Где родился новый олимпизм

Париж, наверное, не самая спортивная из европейских столиц, но нынешним летом он должен стать вторым на планете городом, трижды принимавшим главное спортивное событие современности — летние Олимпийские игры. Пока Париж уступает Лондону, но это ненадолго. Правда, принимать Игры столице Франции приходится в очень специфической геополитической ситуации большого европейского раскола, связанного, прежде всего, с тем, что третий год продолжается широкомасштабный военный конфликт России с Украиной.

Но деваться некуда, если Париж этого так или иначе добивался и несколько лет готовился — надо проводить Олимпиаду, которая хотя бы на пару недель с небольшим может объединить большую часть человечества с телеаудиторией в четыре миллиарда человек.

Париж последний раз принимал Игры ровно сто лет назад, а впервые — в далеком 1900 году. Оба раза соревнования доставались ему не без деятельного участия в процессе выбора города отца современного олимпизма и уроженца Парижа Пьера де Кубертена. Греции как колыбели Олимпийских игр времен античности в 1896-м было доверено провести первые современные Игры, от хозяев поступило предложение постоянным местом проведения Олимпиад оставить Афины, но это противоречило одному из ключевых положений нового олимпизма о всемирном охвате. По сути, с Парижа как самого притягательного во всех отношениях мирового культурного центра по-настоящему этот «охват» и начался.

Игры рубежа столетий были не совсем обычными даже с учетом новизны проекта французского барона-энтузиаста Пьера де Кубертена. С 14 мая по 28 октября на целых пять месяцев они фактически стали частью развлекательной программы Всемирной выставки. Эта «ярмарочная» привязка обеспечила второй по счету Олимпиаде солидную по меркам того времени болельщицкую аудиторию, да и участников было немало — почти тысяча человек из 24 стран, но протяженность соревнований по времени с большими перерывами концентрации внимания именно на Олимпийских играх не способствовала. Проводившиеся на различных приспособленных площадках соревнования, от садов дворца Тюильри до гоночного клуба в Булонском лесу, от стадиона «Парк де Пренс» до акватории Сены, облик центра Парижа ничуть не изменили — впрочем, лицо одного из самых привлекательных городов мира кардинально не изменило и следующее столетие.

На Олимпиаде-1900 было разыграно 95 комплектов медалей по 20 видам спорта. Самый большой урожай достался хозяевам — сборная Франции в 1900-м единственный раз в истории выиграла неофициальный медальный зачет, на который тогда еще не обращали внимания — первые командные подсчеты начнутся с Лондона-1908.

Церемонии открытия и закрытия не проводились, некоторые соревнования внесли в олимпийскую программу уже задним числом, так как они были частью официальных мероприятий Всемирной выставки. Такие состязания, как гонки на воздушных шарах или боулинг на траве, остались вне олимпийского зачета.

Но и без этого экзотики хватало — соревнования по баскской пелоте или крикету больше в официальную программу Игр не входили, равно как и перетягивание каната, в котором участвовали всего две команды. Игры-1900 изобиловали разного рода анекдотичными случаями вроде поисков застревавшего в кронах деревьев и в кустах молота в соревнованиях метателей, но в целом Париж свою не слишком удавшуюся, но первопроходческую роль выполнил. И город не оставил мысли принять еще одну Олимпиаду.

Случилось это спустя 24 года, ровно тогда, когда исполнялось 39 лет современному олимпийскому движению — Международный олимпийский комитет был образован именно в Париже. Решение в пользу Парижа (а на проведение Игр претендовали еще и Амстердам, Барселона, Лос-Анджелес, Прага и Рим) было принято в честь приближающейся даты и как дань признания личных заслуг Пьера де Кубертена. Париж стал первым городом, которому доверили провести Олимпийские игры во второй раз. Подготовка шла тяжело и со скрипом, однако главные объекты все же были готовы, в том числе стадион «Коломб», ставший главной ареной Игр.

Больше трех тысяч спортсменов из 44 стран, 17 видов спорта, 14 олимпийских и восемь мировых рекордов — все это уже начинало походить на упорядоченный вариант большого спортивного форума. Впервые игры посетило такое количество зрителей — 625 821 человек принесли 5,5 миллиона франков дохода.

