Прошло почти три года после начала того, что уже получило название Пятой (антивоенной) волны российской эмиграции. Так же как и предыдущие волны последних ста с лишним лет — пост­революционной (1917–1924), военной (1941–1945), оттепельной (1965–1988), постсоветской (1989–2000) — этот эмиграционный поток имеет свои явные отличительные признаки.

При этом различные исследователи не очень понимают, откуда начинать ее считать. Некоторые склоняются к тому, чтобы присоединить ее к четвертой волне, считать нынешние отъезды лишь ее более активным продолжением. Иные считают точкой ее отсчета 2014 год, когда страну покинули те, кто был несогласен с присоединением Крыма (и, видимо, догадывались о том, куда дело пойдет дальше). Но большинство все же сходится на том, что резкий всплеск отъездов практически с самого 24 февраля 2022 года представляет собой отдельную, новую страницу в эмиграционной истории России.

Наверное, это правильно, поскольку и по объему эмиграция последних двух лет выглядит весьма значительной (по различным источникам, страну за это время покинуло от 400 тысяч до 1,3 миллиона человек), да и качественные характеристики причин, чтобы покинуть родную страну в последнее время, четко просматриваются. Существенно отличаясь от предыдущих периодов, что уже описывается исследователями.

К слову, об исследователях. То, что надо бы повнимательнее присмотреться к тому, что происходит с новой эмиграцией, и к эмиграционным настроениям в стране в целом, в уходящем 2024 году почувствовали многие исследовательские центры, проведшие опросы об отношении россиян к возможности отъезда и сопутствующих этой теме настроениях. ВЦИОМ сделал это коротко, «Левада-центр»* более глубоко. Результаты ответа на основной вопрос «Хотите ли вы уехать из России на постоянное место жительства?» получились у них следующими.

И это уже интересно: хотелось бы понять, какими методическими особенностями проведения опросов или чем-то иным объясняется эта почти двукратная разница, ведь в переложении на население страны речь может идти о миллионах пожелавших уехать. При этом стоит отметить, что количество тех, кто рассматривает эмиграцию как жизненный план, существенно снизилось с февраля 2022 года, когда положительно на этот вопрос отвечали 19%. Что произошло? Осуществили свои планы или передумали?

Не менее любопытны и другие части проведенных опросов. Так, по ВЦИОМу, по сравнению с 2021 годом существенно (с 42 до 63%) выросло количество тех, кто считает, что жить надо там, где ты вырос и получил образование. Может ли быть так, что такое резкое изменение объясняется тем, что те, кто считает, что жить надо не там, где выпало родиться, а там, где тебе спокойнее и по разным параметрам комфортнее, уже уехали из страны и больше не попадают в опросы?

Еще одна интересная деталь: иллюстрируя новые данные, ВЦИОМ среди прочего приводит результаты своего прошлогоднего мартовского исследования, которое показало, что подавляющее большинство россиян не хочет, чтобы их дети и внуки жили за границей (83%), работали там (70%) или получили зарубежное образование (71%). А вот участники опроса «Левады» в этом марте указывают как главную причину своей готовности к отъезду из страны именно «желание обеспечить детям достойное будущее за рубежом» (43%), и это самый популярный вариант ответа. Как будто бы две разных России отвечают о возможном будущем своих детей.

Вторым по частоте ответом на вопрос о возможных причинах эмиграции респонденты исследования «Левада-центра» называют «политическую ситуацию в стране» (36%).

Но если к этому добавить тех, кто выбрал ответ «опасаюсь мобилизации на СВО для себя лично и за родных и близких» (16%), — что, как представляется, вполне себе «политическая» причина, — то совокупно именно то, как обстоят и развиваются дела в стране, становится самой распространенной причиной для возможного отъезда. И вообще, политического довольно много в отношении к эмиграции и эмигрировавшим. Чего только стоят ответы на вопрос «Кто чаще всего сейчас уезжает из страны»: предатели и изменники Родины (43%), те, кто не верит в будущее России (40%), те, кто боится мобилизации (33%), и, чуть отставая от желающих добиться в жизни большего (22%), те, кто боится политических репрессий (17%). Отвечавшие в возрастных категориях 18–24 и 25–39 лет среди эмигрирующих еще выделили категорию тех, кто страдает в России от различных форм дискриминации (19% и 20% соответственно). И это все вместе довольно точно, пожалуй, отражает портрет этой самой нашей Пятой волны эмиграции (2022–2024 и далее), у которой есть весьма определенные свойства и динамика развития.

