Антанта как предтеча версальского миропорядка

Изначально Антанта (см. сноску 1) — артефакт глобальной архитектуры безопасности начала XX века — являла собой межимперскую коалицию двух монархий (британской и российской) и одной республики (французской). Со временем к альянсу присоединялись и другие страны, вплоть до уже шипевших друг на друга США и Японии. Лишившись по дороге к версальскому триумфу (см. сноску 2) своего трагического — российского — звена, Антанта какое-то небольшое время еще поработала де-факто мировым правительством.

Поверженные ею враги — страны вражеской коалиции, нанизанные, как на шампур, на свою Ось (Берлин–Вена–Константинополь–София), после войны все дружно обескоронились и изрядно похудели. Австро-Венгрия и Высокая Порта, те и вовсе рассыпались на свои ядра (Австрия да Турция) и на новые страны-осколки или подмандатные территории. Управлять миром непросто, и Антанта вскоре совершенно запуталась.

Особенно это сказалось на взаимодействии с реинкарнациями двух восточных империй — Российской, где вместо царя — Ленин со своими большевиками, и Османской, где вместо султана и халифа, а точнее, одновременно с ним — Кемаль-паша со своими младотурками. Артефакт все более и более стал напоминать реликт.

С вводом же в строй циклопической конструкции Лиги Наций как мирового парламента и глобальной манифестации нового — версальско-вашингтонского (см. сноску 3) — геополитического устройства мира Антанта и вовсе почила в Бозе.

Realpolitik, она же Idealpolitik: Лейпцигские процессы

С чем Антанта вчистую не справилась, так это с расследованием «гуннских зверств» — чудовищных военных и гражданских преступлений стран Оси с их последующим осуждением и наказанием. Казалось бы, одних только немецких (три газовых богатыря — хлор, фосген и иприт) и турецких (три резни — армянская, греческая и айсорская) художеств хватило бы на добротные аналоги Нюрнберга из эпохи Второй мировой! Но ничего подобного не произошло.

В конце 1914 года был создан англо-французский комитет Брайса, начавший со сбора информации по немецким преступлениям в Бельгии: помимо надругательства над ее нейтралитетом в августе 1914 года, это еще и казни немирных комбатантов и мирных жителей (см. сноску 4).

1915 год заставил комитет обратиться и в сторону Турции: Брайс первым озвучил тему армянского геноцида в палате лордов и совместно с Арнольдом Тойнби подготовил так называемую «Синюю книгу», обобщившую свидетельства о массовых убийствах армян и ассирийцев, совершенных младотурками. Однако опубликованный в конце 1915 года отчет комитета соч­ли не вполне объективным, после чего… распустили сам комитет.

Следующий аналогичный орган — комитет Моргана — был создан только в октябре 1918 года, но и его реальный пафос был не в том, чтобы устанавливать и расследовать преступления, а в том, чтобы запугивать такой перспективой немецкий Генштаб. Радикальнее всех — в преддверии выборов, разумеется, — был премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж. Он инициировал популярную среди британцев кампанию «Повесим кайзера!», а потом расширил список кандидатов на виселицу за счет других поджигателей войны — как политиков, так и военных.

В январе 1919 года, после заключения Компьенского перемирия, на Парижской конференции впервые был создан хоть какой-то международный орган — Комиссия по установлению ответственности поджигателей войны и мерам по исполнению их наказания. Лидеры Германии обвинялись в трех видах преступлений — военных, против человечества (человечности) и в развязывании войны. Для осуществления судопроизводства предусматривалось создание специальных трибуналов с судьями из стран Антанты, обвиняемые были вправе выбирать адвокатов для своей защиты. Соответствующие позиции были включены в Версальский мирный договор (например, статьи 227 и 231).

Тут хочется перевести дух и указать на своеобразную юридическую щепетильность того времени — на чрезвычайное почтение к принципу ретроактивности, то есть отсутствию у законов обратной силы (см. сноску 5). Вот несколько образцов. Первый: судить Вильгельма II за развязывание войны, даже если он, сидя в приютившей его Голландии, любезно на это согласился бы, все равно не получилось бы, поскольку в 1914 году такого деликта еще не существовало.

