Теперь настало время рассказать и о событиях, связанных с реабилитацией Солженицына и возобновлением публикации его произведений в стране. Моя позиция и мои действия в них получили довольно широкое, но далеко не адекватное отражение в печати.

С этой проблемой я столкнулся буквально чуть ли не с первых дней своей деятельности в Политбюро. В середине октября 1988 года стало известно, что в Президиум Верховного Совета СССР поступило обращение руководителей Союза кинематографистов, в котором ставится вопрос об отмене дискриминационных мер в отношении Солженицына. Группа писателей выдвинула требование о восстановлении его в своем союзе.

18 октября я провел по этому вопросу совещание, на котором присутствовали Лукьянов, Крючков вместе с начальником 5-го управления КГБ Абрамовым, Карпов, заведующие отделами ЦК Павлов, Капто, Воронов, заместитель заведующего отделом Егоров. В ходе обмена мнениями Абрамов и Лукьянов высказались за продолжение жесткой линии и возобновление разоблачительной работы в отношении Солженицына; Крючков и Карпов — за более взвешенный подход на основе разграничения правовых аспектов выдворения Солженицына и идейно-политических позиций. Не остался незамеченным и тот факт, что

Я поддержал позицию Крючкова и Карпова, доложил о ней Горбачеву, и в таком духе была составлена записка для Политбюро, в которой речь шла не столько о публикации произведений Солженицына, сколько об общем изменении отношения к нему.

В эти дни мне пришлось углубиться в чтение произведений Александра Исаевича.

Автобиографические произведения: «В круге первом», «Раковый корпус» — при всей необычности языка и писательской манере — скучны, я их с трудом осилил. Что касается «Архипелага ГУЛАГ», то его трудно отнести к произведениям художественной литературы, равно как и к историческим исследованиям. Это скорее публицистика и документалистика, круто замешанная на крайне субъективной авторской позиции. Несколько позднее я взялся за чтение «Красного колеса», но так и не смог довести его до конца.

Естественно, письма деятелей культуры, касающиеся Солженицына, попали в прессу и стали достоянием общественности. Они активно обсуждались в стране, оживленно комментировались за рубежом.

В традиционалистски настроенных кругах, в партийном и государственном аппарате предложения о реабилитации Солженицына вызвали полное неприятие. Многие по-прежнему считали меры, принятые в отношении него, оправданными, что и сейчас надо продолжать действовать этими же методами, то есть «не пускать», «запрещать» и т.д. В результате длительной массированной пропагандистской кампании сложилось прочное представление о Солженицыне как об идеологическом и политическом противнике, в чем, собственно, была немалая доля истины.

В среде интеллигенции письма встретили сочувственное отношение. Весьма интересно, что реакция на дело Солженицына была неодинаковой в среде русофильско-патриотической и либерально-западнической интеллигенции.

«Патриоты», особенно крестьянско-патриархального толка, рьяно выступали за полную реабилитацию опального писателя, рассматривали его как знамя патриотического движения. «Западники» относились к фигуре Солженицына довольно сдержанно, выдвигая на первый план антисоветизм писателя. Характерно, что в письме, поступившем в адрес Горбачева от «Московской трибуны» (Ю. Афанасьева, А.М. Адамовича и др.), а также от группы ученых, на первый план было выставлено требование опубликовать «Архипелаг ГУЛАГ». В моем присутствии Горбачев разговаривал с Адамовичем и дружески говорил: «Александр Михайлович, что же вы делаете, кого поднимаете на щит? Это же наш противник, который вел и ведет борьбу против нас!»

Осенью 1988 года ситуация вокруг Солженицына не приобрела взрывного характера. Но неуклонно пробивало себе дорогу мнение, что запреты и административные меры в отношении инакомыслия недопустимы, что они часто дают обратный эффект, что читателю надо дать возможность самому составить мнение о тех или иных произведениях и их авторах. В различных аудиториях, с которыми мне приходилось встречаться, вопросы о Солженицыне ставились напрямую и в острой форме. Мои ответы не могли оставаться неизвестными, они довольно широко комментировались, в том числе и в зарубежной печати, сопровождались различного рода домыслами, искажениями и совершенно необоснованными утверждениями. Основной их лейтмотив состоял в том, что, по выражению одной газеты, «идеолог Коммунистической партии Вадим Медведев недавно наложил категорический запрет на публикацию произведений Солженицына».

Такие утверждения не имели ничего общего с действительностью. Напротив, я был принципиальным сторонником полной отмены сохранившихся еще ограничений. По моей инициативе все опубликованные в стране произведения, ранее изъятые из свободного обращения и сосредоточенные в спецхране, были выставлены на общие полки библиотек. Это относится к опубликованным произведениям Солженицына и к тем номерам журнала «Новый мир», в которых они были напечатаны.

