозную силу, а стихия протеста с обвальной скоростью обретает силу гражданского неповиновения.

Бархатная революция в Чехословакии. Фото: ASSOCIATED PRESS

Бархатная революция в Чехословакии. Фото: ASSOCIATED PRESS

Я видел, как людей покидал страх, будто им кто-то подсказал, что есть еще и 11-я заповедь — «Не бойся!».

20 ноября на Вацлавской площади было уже 300 тысяч пражан. Кроме привычных революционных лозунгов хлопали на ветру растяжки нового содержания: «Рабочие принимают эстафету из рук студентов» и «Передайте Горби, что Советский Союз наконец-то наш образец» (известное заклинание послевоенного коммунистического президента Клемента Готвальда, «подправленное» демонстрантами). Стихийные митинги с этого дня обрели драматургическую завершенность: ораторов сменяли «запрещенные» барды и рок-музыканты, музыкантов — артисты… Действо продолжалось недолго — минут 40. После чего народ мирно расходился, чтобы вернуться на следующий день, в это же время. Сценарий написал Вацлав Гавел.

21 ноября он впервые обратился к людям на площади. В этот же день в Прагу вошли отряды Народной милиции («вооруженный кулак партии») числом до 20 тысяч бойцов. И самое тревожное: прошелестел слух, что части Центральной группы советских войск в ЧССР идут на Прагу.

цитата

Рассказывает Ян Урбан:

«Вспоминаю одно из подпольных собраний хартистов — интеллектуалы, католики, бывшие коммунисты, революционная молодежь, даже троцкисты… Человек двадцать, гремучая смесь… Мы кричали, ругались между собой. Все это время — часа три — Гавел сидел молча, склонившись над мусорным ведром, беспрестанно курил и стряхивал в ведро пепел. Потом, когда мы замолкли, наорав­шись до темных кругов перед глазами, он взял слово и в течение пяти минут сформулировал то, к чему мы не приблизились даже после трех часов ругани. Гавел предложил готовое коммюнике, которое можно было сразу положить на бумагу. Причем это был документ здравого компромисса, учитывающий разнонаправленность наших взглядов: как поддержать «запрещенных» рок-музыкантов в суде, защищать права цыган, добиваться освобождения политзаключенных… Словом, как действовать тактически.

19 ноября, при большом стечении народа, мы встретились в театре «Чиногерни клуб» в центре Праги. Кто-то крикнул: «Зачем мы вообще нужны, если не можем защитить наших детей?!» Но главный вопрос звучал иначе: что нужно сделать, чтобы их защитить?

Признаюсь, поначалу мы не поспевали за событиями, площадь тащила нас за собой, а должно было быть наоборот: чтобы у толпы появился лидер, чтобы протест прирастал людьми каждый день. С лидером было ясно. А как собрать людей, и желательно как можно больше, и желательно не только пражан? Никакого интернета, никаких социальных сетей не существовало. Вот тогда мы и придумали «тройки» — актер, диссидент, студент… Актеры были узнаваемы и в провинции; диссидентам было что сказать о целях оппозиции, а студенты знали, на каком языке разговаривать с молодежью. «Тройки» сформировались быстро, и мы начали веером рассылать их по республике, предварительно созвонившись с нашими «связниками» в городах и весях, чтобы они заранее определились с местом и временем встреч, подтянули народ.

Вечером 20 ноября я получил достоверные сведения о том, что против гарнизонов Центральной группы войск готовятся провокации. Позвонил в советское посольство, трубку снял дежурный дипломат (посла якобы не было на месте). Я сказал, что [оппозиционное движение] «Гражданский форум» знает о готовящихся провокациях и сделает все, чтобы их предотвратить, но если все-таки что-то случится, то это дело рук госбезопасности. Я попросил передать эту информацию советскому руководству. Часа через два у меня зазвонил телефон, тот же самый дипломат сообщил, что моя информация дошла до адресата, советским частям отдан приказ оставаться в местах дислокации и на провокации не поддаваться. Думаю, этим отдавшим приказ «адресатом» был Верховный главнокомандующий Вооруженными силами СССР Михаил Горбачев.