Второй: Гаагская мирная конференция, или — иначе — конференция по разоружению (1899), инициированная, кстати, Россией, запретила «употребления в полевой войне разрушительных взрывчатых составов, уже существующих, а также пользоваться метательными снарядами с воздушных шаров или иным подобным способом». Но боевые газы, перемещающиеся единственно силою ветра и по направлению ветра, сюда уже не относятся, так что их употребление не только инновационно, но и легитимно (см. сноску 6). Насколько антигуманно или цинично — другой разговор, но легитимно же!

По условиям Версальского договора Германии запретили на будущее производить и импортировать боевые газы, но химическое оружие самим странам бывшей Антанты настолько «понравилось», что на Вашингтонской конференции об ограничении морских вооружений и проблемах Дальнего Востока и бассейна Тихого океана (1921–1922) идея полного его запрета была забаллотирована. И только летом 1925 года на конференции в Женеве был принят протокол о запрете применения химического и биологического оружия. Причем только применения, но не разработки и не хранения! (Разве не странно?)

То же и учиненная младотурками Большая резня — армянская, греческая, айсорская. Об армянской как о самой масштабной из них еще будет сказано, но приложение к ним понятия «геноцид» впоследствии постоянно наталкивалось на возражение типа: нет, это не геноцид. Почему? Потому что термин, видите ли, появился гораздо позже!..(см. сноску 7)

Пожалуй, активней других воздаянию и торжеству справедливости противодействовали США с их тогдашней Realpolitik — курсом на скорейшее восстановление хороших отношений с новой Германией (Германию довоенную они держали за чуть ли не образцовую страну). Поэтому президент Вильсон — в пароксизме, видимо, уже Idealpolitik — находил мир без победы ценностью большей, чем победа без мира. Поэтому он считал и трибуналы неуместными как создающие опасный прецедент суда победителей над побежденными. А то, что отсутствие суда создавало прецедент куда более опасный, ему в голову не приходило.

Компромиссным решением проблемы показалось создание судов в самой Германии, но при участии международных наблюдателей. 3 февраля 1920 года, то есть уже после вступления Парижского договора в силу, был утвержден список из примерно 900 обвиняемых, включая Гинденбурга, Людендорфа, фон Тирпитца и других. Антанта теперь не приказывала, а вежливо обращалась к немецкой стороне с нижайшей просьбой не отказаться уговорить перечисленных товарищей сдаться германскому правосудию и пройти через ближайшее чистилище. Основательно изучив список, немецкая сторона сократила его до 45 душ, а в качестве чистилища любезно предложила самою себя, а именно Верховный суд в Лейпциге.

Но открывшийся там 23 мая 1921 года так называемый Лейпцигский трибунал, как и вся серия уголовных процессов, последний из которых состоялся в 1927 году, стали для приверженцев наказания военных преступников еще большим фиаско, чем вся предыдущая возня.

• Во-первых, ни обвиняемые, ни свидетели в большинстве своем на суд не являлись.
• Во-вторых, явившиеся в большинстве своем были оправданы. В-третьих, осужденные получили просто смешные сроки, а некоторые из них просто сбежали из тюрем (что бы не сказать — были вытолканы оттуда тюремщиками). Короче: не компромисс, а фарс.

Неудача с преследованием военных преступников после Первой мировой войны — как германских, так и турецких — сильно давила на отношение к аналогичной проблеме в контексте Второй мировой и определила в конце концов немалые усилия по недопущению повторения фиаско.

Депортации: Австро-Венгрия и Россия

В контексте Первой мировой из репертуара преступных деяний воюющих сторон необычайно заметными оказались депортации гражданского населения из прифронтовых зон. К ним системно прибегали как минимум три страны из обоих воевавших тогда лагерей — Австро-Венгрия, Россия и Турция.

Как репрессии депортации специфичны тем, что их жертвами являются не отдельные личности, не индивидуумы (как, например, при отправке в ГУЛАГ или лишении избирательных прав), а контингенты, принадлежность к которым — к «кулакам», к «чеченцам» и т.д. — и формирует круг жертв (см. сноску 8).