Не сколько, а кто

Что сразу бросается в глаза — сегодня практически никто не может точно сказать, сколько людей уехало из России именно навсегда, именно эмигрировало. Цифры колеблются драматически: так, в публикации BBC указывалось число уехавших до 1,3 миллиона человек, согласно источникам российского Forbes, только после начала мобилизации из страны выехало от 600 тысяч до 1 миллиона человек, а Росстат показывает, что за первые шесть месяцев 2022 года страну покинуло всего чуть больше 96 тысяч человек. По многим другим оценкам, число уехавших колеблется, и данные разных исследователей существенно отличаются друг от друга, но в сухом остатке можно утверждать, что уехало много, а сколько точно, сказать пока невозможно. Но что точно можно сказать, так это то, что в любом случае число это — колеблющееся, как колеблющейся, по сути, является вся окружающая нас в последние времена отечественная реальность: согласно публикации Financial Times, около 15% уехав­ших возвращались в Россию либо на короткий период, либо надолго, а по данным других исследований, некоторые из уехавших продолжают ездить туда-сюда.

Причины для этого понятны. Некоторые из уехавших решили, что все улеглось и не все так страшно, в России нынешней вполне можно жить — да, есть и такие. Другие же уехали стремительно, не успев уладить все свои дела, и теперь вынуждены метаться и наверстывать. И четко выделяется отдельная значимая группа уехавших и мечущихся: те, у кого в России остались родители или иные пожилые близкие родственники, которые не хотят или не могут уехать. Это нам четко сигнализирует о важной характеристике эмигрантов Пятой волны: из России уехал средний класс среднего возраста. Плюс активная молодежь и молодые мужчины. Опросы и исследования это подтверждают:

Уехали предприниматели и врачи, инженеры и учителя, бухгалтеры и профессора, юристы и художники: для многих из них, за исключением, пожалуй, айтишников, найти работу по специальности за рубежом сильно непросто, но они находят способы, учат языки, связываются между собой и выстраивают сети взаимопомощи. И тут им здорово помогает то, что среди уехавших много активистов, журналистов и сотрудников некоммерческих организаций. Эти в основном те, что не хотели уезжать, но довольно быстро попали под каток репрессий и ограничений, а то и уголовного преследования, и, зачастую вынужденно, поехали целыми редакциями и организациями. Теперь же активисты и энкаошники помимо своей основной деятельности помогают уехавшим, а журналисты, осев и воссоздав или создав с нуля новые цифровые издания, помогают и эмигрантам, и оставшимся в России не выпадать из контекста и повестки дня.

Не за чем-то, а от чего

Это вторая очевидная характеристика новой волны российской эмиграции: она в значительной степени связана эмоционально с Россией, тоскует по Родине — не по государству, а по стране, по тому месту, где корни. Во многом это объясняется тем, что у многих отъезд произошел внезапно, одномоментно и во многом вынужденно, без подготовки и обдумывания, что дальше и что остается позади. У многих, как уже говорилось, в России остались семьи, родные, по тем или иным причинам не способные или не захотевшие уехать. Самые тяжелые эмоционально и логистически ситуации у тех, кто оставил в России пожилых и часто не сильно здоровых родителей. Но все равно не мог не уехать: либо слишком велики были риски, либо такие риски могли в любой момент появиться в силу невозможности не проявлять личную гражданскую позицию.

Но свобода и возможность думать и говорить открыто, ничего не опасаясь, стоит того. Они говорят о своем настоящем и будущем, о происходящем на Родине не только спокойно и откровенно, но зачастую настолько откровенно, что это не может быть полностью опубликовано в России, и они это понимают.

Среди уехавших есть немало тех, кто полностью разорвал свою связь с Россией или находится в процессе такого разрыва, вплоть до отказа от гражданства, и больше не смотрит в ту сторону: они считают, что ничего хорошего в стране в обозримом будущем не произойдет и ничего не поменяется, поэтому не стоит и думать о ней. Они учат язык страны пребывания, укореняются и не планируют возвращения. Но среди них есть и те, кому было важно подчеркнуть, что даже в своем отъезде они хотели бы делать что-то для лучшего будущего России. Беда в том, что они пока не придумали и не видят, каким образом сделать это на практике, кроме как пошуметь в социальных сетях.

Не похороны, а трудная жизнь после

Одной из первых, кто начал исследовать последнюю волну российской эмиграции, стала социолог Любовь Борусяк, проведшая за эти два года сотни интервью с уехавшими и оставшимися и опубликовавшая по результатам несколько статей. В одной из них она так описывает ощущения об отъезде одной из своих респонденток, которая уехала, а потом возвращалась, чтобы завершить оставшиеся дома дела: «Катастрофически тяжело тем, для кого отрыв от родной страны был мучителен: в основном это не самые молодые люди. Одна из респонденток сказала, что это как вторые похороны. Ты уехал, разорвал связь с городом, со страной, как бы похоронил свое прошлое, а потом ты возвращаешься, и все это как будто вернулось на короткий срок, но снова надо расставаться, и вторые похороны еще тяжелее». Действительно, очень многие из уехавших отмечают, что и в первое время, и сейчас было тяжело не столько с материальной, физической стороной отъезда (многое делалось бегом, на драйве, автоматически), сколько эмоционально: и покидать дом, возможно, навсегда, и прыгать во многом в никуда — банально страшно. Этот страх не выветривается, он лишь истончается, но у многих так и остается фоном в жизни, особенно у тех, кто не до конца устроился и освоился на новом месте. Прошло почти три года, и, с одной стороны, какие-то трудности разрешились, но с другой — проявились новые сложности и новые вызовы как эмоционального, так и логистического порядка.

