«Левада-центр» (включенный Минюстом в реестр «иноагентов») в конце февраля задал россиянам несколько вопросов о Навальном. Единства нет, что ожидаемо. Характерно для момента (канун выборов), что во всех случаях, где это было возможно, большинство отвечающих выбирали ответы нейтральные, не осуждающие и не восхваляющие. А среди решивших все же дать содержательные ответы старшие выбирали те, что с негативом. И в этих ответах, и в реакциях таких людей в ходе групповых дискуссий видна прямо-таки ярость в адрес человека, бросившего вызов системе, с которой мы все сжились, бросившего вызов лидеру, которого большинство привыкло видеть во главе страны.

А молодежь, особенно студенчество, в ходе фокус-групп отзывалась о нем положительно. При ответе на вопрос, чьи интересы выражал Навальный, выбирали чаще всех прочих ответ: «интересы молодежи». Они же чаще всех прочих утверждали, что Навальный выражал интересы «простых людей» и «всего населения». Они же чаще всех прочих утверждали, что Навальный сыграл положительную роль в истории нашей страны.

С учетом того, что Навальный рассматривался многими как главный оппонент Путина, не удивительно, что наиболее позитивно отзываются о Навальном в среде тех, кто решился открыто сказать, что не одобряет деятельность Путина на посту президента РФ (таких нынче 11%), и тех, кто находит курс страны неправильным (их 15%).

Похожим образом распределились ответы и на вопрос об отношении к «людям, которые вышли на улицу, чтобы почтить память Алексея Навального и возложить цветы к памятникам жертв политических репрессий». Главный ответ у всех — относимся «нейтрально, безразлично», а далее в разных группах перевес то относящихся положительно (молодежь, студенты), то относящихся отрицательно (пенсионеры). Но, отметим особо, что в целом, как показал опрос, отношение российской публики к вышедшим на улицы почтить память о Навальном (а также выразить свое мнение о тех, от кого зависела его судьба) преимущественно положительное.

11% опрошенных говорят, что Навальный сыграл положительную роль в истории нашей страны, 19% — что отрицательную. 53% предпочитают сказать, что не сыграл никакой особой роли. Но мы уверены:

Масштаб фигуры таков, что слова и образы, которые его кончина вызвала у говоривших о ней, возвышаются над повседневностью, приобретают эпический масштаб. Это важно. Заметим: эти образы непроизвольно берутся людьми из арсенала основополагающих мифов нашей культуры. В самом деле: безоружный бросал вызов властителю, он безвинно был многажды осужден и предан в руки врагов своих, но чудом выходил из узилищ, воскресал из мертвых, а когда был все же замучен, тело не отдавали матери оплакать. Для сакрализации фигуры этого более чем достаточно. И то, каким оказался никем не придуманный и не организованный ритуал всенародного и повсеместного прощания, это подтверждает. К лику мучеников его причислила вдруг сложившаяся — на момент — его паства.

Она разойдется, распадется, цветы поскорее разберут. Но память о событии и, значит, о мученике останется.

Но память — не такая, как про других. Он был не такой. Это видят все. Да, когда он ушел, его провожали как мученика, а может, и как праведника. Но при жизни он играл и другую, не менее важную для людей роль. Она проявилась при жизни — о чем мы будем говорить ниже, — она проступила и за его смертью. Она создала феномен Навального.

Феноменально уже то, что после его смерти память о нем будут поддерживать не одни его сторонники, но и его враги, те, кто делал и делал на траурном шествии фотографии участников. В этой форме еще долго после его смерти будет существовать его культ, где жрецами будут его ненавистники. И, того не желая, это они создадут ему памятник, книгу памяти, в которой останутся лица пришедших отдать ему последний долг почтения. Ее когда-нибудь издадут, люди увидят там лица своих родителей, поклонятся им, как те поклонились Навальному.

Чтобы понять взаимоотношения Навального с российским массовым сознанием, есть смысл вспомнить, что среди типовых фигур главных мифов есть одна, которую антропологи назвали словом «трикстер».

Это сложная фигура в мифе. Трикстер не принадлежит ни верхним, ни нижним силам, он не принадлежит ни стороне добра, ни стороне зла. Он движется между ними, что порождает и трагические, и комические коллизии.

Однако как фольклорный персонаж трикстер всегда чудесным образом оживает и возвращается.

Трикстер выполняет важнейшую социальную функцию проверки социальных конструкций на прочность: те, что не выдержали — обречены! И потому он очень нужен обществу. Потому же мифологические, фольклорные герои-трикстеры чрезвычайно популярны. Они популярны у древних народов и у нынешних, у людей, продолжающих жить в традиционных общественных условиях, и у перешедших к современной городской жизни (см. сноску 1). Разумеется, эти герои меняют свой облик. Из персонажей сказок превращаются в героев сериалов или героев анекдотов.

Многие политики, чувствующие запросы масс, в разных странах в разных ситуациях примеряют на себя такую роль или используют ее приемы, уловки. И это часто приносит им успех. Часть успеха связана просто с маской трикстера, но главная его часть связана с тем, что политик в этой роли берется атаковать уже зашатавшиеся или уже надоевшие нормы и институции. Ему требуется отвага трикстера и его готовность тысячу раз погибнуть. На интересе общества к таким персонажам в значительной мере держалась популярность героев вроде Махно или Котовского, сомнительных с точки зрения любой «настоящей» власти.

Новейшим примером является, конечно, Пригожин. Взявши на себя роль шута и демона разом, он, как положено шуту, резал правду. Он договорился в своих эфирах до того, что среди военных публично не решался сказать никто. Понимал ли он, что, берясь за эту роль, он обречен?