Депортированные в Австро-Венгрии были представлены двумя контингентами. Первый — евреи: около 60 тысяч евреев из Галиции были превентивно выдворены в Богемию и Моравию (см. сноску 9). Второй контингент — это «русины» (если этнически-этнографически) или «русофилы» (если культурно-политически). Точное количество их неизвестно, но речь идет не более чем о первых десятках тысяч человек из Галиции, Буковины и Закарпатья (Угорской Руси) — симпатизантов России. Начиная с сентября 1914 года их изгоняли из оказавшихся прифронтовыми родных мест — по инициативе властей или, не реже, по доносам своих украинских или польских соседей.

Преобладающей формой их репрессивного содержания было заключение в тюрьму, а затем конвоирование и интернирование в специальных лагерях к западу от линии фронта, в частности, в крепости Терезин в Чехии (см. сноску 10) или лагерях в Березе-Картузской (в нынешней Белоруссии) и особенно долго и массово — в Талергофе (в Штирии, возле Граца (см. сноску 11)) (см. сноску 12). Контингент, по-видимому, подвергался фильтрации, коль скоро значительная часть его была расстреляна.

Сама Россия также прибегала к активной депортационной политике на всех своих театрах боевых действий — Западном (против Германии), Юго-Западном (против Австро-Венгрии и Болгарии) и Южном (против Турции). Главными объектами депортации были неблагонадежные этнические контингенты — в первую очередь евреи: как российские граждане, так и граждане враждебных государств.

Одной лишь военной необходимостью, как справедливо замечает П. Холквист, эти меры не объясняются: «Их смысл становится понятным, только если мы серьезно отнесемся к концепции о возможности трансформации структуры населения либо путем введения в нее определенных элементов, либо путем удаления их из нее» (см. сноску 13). По оценке Эрика Лора, депортации на Западе затронули около 1 млн чел., половина из которых — евреи, треть — немцы, а остальные — поляки и прибалты (см. сноску 14).

Впрочем, это совершенно естественно и понятно в свете тех идей, которым обучали в Академии Генерального штаба Российской империи.

Уже в ночь на 18 июля 1914 года, то есть еще до официального объявления войны, Россия приступила к арестам и высылкам подданных Германии и Австро-Венгрии (см. сноску 15). А их было немало (в общей сложности не менее 330 тыс. чел.), уже десятками лет они проживали в Петербурге, Москве, Одессе и Новороссии, на Волыни, в Польше и Прибалтике. Выселяли их в дальние внутренние районы (в частности, в Вятскую, Вологодскую и Оренбургскую губернии, а жителей Сибири и Приморья — в Якутскую область). Во второй половине 1915 года эта география серьезно «посуровела»: местами высылки стали зауральская часть Пермской губернии, Тургайская область и Енисейская губерния.

Депортировали при этом не только «подозреваемых в шпионаже», но и вообще всех лиц призывного возраста (чтобы предотвратить их вступление в ряды армий противника), причем не только немцев, австрийцев или венгров, но и поляков, евреев и других (исключение делалось только чехам, сербам и русинам, да и то только тем, кто давал подписку «не предпринимать ничего вредного» против России). Особенно сурово обошлись с немецким населением Волыни, летом 1915 года чуть ли не поголовно высланным в Сибирь. Кстати, высылали за счет самих высылаемых, а при отсутствии у них средств — по этапу, как осужденных преступников.

На практике интернировали и без особого разбора, а весь контингент именовался «гражданскими пленными». Высшей точкой этого беспредела стал приказ генерала Н.Н. Янушкевича от 5 января 1915 года: очистить 100-верстную полосу вдоль русских берегов Балтийского моря от всех германских и австро-венгерских подданных в возрасте от 17 до 60 лет, причем отказывавшиеся уезжать объявлялись немецкими шпионами. И лишь спустя некоторое время, под давлением общественности и ряда отрицательных последствий, эти репрессии были несколько ослаблены, но только выборочно — главным образом для представителей славянских народов (см. сноску 16).