Эту новость сообщили людям на Вацлавской площади. Я помню, как она выдохнула…»

Ян Румл. Фото: википедия

Ян Румл. Фото: википедия

Вспоминает Ян Румл — активист Хартии77, после революции — министр внутренних дел республики:

«21 ноября «Гражданский форум» начал переговоры с властью. На первую встречу с председателем правительства Адамцем Гавела не пустила охранка, и он сказал мне: «Иди ты». А я что? Я водитель, который привез его на переговоры. К тому же и в страшном сне мне не могло привидеться, что буду сидеть за одним столом с коммунистами и о чем-то с ними договариваться. Но пришлось. Тогда у нас было единственное требование: дайте гарантии, что не будет насилия. Адамец гарантии дал.

В дальнейшем требования оппозиции стали гораздо жестче: освободить политических (мой отец, например, тогда сидел), сформировать коалиционное правительство, провести досрочные выборы президента, ликвидировать «тайную полицию», отменить цензуру, привлечь к уголовной ответственности тех, кто отдал приказ подавить выступление студентов, и тех, кто этот приказ выполнил…

Было интересно наблюдать, как коммунистические начальники начинают торг, но не о «будущем социализма», а о собственной безопасности. Это выглядело примерно так: вот вам свобода, но обеспечьте нам неприкосновенность. Хотя, должен сказать, площадь и не помышляла о мести. К тому же — Гавел… Главной его особенностью, с моей точки зрения, была нездешняя, бескомпромиссная порядочность. Люди знали, что «этот писатель» их не бросит ни при каких обстоятельствах. И еще они понимали: если Гавел не желает сводить счеты с теми, с кем их следовало бы свести, — значит, так и надо.

24 ноября чрезвычайный пленум ЦК отправил руководство компартии в отставку».

Послесловие

29 ноября 1989 года чехословацкий парламент отменил статью Конституции о ведущей роли компартии; 10 декабря президент Гусак принял присягу нового правительства и покинул Пражский Град; 29 декабря республику возглавил Вацлав Гавел…

Вацлав Гавел машет рукой многотысячной толпе с балкона Пражского Града после своего избрания президентом Чехословакии. Фото: ASSOCIATED PRESS

Вацлав Гавел машет рукой многотысячной толпе с балкона Пражского Града после своего избрания президентом Чехословакии. Фото: ASSOCIATED PRESS

«Он заражал народ своим фанатизмом надежды, не смешивая его с ненавистью», — слова, сказанные о другом бунтаре другого века, «сидели» на Гавеле, как отлично сшитый костюм. Хотя костюмы он не жаловал, отдавая предпочтение свитеру и джинсам даже после того, как на исходе 1989 года, сразу после Бархатной революции, вошел в Пражский Град девятым президентом Чехословацкой Республики. Одним из первых распоряжений глава государства установил для чиновников президентской администрации «день в свитерах», который приходился на среду — середину недели, когда люди из «команды» могли отдохнуть от протокола, официоза и бюрократической рутины, но не от работы, конечно. Это не причуда диссидента и писателя-абсурдиста, это потребность дышать в стенах, где, в его понимании, тогда не хватало воздуха.

Из моей беседы с Вацлавом Гавелом:

«Таково уж устройство любого тоталитарного режима: стоит кому-нибудь приоткрыть хотя бы форточку, и в затхлое, задраенное помещение непременно начнет поступать свежий воздух. Кстати, мы это могли наблюдать во времена правления Горбачева».

Из первых хартистов — Паточка, Гавел, Млынарж, Гайек — в живых уже нет никого. С их уходом иссякло время крупных политических фигур. На авансцену суетно выдвинулись игроки, у которых не было биографии. Точнее — судьбы.

Читайте также

демистификация

«Требую смерти для моего отца» Похороны Сталина 70 лет назад означали конец террора в странах Восточной Европы. Финальный аккорд беспощадных политических процессов прозвучал в Праге