Пиратское Просвещение, или Настоящая Либерталия

Перевод с английского.: Антона Вознесенского. — М.: Ad Marginem, 2024.

Вообще-то автор собирался писать серьезное пространное эссе о королях и о божественном институте монархии, а получилось вот что.

Причиной всему старая рукопись, почти случайно нарытая в Британской библиотеке, — большущего формата листы, покрытые мелким бисерным почерком, так характерным для восемнадцатого века. Про пиратов. Расшифровать — подвиг. На ее основе автор собирался написать эссе «Пиратское Просвещение. Мнимые короли Мадагаскара». Но пираты крикнули «йо-хо-хо», показали характер и склонили к бунту.

• В результате получилась небольшого объема, но чрезвычайно содержательная книга, точнее, три под одной обложкой. Оригинальное документальное исследование с серьезным научным аппаратом — ссылки, цитаты, комментарии, все как положено. Это раз.
• Во-вторых, авантюрный роман про пиратов — экзотические острова, туземные красотки, приключения, сокровища, пиастры и прочая карамба.
• Наконец, третье, тоже важное. «Пиратское Просвещение» — подтверждение фирменной теории автора о том, что идея свободы и саморегулируемого общественного устройства не является чисто европейским изобретением. На рубеже XVII–XVIII веков, совершенно независимо от Томаса Мора и Томмазо Кампанеллы, грезивших об идеальном обществе, еще до рождения Руссо, Дидро и Вольтера на дивном острове Мадагаскар пираты и их женщины (!!!), пусть и ненадолго, на несколько десятков лет, осуществили вполне успешную попытку построить справедливый мир свободных и равноправных. Тому есть документальные подтверждения. О том, как и почему «пионерами свободы» стали именно лихие безбашенные флибустьеры, а «колыбелью демократии» именно Мадагаскар, и рассказывает Дэвид Гребер.

«Это книга о королевствах пиратов, реальных и придуманных. А также о том времени и о том месте, когда и где установить разницу между тем и другим было очень сложно. На протяжении почти сотни лет, с конца семнадцатого столетия до окончания последующего, восточное побережье Мадагаскара оставалось сценой театра теней легендарных пиратских королей, пиратских злодеяний и пиратских утопий, слухи о которых шокировали, вдохновляли и развлекали завсегдатаев трактиров и кофеен по всей Северной Атлантике».

Автор достоин отдельного похвального слова.

Дэвид Гребер — фигура культовая, культурный антрополог с мировым именем, по политическим взглядам — анархист, яростный противник европоцентризма. Редкое сочетание высокой научной репутации, остроумия, интеллекта, страстного полемического дара, широчайшего кругозора и литературного таланта. Автор нескольких ярких спорных книг, ставших мировыми бестселлерами. У нас переведены «Бредовая работа. Трактат о распространении бессмысленного труда», «Долг. Первые 5000 лет истории», «Утопия правил. О технологиях, глупости и тайном обаянии бюрократии» и «Фрагменты анархистской антропологии» — простое перечисление дает представление о масштабе научных интересов и компетенции. Он ушел из жизни скоропостижно четыре года назад, не дожив до 60 в неравной битве с последствиями коронавируса. «Пиратское Просвещение» оказалось последней книгой, если не завещанием, то впечатляющим завершающим словом.

«Вот вам история о магии, — пишет Гребер, — об обманах, морских сражениях, украденных княжнах, восстаниях рабов, облавах, вымышленных королевствах и послах-самозванцах, шпионах, похитителях драгоценностей, отравителях, сатанистах и сексуальной одержимости — обо всем том, что лежит в основе современной свободы. Надеюсь, что все это читателю будет так же по душе, как и мне».

Я?

Роман / Перевод с немецкого Александра Кабисова. — М.: CORPUS, 2024.

Война закончилась сегодня. Та, давняя, открывшая ХХ век, Первая мировая. Ханс Штерн, в задумчивости обходя позиции, наталкивается на убитого солдата. Война закончилась на несколько часов позже, чем была выпущена пуля, оборвавшая жизнь этого человека. Штерн находит на теле погибшего паспорт — Вильгельм Беттух, пекарь из Франкфурта, — и сует его себе в карман. Зачем? Объяснить невозможно, какой-то мгновенный инстинктивный порыв. С этой минуты он уже не понимает, кем является на самом деле — Хансом Штерном или Вильгельмом Беттухом (какая, право, нелепая фамилия, bettuch по-немецки — простыня), состоятельным берлинским врачом или простым франкфуртским пекарем. Он возвращается в свою квартиру (свою?), к нему на грудь кидается прекрасная нежная женщина, обнимает со слезами старуха с клюкой, в детской спит маленький мальчик… Вот давний приятель, который тоже был на фронте и, кажется, когда-то заигрывал с его женой, вот светская дама, его довоенная любовница, вот кабинет, где он принимал пациентов…

Он вроде бы и понимает, что это его семья — жена, мать, ребенок, что это его мир, его жизнь. Почему же чувствует себя чужаком, самозванцем? Он изо всех сил пытается быть Хансом Штерном, соответствовать, но почему все его существо рвется во Франкфурт, где дом с лавкой на первом этаже, сестра в беде, где от горя утраты умирает больная мать Вильгельма Беттуха. Его мать, его сестра, его лавка?.. Вопреки логике и здравому смыслу он едет во Франкфурт.