Кроме того, выселялись и подданные Турции (по меньшей мере 10 тыс. чел., среди них немало и крымских татар). По данным С. Нелиповича, их высылали в Олонецкую, Воронежскую, Калужскую, Ярославскую и Казанскую губернии, а по данным Э. Лора — в Рязанскую, Калужскую, Воронежскую и Тамбовскую, а также — и в особенности — в район Баку, где для них был создан устрашающий по своим условиям лагерь на 5 тыс. чел. (см. сноску 17)

С клеймом «ненадежных элементов», «внутренних врагов», «предателей» и т.п. евреев выселяли из всех прифронтовых территорий. Первым — уже в начале августа 1914 года и вместе с местными немцами — было выселено еврейское население Яновца Радомской губернии, чуть позже — население посада Рыки (по-видимому, той же губернии), Мышенца Ломжинской губернии и Новой Александрии Люблинской губернии (тут даже дважды — 23 августа и в начале сентября 1914 года). В октябре все евреи были выселены из местечек Пясечна, Гродзиска и Скерневиц Варшавской губернии. Позднее им разрешили вернуться, но в январе 1915 года, вместе с еврейскими жителями еще приблизительно сорока поселений губернии, они были выселены вновь, причем, как в случае с жителями Сохачева, из их числа брались и заложники, некоторые из которых были повешены.

Валентин Парнах свидетельствовал: «Еврейских бедняков изгоняли из прифронтовых губерний, увозили в скотных вагонах, помеченных надписью «40 евреев, 8 лошадей». <…> Так в этих подвижных тюрьмах перевозилось мясо для погрома» (см, сноску 18).

Одним из мест, где скапливались евреи из прифронтовых губерний, стала Варшава. К концу 1914 года здесь насчитывалось уже свыше 80 тысяч беженцев и выселенцев-евреев (см. сноску 19).

Однако все эти отдельные выселения и бедствия, как отмечал С. Вермель, посвятивший им серию обобщающих статей, «…бледнеют перед грандиозным массовым выселением из Ковенской и Курляндской губерний». 30 апреля 1915 года для Курляндской и 3 мая для Ковенской и, частично, Сувалкской и Гродненской губерний — ввиду быстрого наступления немецкой армии — последовали распоряжения русской военной администрации о немедленной и поголовной депортации всех местных евреев. Всего из Курляндии тогда было выселено около 40 тыс. чел., а из Ковенской губернии — от 150 до 160 тыс. чел. Местами их нового поселения были назначены отдельные уез­ды Полтавской, Екатеринославской и Таврической губерний.

В июне 1915 года выселение евреев продолжилось, захватив уже юго-западный край — Подольскую и Волынскую губернии. И все это — невзирая на то, что почти в каждой еврейской семье кто-нибудь да воевал на войне, и то, что еврейскую молодежь, в том числе и из числа выселенцев, продолжали призывать в действующую российскую армию.

Всего за 1914–1916 годы с территории современных Польши, Литвы и Белоруссии во внутренние губернии России было выселено 250–350 тыс. евреев. Но это лишь малая толика того колоссального людского потока, который стронула с места Первая мировая война. Отталкиваясь от данных государственных органов и общественного Татьянинского комитета, Е.А. Волков дал оценку по состоянию на 1 июля 1917 года: 7,4 млн чел., из них 6,4 млн беженцы, а остальные — депортированные.

Нельзя не отметить, что для евреев, запертых в черте оседлости, — как для широких беженских масс, так и для депортируемых — было в этих событиях нечто исключительное: вот таким экстравагантным способом они впервые массово вырвались из черты. Для них депортация, оставаясь репрессией, стала еще и глотком неизведанной свободы.

Депортации: Блистательная Порта и Большая резня

Однако депортация депортации рознь.

При фактической поддержке Германии, бывшей во время войны союзницей Османской империи, и в порядке борьбы с их нелояльностью младотурецкое правительство организовало депортацию из прифронтовых районов (а фактически отовсюду) вглубь страны и, преднамеренно, насильственную резню армянского населения Турции, приведшую к фактическому уничтожению армянской общины. Аналогичные преступления совершались против ассирийцев, греков и езидов.