В Париже-1924 впервые был явлен миру лозунг «Быстрее, выше, сильнее», главными героями стали финский стайер Пааво Нурми с пятью золотыми наградами, французский фехтовальщик Роже Дюкре тоже с пятью наградами разного достоинства, а также ставший трехкратным чемпионом американский пловец, позже прославившийся ролью Тарзана, — Джонни Вайсмюллер. Самой большой сенсацией Игр-1924, пожалуй, стало золото никому не известной сборной Уругвая в футбольном турнире. Победный путь посланцев небольшой южноамериканской страны начался с того, что перед стартовым матчем организаторы вывесили флаг Уругвая вверх ногами, а вместо гимна проиграли бразильскую самбу. Уругвайцы отреагировали адекватно, забив сборной Югославии семь безответных голов, а завершили турнир в финале также сухой победой над Швейцарией.

Он таковой во многом и остается — Париж проводил два финала чемпионатов мира по футболу, три финала европейских футбольных чемпионатов, принимал несколько чемпионатов мира по различным видам спорта, Открытый чемпионат Франции на знаменитых кортах комплекса «Ролан Гаррос» — один из самых популярных турниров Большого шлема по теннису, дважды в Париже собирались лучшие силы мирового хоккея, и я могу свидетельствовать, что знаменитый зал «Берси» в мае 2017 года не пустовал. В «Берси», кстати, мужская российская теннисная сборная героически брала Кубок Дэвиса в финале против хозяев.

Ну и как забыть про историческую победу футбольной сборной СССР в первом розыгрыше Кубка Европы в 1960-м?

Однако же Олимпиады ровно сто лет обходили Париж стороной. Не то чтобы французская столица без них плохо себя чувствовала, но как-то все не складывалось. С лозунгами «Мы хотим Олимпиаду!» никто на митинги не выходил, скорее можно было ожидать антиолимпийских лозунгов — столице Франции традиционно присущ дух противоречия, ей порой все равно, против чего или против кого выступать, лишь бы не застаиваться.

За этим дело не стало.

«Во Франции неважные дела»

Изначально на проведение Игр 33-й Олимпиады претендовали Будапешт, Гамбург, Рим, Париж и Бостон, но последний достаточно быстро снял свою заявку в пользу Лос-Анджелеса. К концу заявочного процесса в силу различных причин, прежде всего финансовых, Будапешт, Гамбург и Рим сняли свои заявки. В июле 2017-го исполком МОК предложил провести голосование сразу по двум Олимпиадам, претендентам оставалось определиться, кто проведет Игры 2024 года, а кто 2028-го. За Париж была красивая столетняя дата, и «Город ангелов» уступил, вся конкуренция в итоге ограничилась именно этой договоренностью — времена, когда борьба за олимпийский праздник действительно была нешуточной, остались в прошлом. Все давно поняли, что Олимпиада — это большая головная боль и нагрузка на город и страну, о финансовой выгоде речь давно не идет, проблемы можно решать и без привязки к Играм, а туристов в Париже и без того хватает. Возможно, дело дойдет до того, что будущих хозяев Игр придется уговаривать их принять, но пока это еще остается делом добровольным.

13 сентября 2017 года 131-я сессия МОК в столице Перу Лиме единогласно утвердила Париж столицей Игр-2024.

Но тогда мало кто предполагал, насколько это все проявится к 2024 году.

Город с самого начала и при полном одобрении МОК объявил о режиме жесткой экономии с минимумом расходов, но даже этот минимум вызвал ожесточенные споры во французском обществе — за каждый лишний евро оргкомитету пришлось биться. И это притом, что первоначальная идея провести самые экологичные игры, в основном на имеющейся инфраструктуре, реализовывается неукоснительно. Никакого гигантизма, никаких экстраординарных архитектурных проектов, никаких попыток каким-то образом преодолеть разбросанность спортивных объектов, что вызывало нарекания еще сто лет назад.