Мучительный, странный короткий роман Петера Фламма от первой до последней страницы — бесконечный внутренний монолог героя. В буквальном смысле поток сознания — рваный, судорожный, расщепленный, как сознание Ханса-Вильгельма. Полная утрата самоидентификации — прямое следствие войны, сейчас бы сказали — посттравматический синдром. Война изуродовала, стерла, разрушила в человеке первооснову — уникальную личность — и швырнула в размеренный послевоенный мир. Вернувшийся с фронта внешне целым, доктор Штерн (или пекарь Беттух?) на самом деле ни жив, ни мертв, полужив-полумертв, в любом случае — не полностью жив. Распадающееся на кровоточащие куски сознание играет с ним в страшные игры, превращая существование в невидимые миру муки. Благополучно эта история закончиться не может.

Роман написан в 1926 году. Почему не знаем? Все сложно и просто.

Петер Фламм — псевдоним. Автора звали Эрих Моссе, успешный психиатр еврейского происхождения. «Я?» — его литературный дебют. Сам Эрих в окопах не был, героем войны стал его брат, ушедший добровольцем воевать за любимое Отечество. Книга появилась в самое «удачное» для подобного яростного высказывания время — достаточно представить себе Германию конца 1920-х. Откровенно антимилитаристский, необычный по форме, скандальный экспрессионистский роман вызвал острую реакцию, зоологическое неприятие. Через несколько лет Моссе с женой вынужденно эмигрировал и прожил в Америке долгую спокойную жизнь. Тут повезло. А книгу забыли.

Роман прошлой весной случайно обнаружили в бездонных архивах издательства S. Fischer Verlag (что значит немецкая аккуратность, ordnung — порядок, вопреки войнам, смене идеологий, геополитическим пасьянсам).

Рукописи не горят.
И не исчезают.

Скрытая бухта

Роман / Перевод с испанского Марины Кетлеровой. — М.: Фантом Пресс, 2024.

С одной стороны, наследство — это хорошо. Вилла на севере Испании, в Кантабрии, неподалеку от Сантандера. Дом большой, старый, ветхий, требует серьезных вложений, зато само место — мечта! Участок со скалой над морем с собственным спуском к пляжу. Тут же в усадьбе есть «хижина», уже приведенная в порядок, комфортная двухэтажная хижина со всеми современными удобствами в скандинавском стиле. В чем тогда другая сторона? Ценную недвижимость Оливер Гордон получил после смерти матери-испанки, ее на лондонской улице сбила машина.

Похоронив жену, отец вышел в отставку и теперь в полном уединении удит рыбу где-то в Шотландии, дозвониться — и то проблема. Где-то есть еще брат, который после возвращения из Ирака исчез с горизонта, — он тоже получил свою часть наследства, но ни один из счетов не тронут. У Оливера своя личная драма — трудное расставание с любимой женщиной. Именно сейчас лучше всего изменить пейзаж за окном, страну, образ жизни. Оливер мотается между Лондоном и Сантандером, завершает дела, планирует будущее. Звонок застает его в дороге. Бригадир строителей — слышно, как он взволнован, — сообщает: во время ремонтных работ в стене обнаружены мумифицированные останки младенца, уже приехала полиция, к хозяи­ну есть вопросы.

Несмотря на то что Оливер с братом проводили в доме над морем летние каникулы, историей маминой родни и старой виллы не интересовались. Теперь придется — вместе с компетентными органами. Так и хочется сказать банальное: «прошлое возвращается».

Современные главы перемежаются с параллельной сюжетной линией. Это другой голос, интимный дневник, отправная точка которого — самое начало Гражданской войны в Испании, точнее, в Кантабрии — последнем оплоте республиканцев, что важно для сюжета. Дневник помнит первый день войны, прекрасный теплый день, когда мгновенно опустел пляж, помнит, как жители горной деревни прятались от налетов в пещерах, как дети научились по звуку определять, чьи самолеты кружат в небе, как бомба попала в одну из пещер, как победители расправлялись с побежденными. … Отзвуки давней трагедии настигают потомков через поколения. Мы до самого финала будем гадать, чей именно голос направлен из прошлого в день сегодняшний, но сразу понятно, что те давние роковые события имеют непосредственное отношение к загадкам настоящего.

Очень приличный детектив.