Слово «депортация» необходимо тотчас же взять в кавычки, поскольку через него просвечивает другое слово и другое, много худшее, преступление — геноцид (арменоцид), или Большая резня. Просвечивает, ибо здесь одно неотрывно от другого: как и в случае Холокоста, депортации являлись всего лишь инструментарием — промежуточным рабочим звеном геноцида (см. сноску 20). Турецкая «депортационная» политика принесла стране вечную репутацию родины первого в новейшей истории миллионного геноцида.

Первым шагом к Большой резне стала мобилизация армян в турецкую армию: около 100 тысяч армян-призывников оказались в самой настоящей западне. Их разоружили и жестоко, по одному, убивали, перерезая каждому горло. Разобраться с остальными армянами — женщинами, детьми и безоружными стариками — было уже не так сложно. Их-то и «депортировали» — практически всех, за исключением тех, кто персонально был признан полезным для государства-убийцы.

Тем не менее различаются несколько фаз самой депортации-геноцида. Первая началась с высылки армян Зейтуна и Дертьела в Киликии в начале апреля 1915 года. Вторая, начавшись 24 апреля (именно этот день отмечается как День памяти жертв армянского геноцида), охватила армянскую элиту Стамбула. Третья фаза — депортация армян из ареала их компактного расселения в восточной Анатолии. А в июне 1915 года, уже после завершившегося в середине мая Ванского сражения, когда союз русской армии и армянских повстанцев уже сложился, началась четвертая фаза: депортировали всех армян из всех приграничных районов и из Киликии.

26 мая 1915 года министр внутренних дел Турции представил «Закон о депортации», утвержденный меджлисом 30 мая 1915 года. В приказе от 21 июня 1915 года Талаат-паша ввел три принципа, ставших основополагающими при будущем расселении армян: первый — число армян не должно превышать 10% от числа мусульман в регионе, второй — число армянских домов в деревне не должно превышать 50, третий — армянам запрещалось менять место жительства и открывать собственные школы.

Не слишком демократично, конечно, но действительность была очень далека даже от такого режима спецпоселений. Последнее слово в «окончательном решении армянского вопроса» было не за чернильницей чиновника, а за ятаганом убийцы: ручьями полилась армянская кровь.

Убийцам были нужны не просто убитые армяне, но армяне замученные. Прежде чем перерезать беззащитному армянину горло, туркам было не лень закопать его живьем. На трудозатратах на убийстве своих жертв младотурки, в отличие от нацистской Германии, не экономили.

Те, кого «эвакуировали» в сирийскую пустыню Дейр-эз-Зор, в Конью или еще дальше, в Северную Месопотамию, вплоть до Мосула и Киркука, еще по пути становились жертвами «четтес» — турецких разбойничьих банд, а в Месопотамии — курдских банд: фактически у них был карт-бланш на грабежи, насилие и убийство армян. Поучаствовали в убийствах и черкесы — потомки западнокавказских мухаджиров, высланных из России по ходу Кавказской войны XIX века.

Депортация и уничтожение турецких армян в 1915 году коснулись и причерноморских провинций Османской империи. Здесь были и свои специфические особенности: часть «депортированных» вывозили на кораблях в море и топили — по турецкой привычке — в мешках.

Ну а те 150–200 тысяч армян, что каким-то чудом дошли до пустынь своего депортационного назначения, вовсе не оказывались там в безопасности: в их лагерях царили голод, антисанитария и эпидемии, местные бандиты совершали на них набеги.

По сравнению с другими провинциями в турецком Причерноморье армяне были сравнительно малочисленны. Из христианских народов здесь доминировали понтийские греки, так же как и армяне ставшие жертвами этноцида. Но по сравнению с армянской резней их этноцид был несколько мягче, он, правда, известен и изучен гораздо хуже.

По времени он был как бы смещен на год — в 1916-й. Начался по тому же сценарию, что и армянский, то есть с призыва молодых греков в турецкую армию, но там их, правда, не убивали, как армян, а отправляли в трудовые лагеря. Понятно, что даже от такого призыва хотелось по возможности уклониться.

Официальным поводом для репрессий служил коллаборационизм греческого населения, приветствовавшего приход русской армии. Трапезунд находился под российской оккупацией с апреля 1916-го по март 1918 года. Греки провозгласили тогда свое временное правительство c митрополитом Хрисанфом во главе и сформировали отряды самообороны. Их бойцы — так называемые поликары — после ухода русской армии ушли в горы и продолжили партизанскую борьбу с турками.