Это будет единственная Олимпиада в новейшей истории, в ходе которой будут задействованы объекты, относящиеся к концу ХIХ (!) века, — такие как стадион «Парк де Пренс», который изначально строился как велодром и эксплуатируется с 1897 года (именно на «Парк де Пренс» сборная Советского Союза в 1960-м выиграла Кубок Европы в противостоянии со сборной Югославии), или Большой дворец, построенный для Всемирной выставки-1900. Естественно, вся раритетная инфраструктура как-то реконструировалась, но кардинально что-то перестраивать в планы оргкомитета не входило.

С нуля оказались возведены два объекта — Центр водных видов спорта в Сен-Дени и Центр спортивного скалолазания в Ле-Бурже. Все остальное, включая главную арену Игр «Стад де Франс», построенную к чемпионату мира по футболу-998, — существующие объекты, а восемь из 34 — временные сооружения, вписанные в знаковые места вроде площади Согласия, моста Александра Третьего, Трокадеро, Марсова поля, парка Дворца инвалидов, садов Версальского дворца.

В любом случае одному Парижу с пригородами Игры не потянуть, поэтому соревнования по парусному спорту пройдут в Марселе, серфинг примет Французская Полинезия (а это, на секунду, в 15 тысячах километров от столицы), футбольный турнир на групповой стадии и частично кубковой стадии пройдет на стадионах Марселя, Лиона, Бордо, Ниццы, Нанта и Сент-Этьена.

Затраты в общем и целом должны уложиться почти в девять миллиардов евро, доля государственных расходов — от четырех до пяти миллиардов, тенденция к увеличению расходов — вещь неизбежная даже с учетом французской «прижимистости». В общем, все идет, как и должно идти, не слишком отличаясь от стандартов последнего времени — перенесенная летняя Олимпиада-2020 в Токио, по некоторым оценкам, обошлась в 28 миллиардов долларов, а наша, в разы меньшая по масштабам зимняя Олимпиада в Сочи, — почти в 22 миллиарда, про цифру превышения первоначальных расходов лучше не вспоминать.

Свыше 10 тысяч спортсменов из 206 стран, 32 вида спорта, 878 соревнований по 54 дисциплинам, 40 соревновательных площадок — все это, конечно, масштабы, несопоставимые с размахом столетней давности, и как вся эта махина впишется в существующую инфраструктуру и вместит несколько миллионов болельщиков — это, конечно, вопрос. Впрочем, во многом те же самые вопросы во весь рост вставали и перед Лондоном-2012, но могу заверить — с точки зрения организации те Игры прошли блестяще.

Сами французы, в том числе ответственные лица, озабоченности не скрывают, о проблемах говорят прямо и много, что непривычно для российского тренда — наше большое и малое начальство считает, что признаваться в наличии проблемы уже означает проявлять слабость. Поэтому слова мэра Парижа Анн Идальго о том, что транспортная система города не готова к наплыву туристов, воспринимаются как минимум с саркастической ухмылкой. Это они «за каждый евро дрожат», а наша натура широкая, мы денег на свою Олимпиаду не считали, да и ни на что другое не считаем. Бравада такого рода по меньшей мере неуместна (а чем тут гордиться?), и понятно, что это другая крайность, чрезвычайно характерная для стран, где за всех думает и решает государство. А когда думают и решают еще и граждане, особенно руками не поразмахиваешь, к общему знаменателю приходить сложнее, что можно наблюдать и по ситуации с предстоящей Олимпиадой. Один из социологических опросов выдал цифру в 50 процентов французов, которые уже недовольны предстоящими Играми, но для свободного мира это не катастрофично.

До февраля 2022 года российская пропаганда ограничивалась в общем-то стандартной констатацией происходящего с олимпийской подготовкой. Допинговый скандал в основном сошел на нет, до полной реабилитации российского спорта оставалось всего ничего, пандемия схлынула, можно было начинать оценивать медальные перспективы, но тут грянул конец февраля, после чего Россия получила такой бан, что допинговые санкции могли показаться детским наказанием. Соответственно уменьшению возможностей каким-то образом попасть в Париж менялась и риторика — интонационно она поразительным образом стала напоминать советские агитки времен предолимпийского Лос-Анджелеса-1984, когда советская страна должна была проникнуться чувством благородного негодования в отношении предстоящих Игр. То, что это «ответка» за бойкот московской Олимпиады Западом, понимали все, но надо было как-то обосновать ответные действия и внушить народу, что отправляться в США никак нельзя, в том числе из соображений безопасности.