Не английский — испанский, стерильная выморочная чистота жанра — к счастью — не соблюдается. На выходе получаем не стандартный «издательский продукт», а качественный психологический роман с крепкой детективной интригой, которая плавно трансформируется в тонко и тщательно прописанную семейную сагу протяженностью в три поколения с тайнами, страстями роковыми, яркими персонажами и неожиданными подарками, но чаще гримасами судьбы. Сочувствие вызывают даже убийцы, не примитивные злодеи, а тоже жертвы рока и людей.

В «Скрытой бухте» ощущается не просто атмосфера — дух и ритм Испании с непременной сиестой. Солнце и сумрак, темперамент и вера, кровные узы и амбиции, честь и справедливость, как понимают их только на этой земле.

Самое удивительное, что книга, несмотря на всякие мрачности, оставляет светлое, легкое, какое-то летнее послевкусие. Возможно, благодаря деликатной любовной истории двух очень симпатичных персонажей.

Поляк

Роман / Перевод с английского Марины Клеветенко. — М.: Азбука Аттикус, 2024.

Беатрис не видит снов, но можно фантазировать наяву. Зато после восьми-девяти часов сна встает свежей, обновленной, полной сил. Наверное, потому выглядит гораздо моложе своих пятидесяти. Она в ладу с собой. С такими здоровьем и наследственностью впереди еще полвека спокойной благополучной жизни. Она мать двоих взрослых сыновей, жена банкира. Супруги уже давно не делят постель, но так даже лучше — сон крепче и здоровее. Если что, на горизонте всегда маячит, скажем, новый молодой мускулистый инструктор в спортклубе, легкий флирт, не более того, исключительно для тонуса. У нее масса важных дел — благотворительность, общение с друзьями, дом… Особое увлечение — музыка, она меломанка с утонченным вкусом, давно стала активной участницей Концертного круга — состоятельные барселонцы приглашают известных исполнителей, чтобы знаменитость выступала исключительно для них — узкого круга истинных ценителей. Программа обычно расписана на год вперед, у звезд плотный график.

Очередной гость — польский пианист с непроизносимой фамилией, прославившийся уникальной трактовкой Шопена. Беатрис любит Шопена, слушая ноктюрны, видит себя в просторной польской усадьбе, вокруг леса, цветущие поля, запах роз… Она в предвкушении. По давно заведенной традиции после концерта гостя приглашают на ужин в лучший барселонский ресторан, на этот раз — это ее миссия. Интересно, говорит ли он хотя бы по-французски…

Но ни сам Поляк, так она стала его называть, ни его Шопен не понравились — ни усадьбы, ни сада, ни запаха роз. Никакого романтического флера — жестко, драматично, слишком много философии. Знатоки, это она потом вычитала, считают, что он открывает в Шопене Баха. Для нее — неубедительно. Да и сам симпатии не вызвал — крупный костистый мужчина с огромными ручищами, пышная шевелюра, какие-то нелепые манеры, мужчина на излете карьеры. Со сцены не так заметно, но за столом в ресторане стал виден возраст, он же родился в 1943-м. Она попыталась представить себе, что было в Польше в 1943-м — голод, война, страхи. Она выросла в сытости, благополучии, безопасности. Между ними — пропасть, в том числе и в том, что касается главного в его жизни — музыки, это стало понятно во время светской беседы за ужином. У Поляка приличный английский, медленный, но правильный. С ним светская болтовня не получается, слишком серьезен, даже раздражает. Свой долг Беатрис выполнила, развлекла, доставила до гостиницы. Во время прощания он чуть дольше положенного задержал ее руку в своей огромной ладони. Чуть дольше… Еще бы немного, пара мгновений, но Поляк уходит.

Дальше начинается странная короткая связь двух взрослых людей, для одного из которых — это последняя, возможно, самая главная любовь в жизни. Кроме музыки, разумеется.

Что делать, если один человек становится смыслом жизни другого? А для этого другого в жизни иные смыслы.

Что делать, если один отдает все, а другой, другая, честно признается: ей интересны и важны только собственные реакции, она скорее наблюдает, чем чувствует.

Только любовь — поразительная штука, она остается, даже если в ней нет смысла.

Нобелевскому лауреату Джону Кутзее восемьдесят четыре полных года. «Поляк» увидел свет в 2023-м. Чувствуется, что это книга очень пожилого человека — медленная, экономная, на сколько хватает сил, книга человека, который знает о любви то, чего другим знать не дано. Зато стиль прежний, узнаваемый — сухая лаконичная проза, без сантиментов, почти без красок. Графика. Страсть, дыхание, даже некоторая томность — в паузах, между строк.

«Вы — ответ на загадку: «Ради чего я существую», вы мой мир, вы дарите мне покой и радость. Вы — женщина, на которую я потрачу свою последнюю любовь».