В то же время в публичных выступлениях и в рабочих беседах я не скрывал своей точки зрения на идейно-политическую направленность литературного творчества Солженицына. <…>

В начале ноября у Горбачева состоялся обмен мнениями по этому вопросу с моим, а также Крючкова, Чебрикова и Лукьянова участием. Был согласован предложенный нами подход к этому делу, состоящий в разграничении двух сторон: государственно-правовой оценки выдворения писателя из страны и идеологической, которая определяет наше отношение к взглядам и политизированным произведениям Солженицына. Было поручено Лукьянову и Крючкову рассмотреть материалы, связанные с принятием указа о лишении Солженицына гражданства и внести соответствующие предложения, хотя в принципе и без анализа документов было ясно, что лишение Солженицына гражданства и высылка его за рубеж не имели юридического обоснования.

Мне было предложено провести серию бесед с деятелями культуры по их обращению, касающемуся Солженицына. В течение сравнительно небольшого отрезка времени я обсудил этот вопрос с Залыгиным, Распутиным, Астафьевым, Евтушенко, кинорежиссерами Смирновым, Наумовым и многими другими. Все они высказывались за отмену указа о выдворении Солженицына из страны и лишении его гражданства, возобновление публикаций солженицынских произведений. Вместе с тем многие были согласны со мной в критической оценке взглядов писателя, его книг. При обсуждении с редакторами журналов проблемы публикации произведений Солженицына я советовал с учетом реакции в стране воздержаться пока от публикации, в частности, «Архипелага», но при этом никаких указаний и запретов не было.

12 декабря в Доме кино состоялось собрание по случаю 70-летия Солженицына. Было много ораторов, в их числе В. Лакшин, О. Виноградов, Ю. Афанасьев, Ю. Карякин, Е. Яковлев. Конечно же, не обошлось без хвалебных од в адрес Солженицына и язвительно-критических стрел в направлении властей. Но говорилось и о непринятии Солженицыным Октября, советской власти, социализма.

Пожалуй, после всего этого первая волна общественной активности в пользу реабилитации Солженицына стала спадать, а острота вокруг этого вопроса ослабевать. Тем не менее я не раз напоминал Лукьянову и Крючкову о поручении Горбачева по правовым аспектам выдворения Солженицына. Лукьянов ссылался на Крючкова, а тот каждый раз обещал прислать официальный документ в ЦК КПСС, но он к нам так и не поступил.

Весной 1989 года началось новое нарастание напряженности вокруг этой проблемы. В определенной мере оно возникло на почве распространившегося мнения о смягчении позиции властей в отношении Солженицына. Оно поддерживалось западными средствами массовой информации. Вот выдержка из передачи радиостанции «Немецкая волна» 12 апреля: «В конце октября прошлого года только что ставший тогда ответственным за идеологию Вадим Медведев запретил публикацию отрывков из «Архипелага ГУЛАГ» в «Новом мире». Так сообщали западные корреспонденты из Москвы. Говорилось также, что Медведев вообще против публикации любых произведений Солженицына. Если это было действительно так, то позиция Медведева несколько смягчилась. Во всяком случае, во втором номере журнала «Век ХХ и мир» была опубликована статья Солженицына «Жить не по лжи». В статьях, опубликованных в различных советских газетах и журналах, имя Солженицына все чаще упоминается благожелательно».

Оставляем на совести корреспондентов и комментаторов домыслы о запретах. Их не было, о чем говорит и упомянутый в передаче факт публикации. Но редакторы журналов прислушались к моим советам и мнению относительно того, что можно было бы публиковать в первую очередь. Но вот в конце апреля по просьбе Залыгина состоялась наша новая встреча. Сергей Павлович вернулся к вопросу о публикации произведений Солженицына, в частности, «Архипелага ГУЛАГ», ссылаясь на сильнейшее давление на него со стороны широкой общественности как в стране, так и за рубежом.

«Сергей Павлович, — сказал я, — в принципе у нас нет и не будет разночтений, если начать с публикации произведений, написанных для нашей печати.

Насколько я знаю, в свое время была уже достигнута договоренность о публикации в «Новом мире» «Ракового корпуса» и «В круге первом». Журнал поступил бы логично, осуществив в первую очередь публикацию этих произведений. Мы, собственно, уже двинулись по этому пути, переведя опубликованные произведения Солженицына из спецхрана на свободный доступ. Ведь это вопрос не столько литературный, сколько политический, и надо учитывать настроения в обществе в целом, а не только в одной его части.

«Но такова воля автора, — ответил Залыгин. — Он согласен на возобновление своих публикаций в Союзе, если они будут начаты с «Архипелага».