В описаниях реальных трудностей, которые сами французы не скрывают, главной стала интонация грядущего апокалипсиса. Париж заполонили крысы, нападающие на людей, жителей чуть ли не заживо съедают постельные клопы, Сена, на которой собираются проводить олимпийский марафонский заплыв, — опасная для жизни река из-за ее химического состава. Не хватает водителей и полицейских, улицы заполонили бездомные, фермеры сваливают отходы к госучреждениям, громят магазины и перекрывают автомобильные трассы, большинство спортивных объектов не готово, отели и транспорт подорожают в несколько раз, есть реальная угроза забастовок, не исключены теракты, проблемы растут как снежный ком… Короче, Олимпиада может превратиться в настоящий кошмар как для жителей города, так и для приезжих.

Апогея негативный вал достигнет летом, и это независимо от того, сколько россиян окажется среди участников «кошмара». Но уже сейчас в фокусе главные мишени — президент Франции Эммануэль Макрон и мэр Парижа Анн Идальго. Над Макроном вдоволь поиздевались, когда он открывал Центр водных видов спорта — в прямом эфире показательный прыжок одного из сильнейших французских спортсменов Алексиса Жандара, как нарочно, обернулся нелепым падением с вышки, что было тут же признано символом провала всего олимпийского проекта. Анн Идальго после произнесенной в Киеве неосторожной реплики о том, что россиянам и белорусам не будут рады в олимпийском Париже, стала чуть ли не врагом номер один, прозвучало даже требование срочно перенести Игры в другое место, где не будут звучать дискриминационные речи и будут рады всем гостям, как и завещал Пьер де Кубертен и в чем убеждает Олимпийская хартия.

Согласно антипарижской риторике, раз так все плохо, ноги нашей там не должно быть. Но еще сильнее спортивно-чиновничье сообщество возмущается тем, что нас в Париж не пускают. Или пускают, но далеко не всех.

Как сказал один большой начальник, «консолидированного мнения по вопросу, ехать или не ехать в Париж, нет». И это, наверное, один из немногих острых, общественно важных и злободневных вопросов, который допускает публичное обсуждение. На остальное есть единственно правильное мнение государства, а несогласным лучше не соглашаться молча — из-за риска попасть в список нежелательных элементов.

Игра радости с отчаяньем

После официального документа МОК, вроде как ставящего точку в самом болезненном вопросе последнего времени о критериях допуска россиян и белорусов к летним Играм этого года, должна была наконец проясниться и позиция главных российских спортивных организаций. Но ничего этого не произошло, да и не могло произойти. По-прежнему все ждали, какое будет указание с самого верха. А с самого верха еще в середине декабря заявили, что и временно отстраненный Олимпийский комитет России, и Минспорта РФ должны принять взвешенное решение в зависимости от условий, предписанных Международным олимпийским комитетом. Пожелание «решайте сами» стандартного чиновника, который самостоятельно и чихнуть боится, вгоняет в затяжной ступор, что в данном случае и произошло.

Условия были давно известны, они с декабря не изменились и не могли кардинально измениться, что не раз подтверждал президент МОК Томас Бах. Они стали, как бы это помягче сказать, просто подарком для российских «ястребов», каждый день подтверждающих готовность послать «продажный, никчемный и русофобский» МОК куда подальше. Официальный представитель МИД РФ Мария Захарова к многочисленным эпитетам, характеризующим действия главной международной спортивной организации в отношении российского спорта, добавила «расистские» и «неонацистские», что по логике переводит сотрудничество с подобного рода организациями в практически уголовную плоскость.

Это касается обеих сторон — и Международного олимпийского комитета, и Олимпийского комитета России вкупе с Минспорта. МОК оказался заложником двух взаимоисключающих позиций: Россия хотела ехать на Игры на равных с остальными командами условиях без каких-либо ограничений, Украина и отдельные поддерживающие ее страны считали, что россиян в Париже не должно быть вовсе.