У значительной части уехавших была зыбкая иллюзия, что все так или иначе относительно скоро закончится и станет более понятно, что и как делать дальше. Да, стало понятнее, но только в том плане, что теперь

Действительно, многие, особенно молодые люди, не очень понимали, что дальше, и не строили длительных планов, предполагая, что можно перетерпеть сложности, связанные с отъездом, а потом как-то все наладится либо там, либо тут. Увы, но в большинстве стран Запада по-прежнему россиян не очень ждут, и попасть туда на постоянное место жительства, на учебу или работу для многих более чем затруднительно — как по причинам финансовым, так и из-за сложности получения разрешительных документов. Поэтому многие остались и планируют остаться там, куда они приехали изначально, а движение в большой мир пока откладывается на не­определенный срок.

Если суммировать все, что можно почерпнуть из публикаций о нынешних эмигрантах и из разговоров с ними, то их можно разделить на три группы: самая маленькая, процентов в 10–15, состоит из тех, кто благополучно осел, почти укоренился, получил документы, открыл счета и работает или учится, уверенно глядя в будущее. Вторая группа, где-то вполовину от всех уехавших, находится и материально, и эмоционально в той стадии, что называется «принятия»: именно они говорят чаще всего, что пора не выживать, а жить, что именно сейчас они это окончательно осознали. Многие отмечают, что они и раньше храбрились, и всем говорили, что у них все ок, но в глубине души окончательного понимания, что теперь они точно и с высокой долей вероятности навсегда уехали, у них не было. В этой стадии они начинают принимать окончательные решения о том, где осесть и где работать. Тут они сталкиваются со множеством сложностей, но, как упорные храбрые муравьи, поддерживая друг друга, стараются их преодолевать. Если что-то отдельно особенно и восхищает сейчас в этой новой эмиграции, так это их сети взаимопомощи: насколько атомизировано и индивидуализировано российское общество, оставшееся дома, настолько спаяно и по-хорошему коллективно сообщество недавно уехавших.

Чаще всего это люди более возрастные, без подходящей случаю финансовой подушки безопасности, зачастую с теми профессиями, с которыми крайне трудно за рубежом найти либо хорошо оплачиваемую работу, позволяющую оплачивать аренду жилья, либо работу по специальности в принципе. У них часто проблемы с социальной и языковой адаптацией, да и в целом с адаптацией к новой реальности. Именно эти люди чаще других принимают решение вернуться обратно в Россию, просто не найдя возможности справиться с трудностями жизни в чужой стране. И они пополняют ряды четвертой группы, о которой нельзя не сказать.

Это оставшиеся в стране, но ушедшие из-за глубочайшего несогласия со всем, что творится в стране, и с тем, что эта страна творит вне своих пределов, в глубокую внутреннюю эмиграцию россияне. Их совсем не так мало, как кто-то пытается представить, говоря, что в России все поддерживают власть и ее действия внутри и вовне. По самым разным опросам и исследованиям, таких людей в стране от 16 до 25%, а значит, речь идет о миллионах и миллионах россиян. Их не видно, не слышно на поверхности текущей повестки дня, они стараются, что называется, «не отсвечивать», поскольку на каждое такое отсвечивание власти соорудили бесконечное количество репрессивных правовых удавок. Но они есть, и они тоже сложно подстраиваются под новый для большинства из них формат жизни молчком. Люди постарше помнят нечто подобное по жизни в Советском Союзе, с ее кухонными разговорами о важном. Теперь новые поколения учатся тому же. Учатся сложно и очень часто с отчетливым критическим отношением к самим себе, вслух или в мыслях обвиняя себя в том, что у них нет либо сил, либо возможностей, либо еще чего-то ни для того, чтобы сделать что-то большее, ни для того, чтобы уехать. Они по многим параметрам многочисленных опросов на сто процентов совпадают по ответам об отношении к различным аспектам жизни с уехавшими, но физически находятся по-прежнему дома. Но этот дом теперь наполнен серым холодным воздухом страха и неизвестности, в этом доме они не видят светлого будущего, как могут длят настоящее, ностальгируя чаще обычного по прошлому.

Под конец 2024 года мы обнаруживаем себя в такой реальности, когда многим людям дома, в России, страшнее, чем в пугающей неизвестностью и неустроенностью эмиграции. Это дикая ситуация, к которой люди не готовились, которой не заслужили и которая с ними приключилась только потому, что они думают и чувствуют иначе. Сложившаяся ситуация такова, что Россия теперь живет на много домов, и то, как она проживет этот текущий период, какими выйдем из него все мы — и уехавшие, и оставшиеся — во многом зависит ее будущее.

* Признан Минюстом РФ «иноагентом».