«Ну а почему вы должны подчиниться его условиям? Надо постараться убедить автора в иной последовательности, в иной логике решения этого вопроса».

Собеседник вроде бы и понимал это, но вместе с тем говорил, что это очень трудно, и я понял, что он уже связан договоренностями. Вообще говоря, Залыгин мог бы, и не обсуждая этого вопроса в ЦК, публиковать то, что хочет, и мы не смогли бы и не стали препятствовать этому. Но порядочность этого человека, наши предыдущие обсуждения, понимание политической значимости предстоящего шага не позволяли ему сделать это. В ходе встречи писатель проявил интерес к участию в предстоящем визите Горбачева в Китай. Я думаю, что он в какой-то мере был связан с возможностью неформального общения с Горбачевым для решения солженицынского вопроса.

В начале лета вопрос достиг критической точки. Начала складываться ситуация, когда все основные писательские силы, принадлежавшие к самым различным, в том числе противоположным, направлениям и к людям, стоящим вне группировок, заняли позицию требовательной поддержки не только реабилитации Солженицына, но и публикаций всех его произведений.

26 июня я доложил об этой ситуации Горбачеву, который, впрочем, и сам располагал необходимой информацией. Я высказался за безотлагательное решение юридическо-правовой стороны дела, отмену решений, касающихся выдворения Солженицына и лишения его гражданства. Нельзя дальше настаивать на целесообразности публикации произведений Солженицына. По всем этим вопросам надо поставить точку на Политбюро, иначе мы окажемся не то чтобы в хвосте мчащегося вперед поезда, а вообще позади него. Горбачев согласился со мной, но просил еще раз переговорить с Залыгиным.

Как и следовало ожидать, позиция Сергея Павловича оказалась еще более жесткой, его решения и действия были фактически уже предопределены, и повернуть вспять готовящуюся публикацию «ГУЛАГа» было невозможно. Но он обещал сам написать развернутое послесловие, в котором была бы отмечена субъективность и, по меньшей мере, спорность идейно-политических взглядов Солженицына по ряду вопросов истории нашей страны.

29 июня на заседании Политбюро «за повесткой дня» (под этой рубрикой на Политбюро обсуждались, пожалуй, самые жгучие вопросы) Горбачев предоставил мне слово. Я кратко изложил суть дела, рассказал о своих дискуссиях с Залыгиным и другими деятелями культуры, о практически единодушных настроениях в писательской среде, которая в этом вопросе забыла даже обо всех своих групповых распрях. Сколь-нибудь развернутого обсуждения не было, хотя по отдельным репликам и выражению лиц было видно, насколько мрачна реакция у многих моих коллег по Политбюро. Никакого постановления не принималось, просто моя устная информация была принята к сведению. Имелось в виду, что писатели сами примут соответствующие решения.

А на следующий день состоялось заседание секретариата Союза писателей, обсудившее так называемую проблему Солженицына. На нем выступили А. Адамович, А. Вознесенский, С. Залыгин, В. Крупин, С. Михалков, Я. Петерс, В. Розов и другие. Были оглашены телеграммы Г. Бакланова, Д. Гранина, А. Иванова. В результате двухчасового обсуждения было единодушно принято решение о поддержке инициативы издательств «Советский писатель», «Современник», журнала «Новый мир» начать публикацию литературных произведений А. Солженицына, ранее не издававшихся в СССР, включая «Архипелаг ГУЛАГ», отменено решение Союза писателей СССР 1974 года об исключении А. Солженицына из Союза писателей СССР как ошибочное. Решено обратиться в Верховный Совет СССР с просьбой вернуть А. Солженицыну гражданство СССР. Все пункты решения были приняты единогласно.

С. Залыгина, проявившего, пожалуй, наибольшую настойчивость в решении этого вопроса, даже критиковали за недостаточную твердость, однако в целом возобладала точка зрения, что это слишком серьезная проблема, чтобы тут проявлялась какая-то спешка. Рассмотрение вопроса о Солженицыне на данном секретариате воспринято как оправданное и своевременное. Согласились и с тем, что вокруг него не следует поднимать большой шум и превращать его в предмет литературной и политической сенсации. В этом духе были составлены и опубликованы в «Литературной газете» и в «Литературной России» соответствующие информационные сообщения.

Так закончилась эта эпопея. Публикация солженицынских произведений, отмена репрессивных мер в отношении писателя, восстановление его гражданских прав не потрясли общество. Но они стали символом той расширительной трактовки плюрализма, которая не ограничивает его ни социалистическими, ни даже общечеловеческими ценностями, открыли путь для возвращения Солженицына на родину. В конечном счете все встало на свои места.

Из книги: Медведев В. «Прозрение, миф или предательство? К вопросу об идеологии перестройки». М.: Евразия+, 1998.