Сразу же после того, как Россия овладела областью Трапезунда, младотурки начали жестокую расправу над предателями — греками-понтийцами — на всех остававшихся под их властью территориях. А когда в марте 1918 года, после заключения Брест-Литовского договора, российские войска покинули Трапезунд, турецкая армия хлынула в город и окрестности, повсюду устраивая кровавые бани.

В 1919 году началась очередная греко-турецкая война. Греческое наступление в Анатолии стало сигналом к новым турецким зверствам и еще более жестокому истреблению понтийцев. В отсутствие какой бы то ни было поддержки извне (Греция войну проиграла, а ее бывшие союзники по ряду причин поддержали Ататюрка) поликары сосредоточились на переправке греческих беженцев за пределы Понта — в изгнание. Около 400 тысяч понтийцев были эвакуированы в Грецию, еще около 135 тысяч — на Кавказ.

По официальным турецким данным, в стране в 1912 году проживало 1,3 млн армян, из них в шести восточных вилайетах (провинциях) с преобладанием армянского населения — Эрзеруме, Ване, Битлисе, Арпуте, Сивасе и Диарбекире — 660 тысяч. Куда больше доверия вызывают данные армянской патриархии, согласно которым, в Турции в 1912 году проживало около 2,1 млн армян, из них более миллиона — в названных армянских провинциях, еще 140 тыс. — в провинциях, соседних с ними, 410 тыс. — в Киликии и 530 тыс. — в Западной Анатолии и европейской части Турции. После окончания Первой мировой войны в Турции оставалось лишь 70–80 тысяч армян.

Почти 600 тысяч армян стали тогда беженцами и рассеялись по многим странам мира, пополнив старые и образовав новые армянские общины. Так образовалась глобальная армянская диаспора — Спюрк. Потоки беженцев были возможны только вблизи турецких границ, будь то с Россией, Грецией или Болгарией, но большинство, особенно из Эрзерума и Вана, устремились в Россию.

Что касается понтийских греков, то их никуда не депортировали — с ними разбирались на месте. Физически уничтожено было не менее 350 тысяч человек. Сотни тысяч вынуждены были конвертироваться в ислам и, подобно пиренейским марранам-евреям, стать криптохристианами. Большинство же пустилось в бега и осело на чужбинах компактными группами — в тогдашней России (Северный Кавказ, Крым, Грузия, Армения)21 или Северной Греции (Македония и Западная Фракия).

Константинопольские суды: наказать убийц!

4 мая 1915 года Британия, Россия и Франция — через несколько недель после начала резни армян — опубликовали совместную декларацию и заявили о своем твердом намерении осуществить судебное преследование турецких преступлений: «В связи с недавними новыми преступлениями Турции против человечности и цивилизации союзные правительства публично объявляют Блистательной Порте, что она несет личную ответственность за эти преступления, включая всех членов османского правительства и их агентов, которые участвуют в массовых убийствах» (см. сноску 22). После поражения Османской империи в 1918 году, Мудросского перемирия и оккупации Константинополя силами Антанты страны-победительницы потребовали от Турции наказать виновных в преступлениях против военнопленных и армян (см. сноску 23).

Тогда правительство Тевфик-паши решило, не дожидаясь международного суда, расследовать эти преступления у себя, в национальных судах. 23 ноября 1918 года султан Мехмед VI создал правительственную следственную комиссию, расследующую преступления младотурок. Комиссии удалось собрать от губернаторов провинций обширную документацию по резне. 16 декабря 1918 года султан официально учредил три военных трибунала в столице (так называемые Константинопольские суды) и 10 судебных органов в провинциях. Впрочем, к началу работы трибунала почти все основные руководители партии «Иттихат» («Единение и Прогресс») — Талаат, Энвер, Ахмед Джемаль, Шакир, доктор Назим, Бедри и Кемаль Азми — бежали за пределы Турции.