Наверное, честнее и проще для всех было бы оставить на ведущей в Париж для россиян дороге «кирпич», но МОК не мог поступиться олимпийскими принципами равноправия, тем более что о них одним из первых напомнил Национальный олимпийский комитет США: россиян и белорусов нельзя лишать права на участие только из-за того, что они представляют Россию и Беларусь. Соответственно, от Томаса Баха и его организации требовалось выработать такие критерии, по которым можно приоткрыть парижскую трассу для россиян, одновременно по возможности избежав демарша с украинской и проукраинской стороне. Это была вполне утопическая затея, обреченная если не на полный провал, но на что-то близкое к этому.

Условия, которые вырабатывались МОК чуть ли не год, ожидаемо оказались драконовскими и не устроили обе стороны. Нейтральный олимпийский статус в новом варианте требовал от россиян отсутствия даже формальной принадлежности к армейским и силовым структурам, исключал из списка участников лиц, замеченных в поддержке СВО, и в обязательном порядке предполагал полную дистанцированность кандидатов от государства. Первые два пункта отсекали минимум две трети потенциальных медалистов, третий пункт касался всех — на уровне сборной России «не государственных» спортсменов быть не могло. Украинская сторона сочла критерии уступкой России и требовала большей жесткости. Томас Бах констатировал, что недовольство обеих сторон свидетельствует о том, что исходя из обстоятельств все было сделано правильно и «если одна сторона будет удовлетворена, а другая наоборот — у нас будут настоящие проблемы».

Глава МОК считает, что сделал все от него зависящее —

• во-первых, сохранил лицо организации,
• во-вторых, оставил какие-то шансы для россиян,
• и в-третьих, почти исключил возможность демарша с противоположной стороны.

Целостность олимпийского движения опять же формально и с потерями, но оказалась сохранена. Проблема при этом никуда не делась, ее лишь слегка пригасили.

Требования иначе как «дискриминационными» и «унизительными» в России не называют, и это еще самые мягкие определения. Российский спорт оказался перед непростым выбором, и тема «ехать или не ехать» стала главной на всех площадках, где так или иначе обсуждались спортивные проблемы. Каждая неделя подкидывала дров в огонь дискуссии, консолидированного решения ожидать не приходилось, к нему даже не было попыток приблизиться. Спортсмены как самая пострадавшая сторона в основном отмалчивались — за исключением тех, кто уже потерял все шансы отправиться в Париж из-за отказа своей спортивной федерации либо из-за личных несоответствий критериям допуска.

Понятно, что доминирующим стало мнение «отказников», с разной степенью жесткости формулирующих свои убеждения: ехать в Париж, соглашаясь на унизительные условия, нельзя ни в коем случае. В первых рядах оказалась тяжелая артиллерия в лице президента временно отстраненного Олимпийского комитета России Станислава Позднякова, главы Всероссийской федерации художественной гимнастики Ирины Винер, олимпийской чемпионки и депутата Госдумы Светланы Журовой и ряда других авторитетных представителей российского спорта.

Иногда они словно соревновались между собой, комментируя ту или иную ситуацию. После того как самые независимые от государства теннисисты высказались, что поедут на Игры с удовольствием, залп из комментариев последовал мощный.

С «иноагентами» получился перебор.

Конечно, за теннисистов заступились, сверху риторику попросили слегка пригасить — глава Минспорта Олег Матыцин решительно заявил, что «недопустима обличительная риторика в адрес российских спортсменов, выступающих на международной арене». Пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков подтвердил, что решение остается за каждым спортсменом и каждой федерацией. То есть власть транслировала, что будет уважать любое решение, но пыл самых ретивых это не охладило. Та же Ирина Винер заявила, что было бы правильно, чтобы все российские спортсмены отказались от участия в парижской Олимпиаде. Но тогда это будет походить на бойкот, а этого нельзя допустить из-за риска получить запрет, по сути, на два олимпийских срока — такое решение было принято МОК после двух подряд летних Игр — 1980 и 1984, в которых, соответственно, отказались участвовать страны Запада, а затем страны социалистического лагеря.