Жириновский, сколь бы ни было сомнительным его появление в нашей политической истории, должность трикстера справлял с успехом много лет. Успехом надо считать не только устойчивость его рейтинга на протяжении столь долгого срока. Главный успех — он научил российскую политэлиту трикстерским приемам. Показное бесстыдство, готовность прилюдно, публично сказать или сделать то, что публичной фигуре делать нельзя, было подхвачено как прием несколькими депутатами, оно более чем успешно эксплуатируется несколькими телеведущими.

Публика аплодирует трикстеру, принимает, кажется, его шутки, глумление над чем-то до того священным и неприкасаемым (ср. поношение Жириновским коммунистов, КПСС и т.п.). Но посмеяться «над» не означает отказаться «от».

Крайне интересен вопрос о трикстерстве и центральной власти. Идея, что шут становится королем, присутствует в фольклоре. Но как в жизни: это возможно? Возможно, но лишь на краткий миг и лишь в чрезвычайных обстоятельствах карнавала. Или революции. Или коллективного безумия. Известно, что в 1993 году, реагируя на результаты голосования, Ю. Карякин от имени тех, кому дороги праведники Солженицын и Сахаров, заявил стране, проголосовавшей в испугавших их количествах за партию Жириновского: «Россия, одумайся, ты одурела!»

Это скандальное голосование анализировал тогда среди прочих и автор этих строк. Выяснилось, что многие россияне голосовали «по приколу», делая свое собственное голосование трикстерским поступком. Но, заметим здесь, никто не подозревает, что у нас с таким мотивом могут голосовать за Главного кандидата. Шут по-настоящему не может быть правителем.

А как же Зеленский? Да, В. Зеленский, комик, т.е. клоун по профессии, был избран в президенты, как приходилось слышать, в том числе людьми, голосовавшими не всерьез. (Мол, такое было время!) Но он сразу сбросил эту маску. А с началом СВО доказал всему миру, что он не шут и он не шутит.

Повторим, настоящий трикстер настоящим властителем не бывает. Властитель может пробовать его приемы, но тщетно. Не один раз приходилось отмечать, что попытки В. Путина демонстрировать типично трикстерские жесты и действия в виде полетов к небесам или ныряний в бездны публикой практически не воспринимались. Не царское это дело (см. сноску 2).

В сказанном о трикстере, надеется автор, читатель уже нашел те моменты, которые формировали образ Навального в массовом сознании.

В самом деле, он потому оказался не принят российской либеральной публикой, что она считала себя находящейся безусловно и всегда на стороне добра. Своих героев числила праведниками.

А у Навального была сомнительная, с их точки зрения, репутация. Он знался с националистами. Правда, потом он пошел к либеральному берегу самым решительным и прямым образом: не у кого-нибудь, а у Адама Михника брал уроки демократии.

Но записным «демократом» даже в российском урезанном смысле не стал. (Как не был и записным «националистом». Он был, как полагается по этой роли, и там и тут, или ни там ни тут.)

Что вело Навального? Что помогало брошенной им на ходу паре слов про «партию жуликов и воров» стать на годы политическим мемом на устах у всех, включая избирателей этой партии? Что позволяло ему лишь свистнуть, и вот поднялась та молодежь, которую все — кто с удручением, кто с облегчением — считали аполитичной? А она приняла его как своего, назвала Лёхой, Лёшкой…

Можно сказать про чутье, про талант истинного политика, прирожденного лидера. Но что он чуял? Что прозревал? Наш ответ таков. Его индивидуальные, действительно незаурядные способности позволяли ему заглянуть в глубины массового сознания. Там он увидел то, что и должен был увидеть — архетипы.

Трикстер — архетипическая фигура. Поняв, приняв эту роль, Навальный перестал ошибаться в своих главных публичных поступках. Роль его вела. Она стала его программой.

Надо только оговориться. В этой роли не сказано заранее, что есть добро и что есть зло. Этот выбор — выбор личности, выбор гражданина. Алексей его сделал. А вот как идти, прокладывая новые пути к добру, — эти наития ему подсказывала роль.

Специалисты не могут сказать, в чем состояла настоящая, истинная политическая программа и цель Навального. Те, кто говорил, что Навальный — главный конкурент Путина на выборах, думали, что он соберет много голосов, но сами сомневались в том, что российский избиратель в самом деле хочет видеть Навального главой своего государства или хочет на месте главы видеть такого человека, как Навальный.

В этом смысле, мы полагаем, он был противником, но не был соперником Путина, он не был его конкурентом, хотя бросал ему вызов. Более того, он бросал вызов тому типу власти, который установился у нас. И делал это двумя средствами: поднимая людей и опуская эту власть. Опуская ее разоблачениями и осмеяниями.

Трикстер вообще-то бессмертен. Точнее, он может многократно быть убиваем, но так или иначе возвращается. Навальный погиб (хотя не все верят в это) накануне выборов президента. Уже из этого многие делали вывод, что его смерть и выборы — события, связанные между собой. Мы знаем мнения о том, что «его бы всенародно поддержали», знаем мнения о том, что, стань он президентом, он сделался бы «вторым Путиным», знаем многие иные. Нам неизвестно, да и не нужно знать, метил ли Навальный в президенты. Он сделал больше: бросил вызов не президенту, а самой его власти.

Сделал тоже по-трикстерски, влегкую, со смехом. Но и заплатив жизнью, а потом — воскреснув. И заплатив еще раз. И пока не воскреснув.