Наиболее важные слушания проходили в 1919 году: по событиям в Йозгате (5 февраля — 7 апреля), в Трапезунде (26 марта — 15 мая), по лидерам «Иттихат» (28 апреля — 17 мая) и по кабинету министров (3–25 июня).

Расследования и суды подтвердили, что убийства армян не были спонтанными, а планировались центральным комитетом «Иттихат» и совершались организованно и по возможности поголовно. Убивали топорами, лопатами, ножами, а в Трапезундской области еще и утоплением в море. Начальник полиции Трапезунда показал, что губернатор области Мехмет Джемаль Азми насиловал армянских медсестер из больницы Красного Полумесяца и держал их в качестве наложниц. При этом не забывал и старших товарищей по партии в Стамбуле, куда отправлял молодых армянок в качестве «скромного подарка».

Но 11 августа 1920 года новое кемалистское правительство распустило суды…

Немезида и «Немезис»

Буквальный переток меджлиса и власти из Константинополя в Ангору (Анкару) привели не просто к не-ратификации Севрского мирного договора между Антантой и Турцией, но и к замыливанию и фактическому отказу от наказания преступников-кемалистов за совершенные ими преступления.

А это, в свою очередь, провоцировало иные формы инициативного возмездия, а именно террор и самосуд. Решительнее всех действовала армянская националистическая партия «Дашнакцутюн», разработавшая целую систему разыскивания и ликвидации виновников резни армян в Турции (1915) и в Азербайджане (Баку, 1918). Операция называлась «Немезис» (см. сноску 24) и преподносилась — всего лишь — как исполнение приговоров Константинопольского суда.

Самым первым номером в черном списке мишеней «Немезиса» стоял Мехмед Талаат-паша, великий визирь и экс-министр внутренних дел Турции, — главный организатор всей армянской резни. 15 марта 1921 года в Берлине его застрелил Согомон Тейлерян, потерявший в резне около ста родственников. Он был оправдан берлинским судом как совершивший преступление в состоянии аффекта.

• 5 декабря 1921 года в Риме во время конной прогулки был застрелен бывший великий визирь (премьер-министр) Османской империи в первом кабинете младотурок Саид Халим-паша. Его убийцы схвачены или найдены не были.
• 17 апреля 1922 года — снова в Берлине — во время семейной прогулки были убиты бывший вали Трапезунда Джемаль Азми (см. сноску 25) и создатель организации «Тешкилят-и Махсуса» («Специальный комитет»), непосредственно осуществлявшей геноцид, — Бехаэддин Шакир, а с ним его телохранитель.
• 25 июля 1922 года в Тифлисе был убит бывший министр военно-морских сил Османской империи Джемал-паша (прозвище Мясник).

Но самыми первыми в рамках «Немезиса» были «казнены» деятели Азербайджанской Демократической Республики — виновники резни армян в Баку в сентябре 1918 года. 19 июня 1920 года в Тифлисе был убит ее бывший премьер-министр Фатали хан Хойский и ранен бывший министр юстиции Халил-бек Хасмамедов, а 19 июля 1920 года, тоже в Тифлисе, — зампредседателя Национального парламента Гасан-бек Агаев. Через год, 19 июля 1921 года, в Константинополе был убит бывший министр внутренних дел Азербайджанской Демократической Республики Бехбуд хан Джаваншир. Его убийца, Мисак Торлакян, предстал перед британским военным трибуналом, признавшим Торлакяна виновным в убийстве, но не отвечающим за свои действия как совершенные в состоянии аффекта.

Надо сказать, что эти армянские теракты оказали несомненное влияние на евреев, подвергшихся жесточайшим погромам в ходе Гражданской войны на территории бывшей Российской империи. Организации, подобной «Немезису», у них не было, но такие же решимость и жажда мести — были.

25 мая 1926 года в Париже еврейский часовщик и террорист-одиночка Шолем Шварцбард (1886–1938) застрелил… Симона Петлюру. Он и не думал прятаться, а подоспевшей полиции сразу заявил, что мстил за петлюровские погромы, жертвами которых стали 15 членов его семьи в Балте. Суд над Шварцбардом начался 18 октября 1927 года, и спустя восемь дней — и без юридического маневра с аффектом — его оправдали присяжные.