Начавшаяся зимой большая игра в «ехать — не ехать» предполагала самые разные варианты развития событий, кроме одного — официального тотального отказа участвовать в Играх. Или же он должен был быть обставлен таким образом, чтобы всю ответственность переложить на МОК: мол, Россия не препятствует участию своих спортсменов в Олимпиаде даже в десятикратно усеченном составе и нейтральном индивидуальном статусе, но условия отбора по «выдуманным» критериям МОК не дают этого сделать. И еще не факт, что запреты ограничатся уже известным набором — не исключены дополнительные условия, которые могут ввести непосредственно хозяева Игр.

Неопределенность позиции в ходе одной из дискуссий лучше всего выразила реплика вице-премьера Дмитрия Чернышенко — «если будет возможность у спортсменов, то, наверное, надо ехать». Юридических препятствий нет, отказываться от Родины не требуют, подписывать «какие-то гнусные бумажки» не надо, но условия все равно неприемлемые, и так по кругу.

Между тем список потенциальных российских участников, в котором первоначально было всего-то 35 реальных кандидатов, продолжает уменьшаться, грозя дойти до совсем уж мизерного количества. Тут уместно вспомнить, что в первой парижской Олимпиаде-1900 участвовали три представителя Российской империи — два конника и один стрелок, а на Игры-1924 Страну Советов не пустили.

Нынче отказываются как целые федерации (спортивная и художественная гимнастика, бокс, плавание, прыжки в воду, стрельба, фехтование, тяжелая атлетика, парусный спорт, академическая гребля), так и индивидуальные спортсмены, которые «унизительным мытарствам отбора» и журавлю в небе предпочли синицу в руках в виде Игр дружбы с их беспрецедентным призовым фондом. Мечта мечтой, а намеки вроде «им еще надо подумать, как жить после всего в нашем обществе», большинством атлетов поняты правильно: в Париж очень хочется, но это себе дороже.

В самом начале кампании было высказано предположение, что из россиян в Париже мы увидим только нескольких теннисистов, и этот пессимистический прогноз вполне может сбыться. Но и теннисисты могут не поехать — все будет зависеть от того, насколько сильными окажутся грозовые разряды. А в том, что тучи на политическом небосклоне к концу июля не рассеются, а даже сгустятся, можно даже не сомневаться.

«Продолжается игра радости с отчаяньем», как пелось в одной хорошей песне. В нашем случае — большая политическая игра. Спорта в ней, увы, немного.

Открытые для всех

Парижу до российского внутреннего раскола дела нет — у него своих забот хватает. Ему надо провести Олимпиаду в условиях, не сильно способствующих главному празднику спорта четырехлетия. Надеюсь, у него получится, если удастся избежать угроз и свести к минимуму проблемы, естественные и искусственные.

В России Игры-2024 заранее объявили ущербными, и не в последнюю очередь из-за того, что «у властей не хватает сил бороться с новым протестным безумием». Зато у нас этих сил с избытком, можем поделиться опытом, как обеспечить сплочение и единение, как плакаты сделать одинаково правильными, а воду в Сене — дистиллированной и пригодной для любого марафона, пусть и олимпийского. Только никто с такой просьбой к нам не обратится.

Вот одна из характерных цитат, не важно, кому конкретно принадлежащая: «Зачем участвовать в политическом фарсе, который пытаются подать под видом «спортивного праздника»? Ведь давно уже ясно, что без топовых россиян Игры не имеют никакого смысла».

Для России (и то не для всей) — может быть, и не имеют. А для всего мира Олимпийские игры еще имеют, и будут иметь значение до тех пор, пока люди хотят в них участвовать Мы ведь тоже — хотели, да вот что-то не склалось. Если праздник не с нами, то это не значит, что его нет. Даже если главный лозунг 33-й Олимпиады — «Игры, открытые для всех» — звучит не очень убедительно.

Ну да, мешает жить Париж, как пел классик авторской песни. Песне, посвященной 21-й геофизической экспедиции, в которой ленинградец Юрий Кукин работал техником-оператором, ровно 60 лет. Она совсем не про наши дела. Но звучит вполне современно:

«Ты что, мой друг, свистишь?
Мешает жить Париж?
Ты посмотри: вокруг тебя тайга.
Подбрось-ка дров в огонь,
послушай, дорогой,
он — там, а ты у черта на рогах…»

Молодец Юрий Алексеевич. Правильно подметил.